— Или гинеколог? — продолжила опрос мама, и, когда я представила, как Адриан проводит мне гинекологический осмотр, мое лицо стало одного цвета с платьем.

— Надеюсь, она здорова? — никак не успокаивалась мама. — В последнее время она немного… подустала… О нет, вы же не психотерапевт? — В этот момент я покраснела бы еще больше, но физически это было невозможно.

— Я не врач. У меня докторская степень по истории искусств, — смущенно пояснил Адриан. — К сожалению.

— О, как интересно! — воскликнула мама. — У моей второй младшенькой Тигелулу докторская степень по германистике. И она ведет курс преддипломной подготовки. А скажите, пожалуйста, откуда вы знаете Рилуге?

— Э-э… кого, простите? — удивился Адриан.

— Она меня имеет в виду, — поспешно объяснила я, при этом щеки у меня пылали, а в мозгу билась только одна отчетливая мысль: не говори! не говори! не говори!

— О, мы познакомились… в музее, — видимо, угадав мои мысли, начал сочинять Адриан.

Я отвела взгляд.

— В музее? — удивленно повторила мама. — А, нуда, конечно, вы же историк искусства… Но что Лугерри делала в музее?

— Э-э… кто, простите?

— Она имеет в виду меня, — в отчаянии проговорила я.

— О, Герри пришла в музей с, так сказать, исследовательскими целями, — продолжил Адриан.

Я отрицательно замахала рукой у себя перед носом.

— Для своего исторического романа, — добавил Адриан.

— Ах, вот как! — Мама ухватила меня за локоть так, словно собиралась арестовать. — Очень приятно было с вами познакомиться. К сожалению, сейчас нам нужно идти. Моя сестра очень много значения придает пунктуальности. А Герри еще предстоит на входе сфотографироваться для гостевой книги. И именно в этом платье. Я так и знала, что ты обязательно постараешься меня опозорить. И что я тебе только такого сделала, что ты никогда не хочешь меня слушать? Ну что это за помада? Ты что, красный сигнал светофора или молоденькая девушка?

— Красный сигнал светофора, мама.

Она потащила меня вверх по лестнице, но я успела бросить взгляд через плечо на Адриана. Он улыбнулся и поднял руки со сжатыми кулаками. Боже, ну как же мило он выглядит с этой сумасшедшей прической!

— Может быть, увидимся позже! После вальса с двоюродным дедушкой Августом, — бросила я.

— Да, — ответил Адриан. — Я точно буду время от времени выходить глотнуть свежего воздуха.

— Приятный мужчина, — заметила мама — Женат?

— Нет.

— Нетрадиционной ориентации?

— Тоже нет.

— Ну, вот видишь, — сказала мама, — надо чаще ходить в музеи.

Время до начала банкета тянулось бесконечно долго, будто жвачка. Особенно невыносимо стало после того, как я нашла место с карточкой, на которой было написано мое имя, — место это оказалось между двоюродным дедушкой Августом и двоюродным дедушкой Генрихом, и оба они попеременно щипали меня то за щеку, то за талию, то за бедро. Двоюродный дедушка Август хотел меня ущипнуть и за другое место, но, как только он попытался это сделать, я довольно сильно ударила его по руке столовой ложкой.

— Ай! — вскрикнул он. — С нами, стариками, вы спокойно можете немного подурачиться!

— В следующий раз я возьму вилку, — предупредила я.

Напротив меня сидели Тина с Франком, Хизолой, Хабакуком и Арсениусом. На Тине был такой же брючный костюм, как и на Лулу, только светло-коричневый.

— Есть, есть, хотим есть! — завопили Хабакук и Арсениус, стуча вилками по столу. Незадолго до этого я подарила им по айподу — конечно, с педагогической точки зрения это было не очень правильно, но деньги у меня сейчас водились, а они все правильно написали в своем послании. От изумления они как минимум еще четверть часа вели себя хорошо. Я оценила, что они не спросили про ноутбук или телевизор.

Но теперь они снова стали такими же, как обычно.

— У меня такое ощущение, что мы ужинаем с какими-то дикими туземцами, — произнесла двоюродная бабушка Адельхайд, которая сидела через два места от меня. — В наше время дети совсем не умеют себя вести. Когда мы были маленькими, нас били розгами, если мы не сидели тихо.

Это замечание очень заинтересовало Арсениуса и Хабакука. Они попросили бабушку Адельхайд рассказать поподробнее, и та поведала, как однажды учитель ударил ее так, что у нее кровь по ногам текла. Арсениус и Хабакук были в полном восторге.

— И когда же это было? — спросила двоюродная бабушка Элсбет (по крайней мере, я думаю, что это была Элсбет) с другого конца стола.

— Хм, в тысяча девятьсот… Хотя, может быть, я это тоже видела в каком-то фильме, — задумалась двоюродная бабушка Адельхайд.

— Красивое платье, — подметила Тина. — Тебе очень идет. Ты похудела, да?

— Может быть, немного.

— Я бы тоже предпочла платье, — жалобно сказала Тина. — Но мама настояла на этом брючном костюме…

— Он выглядит очень даже неплохо, — пыталась поддержать я сестру.

— Жалко только, что он цвета какашки, — добавил Хабакук, а Арсениус ту же завопил:

— Цвета поноса! Мама наложила в штаны! Мама наложила в штаны!

Дедушка Август вытащил какой-то листок из кармана.

— Мои стихи. Я без очков не вижу. Прочитай мне их, пожалуйста, моя дорогая внучатая племянница, — обратился ко мне дедушка.

— «Слушай, кто-то там идет, холла хи, холла хо, — прочитала я. — Наверное, это мой милок, холла хи-ха-хо». Дедушка Август, это оригинальный текст песни, ты должен сочинить свой.

— Да-да, — согласился тот. — Но мне как-то ничего в голову не пришло.

Мой сотовый в сумке заиграл симфонию «Юпитер»[36].

— Теперь этот зануда мне совсем не даст выступить, — запричитал двоюродный дедушка Густав. — А я так люблю петь. Это несправедливо. Я знаю столько прекрасных песен и пою просто великолепно. Женщины штабелями укладывались к моим ногам, когда я пел.

— Откуда эта прекрасная музыка? — поинтересовалась двоюродная бабушка Адельхайд.

— Из сумки Герри, — пояснила Тина. — Герри! Мы должны отключить сотовые.

Я вынула телефон из сумочки.

— Да, — прошептала я в трубку.

— Привет, милая. Чем занимаешься? — как ни в чем не бывало, спросил Оле.

— Он хочет оставить меня за бортом! Боится, что я привлеку к себе все внимание своим выступлением, — жаловался двоюродный дедушка Густав. — С этой его дурацкой игрой на пианино!

— Оле, сейчас неподходящий момент. Я на серебряной свадьбе в «Лексингтоне», о которой я тебе рассказывала, и сотовые здесь под строжайшим запретом, — прошептала я.

— В «Лексингтоне»? Ты уже видела Миа?

— Нет, пока еще нет, — ответила я. — Но у меня с собой перцовый баллончик на всякий случай.

— И как это сумка может играть такую красивую музыку? — удивлялась двоюродная бабушка Адельхайд. — Я тоже такую хочу, Генрих. Спроси у Герри, где они продаются.

— Чарли сказала, что ты подписала договор аренды на новую квартиру, это правда? — спросил Оле.

— Да, все верно. Это отличная квартира в южной части города. А я тебе разве не рассказывала об этом? Вчера я получила ключи.

— Нет, мне ты не рассказывала, — ответил Оле. — Видимо, ты забыла. Тебе не кажется это немного странным?

— Что именно?

— Ну, что все знают о твоем переезде, а я, твой друг, не знаю.

— Оле, ты не мой друг — ну, то есть, конечно, ты мой друг, но не в этом смысле…

— А зачем тебе вообще нужна новая квартира? Ты можешь переехать ко мне — хоть сейчас!

— Спасибо за предложение. Но — нет, спасибо.

— Герри, все эти игры, чтобы потянуть время, тебя недостойны, — произнес Оле.

— Оле, это никакие не игры!

— Ты уже несколько недель держишь меня на расстоянии. Если это не игра, то что?

— Горькая правда, — сказала я, но Оле не засмеялся.

— Я хочу получить четкий ответ. Только это меня устроит. Ты любишь меня или не любишь? Ты хочешь быть со мной или нет?

— Конечно, я очень, очень тебя люблю, Оле, но я…

— Герри! Убери эту штуку, тетя Алекса идет! — прошипела Тина.

— Э-э… знаешь… я сейчас не могу говорить… — прошептала я, спрятавшись за двоюродным дедушкой Генрихом.

— Да или нет? — продолжал настаивать Оле. — Тебе нужно просто сказать, да или нет. Это не так уж сложно.

— А какой был вопрос?

— Герри, не перегибай палку!

— Пожалуйста, Оле, я…

— Ты хочешь быть со мной? Да или нет.

— Что такое? Здесь кто-то не выключил сотовый? — услышала я грозный голос тети Алексы.

— Оле…

— Сумка Герри может играть музыку, — сообщила двоюродная бабушка Адельхайд.

— Да или нет? — спросил Оле.

— В данный момент, скорее, нет. Извини. Не люблю, когда мне к виску приставляют пистолет.

— Понятно, — протянул Оле. — Значит, ты хочешь и дальше играть в прятки.

— Ты хочешь получить ответ… — начала я, но Оле уже положил трубку. Я зашвырнула сотовый в сумку как раз вовремя, за секунду до того, как меня обнаружила тетя Алекса.

— Чтобы больше из твоей сумки я ни звука не слышала.

— Яблоко от яблони, — плаксиво заметил двоюродный дедушка Август. — Ее сын от меня тоже ни звука слышать не хочет. С нами, стариками, нельзя так обращаться.

— Хочешь, мы за тебя сочиним стихи, дедушка Август? — предложил Арсениус. — Мы с Хабакуком здорово умеем рифмовать. Вот послушай. Если бы у меня тоже была гангрена, холла хи, холла хо, не избежать мне твоей красоты плена, холла хи-ха-хо.

— И еще что-нибудь со словом «какашка», — предложил Хабакук.

— Неплохо, — произнес дедушка Август. — Вот только у меня нет гангрены. Попробуйте найти слово, которое рифмуется с искусственным мочеиспускательным каналом.

После такого предложения Арсениус с Хаба- куком надолго прикусили языки.