— А я-то тут причем? Зачем ты мне всё это сейчас рассказываешь?

— Нехорошо, наверное, поступаю. Ведь я обещала ей хранить секрет. И даже несколько дней старалась держать это в себе. Но не получается — распирает прям! Ведь ты тоже оказалась замешана. И всё это — моя вина. Или заслуга?

— Вина? Заслуга? Что ты несешь?

— Так это же ты — та девушка, которую он любит. И это же я напоила вас тем вином. Вот он и втюрился в тебя без памяти. И ты в него, Вика, тоже втюрилась, хотя почему-то и отрицаешь этот факт. Но Беседина мне глаза открыла. И теперь я внимательнее присмотрелась к вам во время репетиций — как вы смотрите друг на друга, как он тебя обнимает… да, всё так и есть.

Обнимает! Она издевается, да? То были самые ужасные, мучительные моменты репетиций! Мне казалось, что каждое его прикосновение — даже сквозь одежду — прожигает меня насквозь, и это было совершенно невыносимо! Я благодарила небеса лишь об одном — что целоваться нас хотя бы не заставляли.

— Слушай меня внимательно, Мария, объясняю в последний раз, — дрожащим от негодования голосом сказала я. — Ничего такого нет и быть не может! Это — чушь! И та история с вином тоже — полная чушь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Но он всё-таки выпил его? Выпил?

— О боже мой! Да я не знаю! И какая разница? Зато я хорошо знаю другое…

Я уже собиралась проговориться и рассказать про девушку Морозова, но Маша меня перебила:

— А вот мы сейчас и выясним!

Она забежала назад, в актовый зал, и кинулась к Морозову:

— Денис Сергеевич, вы пили вино?

Он сидел в кресле и читал какую-то книгу, а после Машкиных слов стал оглядываться по сторонам, словно искал вино, о котором его спрашивали.

— Что? Какое вино?

— Ну — тогда… на Викином дне рождения.

— Аааа, ты об этом, — протянул он. — Нет, не пил.

— Да вы просто забыли, наверное!

— Нет, Мария, я всё прекрасно помню, — он почему-то усмехнулся и посмотрел на меня. — Я не пил, точно. Любовь Константиновна ту бутылку с собой прихватила. А что такое? Почему вы сейчас об этом спрашиваете!

— Нет, ничего, — Мария поджала губы и отошла в сторону.

Морозов удивленно пожал плечами, положил книгу на кресло и вышел в коридор.

— Ну что? — победоносно спросила я. — Шах и мат? Твоя теория полетела к чертям?

— И всё-таки что-то между вами происходит, происходит! — она топнула ногой, как обиженный ребенок.

Ну что за человек — лишь бы настоять на своем!

Тем временем Мария вдруг бросила взгляд на кресло — оказывается, Морозов читал сборник переводов «Тристана и Изольды».

— Ну-ка, поглядим, что тут у нас? — в книгу был вложен карандаш, Машка раскрыла текст на этой «закладке» и воскликнула:

— О, вы только посмотрите, что подчеркнуто! «Изольда любила его. Она хотела его ненавидеть: разве он не пренебрег ею оскорбительным образом? Она хотела его ненавидеть, но не могла, ибо сердце ее было охвачено тем нежным чувством, которое острее ненависти». Интересно, что всё это означает? — Маша посмотрела на меня своим хитрым лисьим взглядом.

Я выхватила книгу — удостовериться, что лиса меня не обманывает. Действительно, были подчеркнуты именно эти предложения. Я привыкла бережно относиться к книгам, но эту — чуть не разорвала на части, как тот лист с сонетом.

И правда — что это означает, Денис Сергеевич?

После того, как мы закончили с переводами, я старалась не общаться с этим человеком, хотя меня не покидало ощущение — он за мной наблюдает. И что он в результате там себе навоображал? Я почувствовала, что вот-вот взорвусь.

Выскочив в коридор, я догнала Дениса Сергеевича и сунула ему под нос разворот с «обличительными» фразами.

— Это что такое?

— Это? Книга, разумеется.

— Очень остроумно! Я спрашиваю — что за дурацкие намеки?

— Какие еще намеки?

— Зачем вы подчеркнули эти предложения? Сначала мне тот сонет подсунули, а теперь…

— Может я тогда уже вообще во всех смертных грехах виноват? — прищурился он. — Вика, это — не моя книга. Она уже лежала там, когда я пришел. И я ничего в ней не подчеркивал.

— Зачем вы…

Я хотела спросить «зачем вы мне врете», но не успела, поскольку услышала голос за спиной:

— Это — моё. Дай сюда.

Повернувшись, я увидела Ольгу Беседину. Которая смотрела на меня с очень недовольным видом. Это правда ее книга и Морозов тут ни при чем? Вот же черт!

Но всё-таки я состроила недовольную гримасу в ответ. Вы только посмотрите — смотрит на меня, как на врага! Считает, что я ей жизнь испортила! А на самом деле — как раз наоборот. Не вешайся она тогда на Морозова, не затащи его на кафедру в тот вечер — жила бы я до сих пор тихо-спокойно, горя не знала. Ну, может, и не совсем спокойно бы жила, но менять место жительства уж точно бы не пришлось. А теперь она еще и разбрасывает глупые книги в самых неподходящих местах!

От досады на Беседину и на себя — за то, что в очередной раз повела себя как дура, я закусила нижнюю губу, сунула Ольге ее дребедень и вернулась в актовый зал.

Боже мой, ну почему я вляпываюсь то в одну глупую историю, то в другую? Неужели Морозов был прав и я слишком импульсивна? Устроила скандал на пустом месте.

Однако в тот момент я твердо решила — до самого увольнения буду вести себя спокойно и безмятежно, что бы ни случилось. Пусть Маша мелет свою чушь, пусть Морозов насмехается и думает обо мне что угодно — ничто больше не сокрушит мой душевный покой.

Но давать себе обещания гораздо проще, чем их выполнять. Ибо уже в этот же вечер произошла новая неприятная история, — которая еще больше вывела меня из равновесия.

ГЛАВА 25. САМАЯ ПОПУЛЯРНАЯ ДЕВУШКА В УНИВЕРЕ

После перерыва репетиция продолжилась и длилась еще около часа. В конце режиссер — мучитель! — попросил нас Морозовым повторить очередную любовную сцену. Не успели мы ее закончить, как я услышала несколько подозрительных щелчков, краем глаза уловила вспышки, вздрогнула от неприятного предчувствия, и, мигом отскочив от Дениса Сергеевича, развернулась в сторону зала.

Рядом со сценой стоял грузный парень с фотоаппаратом в руках.

Что за…

— Что за… — словно угадав мои мысли, завопил режиссер. Но потом, видимо вспомнив, что в присутствии Марии — а она сидела в этот момент в зале — он неприлично не выражается, быстро изменил постановку вопроса:

— Ты кто вообще такой? И какого черта сейчас делаешь?

— А… я… э-э… я с факультета журналистики… про приказу декана… для рекламы, — забормотал этот папарацци недоделанный и, попятившись в выходу, скрылся за дверью.

Для рекламы? Какой еще рекламы? Мне всё это совсем не понравилось. Кубарем скатившись со сцены, я бросилась за папарацци и догнала его в коридоре.

— Мальчик, милый мальчик, — вкрадчиво произнесла я, — сотри эти фотографии, пожалуйста.

— Не могу, — пробасил «милый мальчик», — извините, у меня — приказ декана.

Так, по-хорошему не получилось. В два прыжка я оказалась рядом с этим упертым типом, вцепилась в его фотоаппарат и заорала:

— Кому сказала — сотри всё немедленно!

— Да что вы такое творите, аппаратуру испортите! Знаете, сколько стоит? И не стану я ничего стирать! — парень попытался вырвать фотоаппарат, но не тут-то было — я вцепилась в него мертвой хваткой. Точнее, — в них — в парня и его «аппаратуру». И вдруг услышала голос за спиной:

— Вика, успокойся. Что ты делаешь?

Повернувшись, я увидела Морозова. И, конечно же, в этот момент упустила папарацци — тот моментально скрылся в неизвестном направлении.

— Ну, спасибо, Денис Сергеевич, удружили! Вместо того, чтобы помочь — что вы наделали? — я в отчаянии взмахнула руками. — Что теперь будет?

— Что будет? Да ничего не будет. Это — всего лишь постановка. И просто фото.

«Просто фото»? Если бы я знала, что меня ожидает после этого #простофото, то догнала б того парня, прибила и закопала бы где-нибудь на аллее между нашим факультетом и ЗАГСом. Вместе с Морозовым, который, убедив меня в том, что всё — сущий пустяк, заставил вернуться на репетицию.

Между тем, это оказалось не просто фото. А фото, на котором я была в объятиях Дениса Сергеевича. Папарацци, чтоб ему пусто было, поймал момент, когда мы — по какому-то ужасному стечению обстоятельств — действительно выглядели как влюбленная парочка. И так смотрели друг на друга… аааааа, кошмар… я вдруг поняла, почему Машкина фантазия в последнее время забурлила.

Конечно, на самом деле это была «просто игра», только пойди это теперь кому докажи!

Уже на следующий день злополучное фото появилось везде, где только можно — на сайте университета, на сайте факультета, в соцсетях и даже — со множеством огненных смайликов — в Инстаграме моей сестры! А я, между прочим, ничего не говорила ей о постановке и уж тем более — не собиралась приглашать на спектакль.

Теперь о покое можно было забыть.

Теперь все студентки универа прекращали разговоры, когда я проходила мимо, а потом что-то шептали мне вслед (не исключено, что проклятия).

Теперь в мою честь создавались обсуждения в чатах, городских и университетских пабликах: «Кто такая Виктория Горячева? Что связывает обычную лаборантку и самого завидного холостяка университета?»

«Обычная лаборантка»? Ну так и не трогайте меня, раз я обычная. Но нет — люди обсуждали всё: как я выгляжу, как одеваюсь, действительно ли Морозов на меня «запал» и если да, то почему. Точнее — они обсуждали всё, кроме моих научных достижений. Если я когда-нибудь и мечтала о славе, то уж точно не о такой позорной!