Это, без сомнения, он.

Но какого чёрта он делает у меня дома?

Приехал, чтобы пожурить меня за отсутствие интервью? Или уже понял, что ошибся, взяв меня в качестве журналиста на работу, и решил уволить?

Осторожно заглянула на кухню, увидев совершенно счастливую мамочку, улетающую за обе щёки эклер с заварным кремом. Её лицо неожиданно раскраснелось, а синие глаза ярко полыхали каким-то естественным счастьем, исходящим из самой глубины души.

Она подняла свой яркий взгляд и тотчас сглотнула слюну, наткнувшись на моё холодное, полное озабоченности лицо.

– Ванюшка пришла! Здравствуй, дорогая. Мы с Игорем Петровичем не услышали, как ты вошла.

– И это странно.

Процедила, делая шаг вперёд.

Мужчина повернулся на стуле и постарался изобразить на своём лице добродушное выражение, но от меня не укрылась некоторая озабоченность в его блекло-серых глазах.

Кажется, он что-то ищет в моём взгляде. Цепляется за него. Пытается прогнуть.

– Добрый вечер, Ванесса.

–Здравствуйте, Игорь Петрович. Вы по делу? Или просто в гости зашли, чаю попить?

Обвела рукой коробку с пирожными и пузатый заварочный чайник, от которого исходил приятный душистый аромат цитрусовых.

– И то, и другое.

– Да ты присаживайся, милая.

Мама вскочила на ноги и схватила чайник. В её движениях чувствовалась какая-то небывалая лёгкость, порхание бабочки и я судорожно втянула носом воздух.

И Мельников, и моя мама могут сейчас говорить тут что угодно. Но меня им не провести.

В подобном состоянии я видела мамулю лет шесть назад – когда она познакомилась с будущим отцом Алика. Тогда она очаровалась красотой и сладкими речами проходимца, окунувшись в отношения с головой.

И каким же горьким оказалось потом разочарование.

И сейчас, видя с каким энтузиазмом женщина порхает по нашей крохотной кухоньке, у меня в душе начал подниматься фонтан тревоги. Я вовсе не хочу, чтобы мамуля потто плакала в ванной, зализывая душевные раны после предательства очередного кобеля.

Ведь я знаю как нельзя лучше, что Мельников – ловелас.

И я обязательно скажу об этом маме.

– Вы пейте чай, общайтесь спокойно, а пойду к Алику. Ему пора пить лекарство.

Мамочка выпорхнула из кухни, бросив на прощание какой-то тёплый взгляд на моего главного редактора, и поспешно спрятала улыбку, натолкнувшись на мой суровый взор.

– Ну что ж, Ванесса. Давай к делу. Ты мне не звонишь, не отчитываешься о проделанной работе, а время идёт.

– Да, Игорь Петрович, простите… Просто этот Романовский… Он отказывается от интервью.

Кровь прилипла к вискам, и я снова ощутила себя школьницей, которую отчитывает строгий требовательный преподаватель. В сердце начинает болезненно щемить, и я не могу подобрать слов, чтобы хоть как то загладить свою вину.

– Я знаю. Но ты сама обещала, что возьмёшь этот эксклюзив, разве нет?

– Да… Я помню…

– Ванесса, ты отказываешься от этой работы? Сдаёшься?

Главный редактор чуть прищурился, окатывая меня каким-то ледяным, полным надежд, взглядом. Жар стал разливаться в груди, а где-то рядом, кажется, взорвался спящий вулкан, изрыгая жаркое пламя в воздух. Я моментально вспотела, покрывшись испариной, а в ушах зашумел морской прибой, захлёстывая с головой.

– Нет. Пути назад нет. Я настоящий журналист, вот увидите.

– Значит, интервью с Романовским будет?

– Обязательно. Просто мне нужно ещё немного времени. Я достану этого зазвездившегося спортсмена, вот увидите!

Переплела пальцы в кулаки, вздёрнув подбородок вверх.

Заметила, как зажглись блеклые глаза Мельникова, а уголки его губ радостно приподнялись и поползли в разные стороны.

– Ну что ж, Ванесса. Надеюсь, я в тебе не ошибся. В ноябрьский номер интервью с Романовским уже точно не войдёт, но оно должно выйти в декабре.

– Обещаю!

– Будет этакий подарок нашим читательницам под Новый Год.

– Да, хорошо.

– Отлично. Договорились.

Скользнул по мне рентгеновским взглядом. Задержался на лице, неожиданно опустив тёплую ладонь на моё плечо.

– Я очень надеюсь на тебя, Ванесса Ильинична. Выше нос, девочка! На своём веку я повидал немало журналистов, которые строили из себя звёзд. Но в тебе есть то, что выгодно отличает тебя от всех – ты пойдёшь напролом. Так что забудь обо всём и добудь это интервью.

– Я достану Романовского, обещаю.

– Умничка. Надеюсь, я в тебе не ошибся.

Мягко улыбнулся, сделав шаг по направлению к прихожей. Разорвал своё по-отечески тёплое прикосновение, отвернувшись от меня.

Мамочка вышла в прихожую, скользнув нежным взглядом по Мельникову. Прислонилась к косяку, навесив на лицо какую-то мечтательную улыбку. Её глаза снова улыбались и это меня напрягло.

Заставило оцепенеть. Снова стать черствой.

Сглотнула слюну.

Пообещала главному редактору не задерживаться со статьёй и быстро захлопнула за ним дверь, окатив мать осторожным взглядом. Она тотчас стала серьёзной, а тот мечтательный огонёк быстро стёрся из её синих глаз, спрятавшись в глубину.

– Мам, ты в курсе, что он женат?

– Ванечка, ты о чём?

– О том взгляде, которым ты смотрела на этого мужика. Я не слепая, мама. И я не хочу, чтобы ты снова страдала.

– С чего ты взяла, что я буду страдать?

– С того, что ты всегда влюбляешься в не тех мужчин! А они тебя используют. Бросают одну с детьми, даже отказываясь выплачивать алименты. Мама, очнись. Игорь Петрович женат, у него двое взрослых детей, а ещё есть любовница!

Мама моментально вспыхнула, вытянувшись по струнке. Её глаза широко распахнулись, уставившись на меня каким-то больным, расфокусированным взглядом.

– Ваня, ты что, подглядываешь за людьми?

– Нет, мама. Но я это точно знаю.

– В таком случае, Ванесса, я не хочу об этом говорить. Меня ничего не связывает с твоим начальником. И не говори больше подобных глупостей, пожалуйста.

Голос мамы чуть дрогнул. Стал каким-то звонким, с еле слышным надрывом. Боль от осознания того, что я причинила родному человеку страдание, усилилась и разлилась по телу какой-то зловонной лужей. Заставляя поморщиться.

Вернулась на кухню, плюхнувшись на стул.

Ладно, пусть лучше так. Зло нужно выдирать с корнем и на самой начальной стадии, пока мамочка не потеряла голову от этого престарелого ловеласа.

Глава 24

Ванечка

*****

Конец ноября.

– Ванесса, здравствуй, милая.

Добродушный звонкий, какой-то молодой голос раздался в трубке, и я моментально стряхнула с себя остатки сна. Бросила беглый взгляд на будильник, который показывал без четверти девять, и шумно втянула носом воздух.

Ума не приложу, кому понадобилось будить меня в такую рань, в мой законный выходной.

Высветившиеся цифры на экране мобильного телефона ни о чём мне не говорили, и я решилась всё-таки поговорить с женщиной.

– Здравствуйте, а с кем я говорю?

– Это Нина Петровна, неужто не признала?

Тотчас подпрыгнула на кровати, хрипло откашлявшись.

– Ой, Нина Петровна, не узнала. Просто вы записывали мне другой номер телефона.

– Правильно. Я просто сейчас с мобильного телефона внука звоню. Мой разрядился, собака.

Чувствую покалывание в кончиках пальцев, переваривая эту фразу. Значит, у меня теперь есть непосредственно номер мобильного телефона Павла Александровича. И я могу позвонить ему вот так, напрямую, не пытаясь перепрыгнуть через голову его Церберши.

Но захочет ли он со мной поговорить?

– В общем, детка, поговорила я с Эдуардом Владимировичем. Встретилась с ним, обсудила результаты анализов твоего брата и попросила всё перепроверить. Мне кажется, Эдик ошибся в назначении.

– И что дальше?

– В общем, собирай вещи Алика. Я сейчас подъеду к вам и заберу его в больницу. Проведём полное обследование. Под моим чутким руководством.

– А Мазурин?

– Ну, он, разумеется, не в восторге от моего вмешательства Я для него старая полусумасшедшая бабка, не более. Но меня мало интересует его мнение. Так что он будет повиноваться.

Голос Нины Петровны стал более властным. Каким-то царственным, протяжным. У меня внутри всё задрожало от осознания того, что с лечением брата, наконец-то, всё становится яснее и прозрачнее.

– Но сегодня выходной.

– Я знаю. Мазурин уже в больнице, ждёт нас. Дал нам карету «Скорой помощи» для перевозки тяжёлых пациентов и я уже собираюсь к тебе. Так что не теряй время, Ванесса. Буду через полчаса.

Женщина отключилась, и я в лёгком замешательстве посмотрела на светящийся экран смартфона. Быстро спрыгнула с кровати, подбежав к Алику.

Лицо брата показалось мне каким-то серым, осунувшимся. Под глазами залегли чёрные синяки, а нос заострился.

В полном ужасе я вцепилась в его бледное запястье, пальпируя серую, какую-то безжизненную кожу. Пульс тихонько толкнулся под голубой веной, и я выдохнула.

Мне нельзя терять больше не минуты. Брату, не смотря на проделанную операцию и назначенное лечение, явно стало ещё хуже. Намного. Насколько, что он стал похож на живой труп, лежащий на этой пропахшей лекарственными препаратами, кровати.

И теперь его жизнь в моих руках. И в руках Нины Петровны.

– Мама!

Заколотила в створку санузла изо всех сил, пытаясь перекричать шум льющейся воды.

Заплаканное, какое-то осунувшееся лицо матери тотчас появилось в щёлке между дверью и косяком. Она шмыгнула носом. Посмотрела на меня с такой ужасной болью, которая прошила моё тело колючими искрами тока.