Лотта, милая, ты сегодня сногсшибательно выглядишь! Этот свитер тебе очень идет. Никогда и не подозревал, что ты такая красотка… Не хочешь прокатиться со мной до «Макдональдса» и съесть пару бургеров?

И мороженое… — собираюсь было добавить я с самой идиотской улыбкой на лице, когда вдруг понимаю, что все это лишь плод моего воображения, а Юлиан произносит следующее:

Тебя ведь, кажется, Шарлоттой зовут, не так ли? У тебя милая челка… э, всегда удивляюсь, как тебе удается ее так уложить… э…

Что, милая челка?! Он это взаправду: челка, которую я ненавижу всеми фибрами своей души, кажется милой самому Юлиану Рупперту?!

Вообщем я хотел сказать… э… ты очень бы меня выручила, если бы сделала для меня кое-что…

Я?!?! — от неожиданности у меня напрочь закоротило все отдела разумного восприятия действительности.

Ты, — улыбается он мне своей фирменной улыбкой, и я понимаю, что сделаю для него ВСЕ. Это чистой воды гипноз, а не улыбка!

На заднем плане мельтешат расплывчатые лица двух-трех красоток нашего универа, которые тихонько похихикивают и переговариваются заговорническим полушепотом, но я ничего этого практически не воспринимаю…

Что я могу для тебя сделать? — интересуюсь я враз осипшим голосом. Вот сейчас он попросит написать за себя какой-нибудь зачетный реферат или другую какую работу, из-за которой я не буду спать ночами, а потом и вовсе провалю свой собственный экзамен, но все это не имеет значение, если сам Юлиан Рупперт знает мое имя и даже счел необходимым похвалить мою челку.

Дура! Дура! Дура! Влюбленная дура. Таких надо топить в глубоком синем море, чтобы не позорить род человеческий…

У меня сегодня важный футбольный матч, Лотти, — от интимности его тихого голоса у меня, кажется, трясутся коленки, — и я непременно должен быть на поле, как ты понимаешь, а тут такая незадача: отец срочно уехал в командировку и строго-настрого наказал мне присмотреть за моим младшим братцем, которого ну никак нельзя оставить одного… Как думаешь, могла бы ты мне как-то с этим подсобить?

Я пытаюсь работать головой и неуверенно выдаю:

Посидеть с твоим братом?

Бинго! — восклицает парень так громко, что я невольно отшатываюсь. — Так и знал, что ты самая умная девчонка на факультете. Давай смартфон, я забъю в него свой номер и потом скину тебе домашний адрес…

Словно на автопилоте я протягиваю ему свой старенький смартфон с трещиной по правому краю; «задний план» продолжает хихикать и перешептываться…А я «позор рода человеческого» и «самая умная девчонка факультета» продолжаю стоять дуб дубом и зачарованно пялиться на то, как пальцы парня моей мечты бегают по кнопкам моего сотового и вносят в него ЕГО собственный номер, а потом со словами «лови» кидают мне что-то прямо в руки. Надеюсь, не смартфон, я не очень сильна в спортивных играх! Нет, это дверной ключ.

Это от входной двери, — поясняет он на ходу, уже спеша прочь от меня… к своим красоткам на заднем плане. Хватает одну из них за руку и, обернувшись, с улыбкой добавляет:

И, смотри, не шали там особо. Иначе мне придется тебя отшлепать!

Я заливаюсь предательской краской и, пока мой онемевший язык возвращает себе способность к осознанной речи, вся эта хихикающая орда из десятисантиметровых каблуков и коротеньких платьев поспешно удаляется прочь под неумолчный хор хихикающих шепотков и веселого настроения.

Уж не надо мной ли они смеются?

Конечно, надо мной, понимаю я в тот же миг, как гинотическое воздействие улыбки Юлиана заканчивается вместе с его уходом. Нет, видел ли мир большую дуру, чем я? В этот момент мой смартфон тихонько тренькает и на экране высвечивается смс с адресом Юлиана… Так это не шутка? Я какое-то время тупо пялюсь на экран с адресом в одной руке и на ключ — в другой, пытаясь решить для себя — меня только что кинули, как лохушку, или все-таки облагодетельствовали? Все-таки не каждый день ты оказываешься допущенной в святое святых своего возлюбленного — в его дом. Это почти как свидание…

Ага, свидание, держи карман шире — это неистовствует мой внутренний здравый смысл, но я спешу заглушить его голос. Молчи, низвергатель воздушных замков!..

Сегодня я увижу дом Юлиана Рупперта и плевать я хотела на все доводы рассудка.


До района, в котором обитает мой — возлюбленный? мой идол? моя любовь? — мой новый друг (ведь мы же обменялись телефонами!) я доезжаю на автобусе за минут двадцать, а вот отыскать нужную улицу удается далеко не сразу, даже несмотря на навигатор, с которым я, если честно, всегда не очень-то ладила. Так уж вышло…

Сам район между тем весь такой благопристойный, застроенный красивыми привлекающими взгляд особнячками в современном постмодернистском стиле, и людей на улицах почти не наблюдается… Темнеет. Мои осенние полусапожки на тончайшей подошве отсыревают и неприятно холодят онемевшие ноги. Если я в скором времени не отыщу дом под номером семьдесят шесть, то точно взвою… громно и протяжно, по-волчьи, и все равно, что обо мне могут подумать. Зато хоть дорогу укажут!

К счастью, выть не приходится: аккуратный беленький заборчик и дверь вишневого дерева заставляют меня расплыться в блаженной улыбке. Нашла!

Я робко толкаю калитку, прислушиваясь, словно мышь-полевка в ожидании хищника, готового на нее наброситься; нет, я, конечно, доверяю Юлиану (наверное), но как-то не хочется становиться жертвой жестокого розыгрыша или ошибки, когда он вдруг забыл предупредить меня о своем псе-убийце самой жуткой породы.

Тишина. Кажется, мелко сеющий дождь собирается перейти в первый в этом году снежок…

Я вставляю ключ в замочную скважину, радостно отметив его совместимость с механизмом замка, и распахиваю дверь… Рывком. Дом встречает меня темной прихожей, пахнувшей мне в лицо теплым, сухим воздухом с запахом какого-то чистящего средства…

И где же ребенок, за которым я должна присмотреть?

Сколько ему вообще лет?

Как долго он уже сидит здесь в одиночестве?

Все эти вопросы всю дорогу хороводом кружатся у меня в голове: сам Юлиан не удосужился ровным счетом ничего мне объяснить, а от всей этой круговерти вопросов толку, надо признаться, маловато.

Халло, — окликаю я полумрак прихожей, все еще не решаясь затворить дверь, — есть тут кто-нибудь?

Прямо фильм ужасов какой-то! Сейчас из темноты выскочит монстр и сожрет меня вместе с моими промокшими сапогами и красным носом. Бедняга, не думаю, что мой вкус ему очень понравится! Но так и быть, я прикрываю дверь и нащупываю выключатель.

Кто ты такая? — раздающийся из темноты голос заставляет меня подскачить на месте. Кажется, я даже вскрикиваю, а потом прижимаю руку к отчаянно заклокотавшему сердцу.

Я Шарлотта Мейсер, подруга Юлиана, — отвечаю я несмело, — он прислал меня присмотреть за своим братом.

Слышится тихий смешок, а потом комнату озаряет яркий электрический свет.

Так Юлиан прислал тебя за мной присмотреть? — любопытствует тот же голос. — Забавно. И где же он сам?

У него важный футбольный матч. Думаю, сейчас он на поле…

Ну да, ну да, этого стоило ожидать, — снова смешок откуда-то со стороны, и голос, отмечаю я мысленно, не совсем уж детский. Что происходит?

Я тебя не вижу. Где ты? — произношу я, разматывая свой бесконечный шарф, результат дедушкиного эксперимента со спицами. — Как-то неловко говорить в пустоту…

Я на кухне. Иди на мой голос…

И я иду… сначала пять шагов по коридору, а потом поворот направо и — вот она, современное чудо техники в бело-черном оформлении, а у стола мой голос, то бишь «младший братец» лет этак пятнадцати (совсем не ребенок!), но в инвалидном кресле.


Я остолбеневаю ровно на четверть секунды, а потом мой визави произносит:

— Александр Зельцер, но все зовут меня просто Алексом, так что и ты можешь не заморачиваться Александром… Это имя, если честно, меня и самого пугает: оно словно обязует меня пойти и завоевать полмира, а я, как видишь, особой подвижностью не отличаюсь, — и он, лихо крутанув колесо своей инвалидной коляски, подъезжает прямо ко мне. — Я рад, что ты не какая-нибудь там взломщица, иначе у меня закрылись нехорошие подозрения на этот счет: когда ты так опасливо толкнула нашу калитку, думал, придется бить тебя сковородкой и вызывать полицейский наряд. Я видел тебя в окно, — добавляет он в конце, протянув мне свою руку, и я в ступоре ее пожимаю, вернее это он жмет мою руку, а я тупо позволяю ему это делать. Кажется, меня накрыло волной его слов, как одеялом…

А ты хорошенькая, знаешь ли, — продолжает между тем этот невероятный парень, — и бить сковородкой первую же хорошенькую девушку, которая попала в этот дом за последнее время, было бы верхом неприличия, — он подмигивает мне. — Извини, если я тебя смущаю, но я, правда, не ожидал, что вместо смазливого личика своего брата увижу сегодня Шарлотту Мейсер (я правильно запомнил?), которая, кажется, совсем не меня ожидала увидеть и теперь стоит в полном раздрае, не зная чего же ей делать… Садись для начала.

Алекс пододвигает ко мне стул и слегка подталкивает меня к нему. Я сажусь.

Ты так и будешь молчать или, может, прервешь наконец мой затянувшийся монолог…

Ну я и говорю первое, что приходит мне в голову:

Не думаю, что ты очень-то нуждаешься в моем присмотре.

Брат моего друга снова начинает негромко посмеиваться.

В этом ты, конечно, права, Шарлотта Мейсер, плакать в одиночестве я не стану, но любому обществу буду рад, особенно такому приятному, как твое.

Уверен, что мое общество тебе так уж приятно? — интересуюсь я робко. Все-таки ситуация вышла странная: я собиралась присмотреть за ребенком, а тут подросток… инвалид… и я вся такая смущенная. Никогда не общалась с людьми-инвалидами: да, я их жалела и, да, спешила отвести взгляд, когда видела таких на улице, потому что считала, что своим нездоровым любопытством могу только оскорбить их.