— Ты чего так смотришь? — поморщившись, Котенок открывает глаза и пристально всматривается в мои, красивая такая, вечность бы смотрел на щечки эти ее пухлые, на которых то и дело ямочки образуются, стоит ей слегка улыбнуться, на губы, которые хочется целовать бесконечно долго.

— Красивая ты у меня, Кать, — улыбаюсь, притягиваю ее к себе и целую, как я вообще без нее жил все это время?

— Ты с ума сошел, — отталкивает меня, а глазах черти танец отплясывают, — я же не умывалась еще, а ты целоваться…

Не даю ей договорить, какая разница, умывалась не умывалась, это вообще последнее, что меня заботит, когда она рядом. Целую ее, подавляя сопротивление, впиваюсь в губы, кусаю, проталкиваю язык внутрь, и она со стоном сдается.

— Хочу тебя, не могу больше, — шепчу ей на ухо и вхожу, резко, без прелюдий, все это потом, она издает протяжной стон, впивается ногтями в спину, двигается бедрами на встречу и у меня срывает тормоза. Выхожу под ее разочарованный стон, переворачиваю Котенка на живот, подхватываю вынуждая встать на четвереньки и вхожу до упора. Перед глазами темнеет от удовольствия, вколачиваюсь в свою девочку с бешенной скоростью под ее несдержанные крики, дурею от этой позы и ее стонов, от того как извивается на мне и кричит в подушку, сотрясаясь в диком оргазме и унося меня в след за собой в пучину удовольствия. С диким рыком врываюсь в нее в последний раз и кончаю глубоко внутри нее, — млять, ты… охренеть просто, черт…, - никогда не отличался косноязычием, а сейчас два слова связать не могу, от нее мне крышу рвет.

— Я тебя люблю, — шепчет, тихо вроде, а я слышу, как она улыбается, — нам надо в душ, — добавляет, когда я выхожу из нее и ложусь рядом.

— Надо, но пойдем по отдельности, — обнимаю ее и снова целую, какая-то ненормальная зависимость, одержимость ее губами, запахом, телом.

— Почему? — она смешно хмурит бровки, и я смеюсь, малышка совсем, и как меня угораздило? Как там говорится? Седина в бороду, а бес в ребро? Точно мой случай.

— Потому что, если мы туда пойдем вместе, то на хрен оттуда не выйдем в ближайшие три часа, — смотрю на нее, несколько секунд она переваривает сказанное, после чего щеки розовеют, а уши вообще становятся пунцовыми, и она тут же прячет лицо у меня на груди. И чего, спрашивается, засмущалась? Две минуты назад кончала на моем члене так, что только глухой в этом доме не понял, чем мы тут занимаемся, — иди первая, — целую в макушку и размыкаю объятия.

Из душа она выходит быстро, удивительно даже. Останавливается в нескольких шагах от меня, смотрит в пол и комкает в руках край полотенца, вижу, что сказать что-то хочет, да не решается, переминается с ноги на ногу, но ближе не подходит. Напрягаюсь, неужели снова вернемся к исходной точке? Решили ведь все вчера, я с ума сойду, если она снова заведет разговор об отъезде к брату и о том, что у нас ничего не получится. Запру на хрен в комнате и не выпущу, пока всю дурь из ее хорошенькой головки не выбью.

— Ты мне что-то хочешь сказать, Кать? — спрашиваю, как можно мягче, а у самого все внутри кипит, не отпущу, блядь, моя и точка.

Поднимает на меня свое красивые глазки, смотри неуверенно, будто решая, стоит ли говорить, а я сжимаю кулаки в ожидании и зубы до боли стискиваю.

— Ты не мог бы меня отвезти в больницу? — спрашивает тихо и снова глаза в пол опускает, губу кусает и даже шаг назад делает, будто я сейчас ее ударю.

— Он без сознания еще, — говорю, и скреплю зубами, знаю, что меня любит, а все равно не ревновать не могу.

— Я знаю, Саш, но… — она снова мнется, но на этот раз делает шаг ко мне, следом еще один и еще, пока не оказывается в непосредственной близости от меня, — я просто не могу иначе, — заглядывает мне в глаза и тушуется, не умею я свои эмоции скрывать, понимаю, что пацан чуть жизни не лишился, жаль его, но как вспомню, что он к ней руки свои тянул, как целовал ее…, - я тебя люблю, только тебя, — шепчет тихо, — но…, - из глаз ее брызжут слезы и скатываются по щекам, притягиваю к себе, вздыхаю шумно.

- Приму душ, позавтракаем и поедем.

— Спасибо.

— Не за что, — целую ее и иду в душ. Внутри херня полная творится, ни черта я со своей ревностью поделать не могу, но и отказать ей не могу.

К завтраку спускаемся спустя пятнадцать минут, к моему удивлению, хозяева дома в компании Аида сидят за столом, рань несусветная, выходной к тому же. Выдвигаю стул для Кати, сам сажусь рядом.

— Приятного аппетита, — говорю и киваю домработнице, пока та ставит перед нами тарелки. Оглядываю присутствующих и усмехаюсь, улыбаются, глаза отводят, и идиоту понятно, что слышали все, сложно не услышать, когда кровать ходуном ходит. Перевожу взгляд на Котенка, от нее реакция сидящих за столом тоже не ускользнула, сидит, краснеет и вилкой по тарелке водит, и чего, спрашивается, стыдится? Взрослые люди, все понимают. Едим практически в полной тишине, лишь изредка перекидываясь дежурными фразами, после завтрака предупреждаю Аида о поездке в больницу.

— Ты за руль, — говорю Аиду и ловлю его удивленный взгляд, не хочу сегодня вести машину, а ему все равно с нами ехать. Открываю дверь перед Катей, жду пока она устроится на заднем сидении, сажусь рядом и притягиваю ее к себе. Вижу, что улыбается, понимает все и порывы мои собственнические ей явно нравятся.

Шепчу всю дорогу какие-то глупости, а он смеется и кулачком своим в грудь меня бьет, подростком себя с ней ощущаю, будто и нет этой разницы в целую жизнь между нами, и друзей теперь я лучше стал понимать.

-Саш, — шепчет тихо и на Аида в зеркало косится, не решаясь продолжить.

— Говори, Котенок, — улыбаюсь, глажу ее по рыжей шевелюре.

— А, если я и впрямь беременна, — задает вопрос тише прежнего, так, что я еле расслышал.

— Родишь, — чеканю твердо и без тени сомнения.

— Ты правда хочешь детей? — спрашивает серьезно и в глаза мне заглядывает, чего там выискать пытается? Я еще вчера свою позицию обозначил.

— От тебя хочу, — киваю, — не хотел бы, Кать, не занимался бы с тобой сексом без презервативов, — смеюсь, а она краснеет и снова бросает взгляд на Аида, уверен, что до наших разговоров ему дела нет, его задача сестру Графа охранять, остальное его не касается, — до тебя я этим не грешил, — добавляю, нравится мне ее реакция.

— И много у тебя баб было? — шипит отстранившись.

— Много, Кать, — не вижу смысла скрывать, — я не мальчик Кать, я здоровый мужчина и секс мне необходим.

Смотрю на нее, вижу, как меняется взгляд, сверлит меня своими голубыми омутами, дышит громко и отстраниться пытается.

— Ты чего? — спрашиваю.

— Необходим да? — шипит и ногтями мне в грудь впивается, — и как же ты бедный почти месяц без него обходился?

И на этой ноте меня прорывает на смех, она ревнует, вот так просто ревнует, неужто думает, что я все это время левых баб трахал?

— Ревнуешь? — улыбаюсь и не обращая внимания на ее попытки отодвинуться, сажаю к себе на колени и целую, а она все никак сдаваться не желает, упирается ладонями мне в грудь, губу кусает, ведьмочка. С трудом отрываюсь от ее губ и в глаза смотрю.

— У тебя кто-то был за это время? — спрашивает тихо и взгляд отводит, в ожидании ответа.

— Дурочка ты моя, Кать, ну, о чем ты вообще?

— Ты же сам сказал, что секс тебе необходим и в тот день ты злой уехал и…

Тяну ее на себя, беру за подбородок, вынуждая смотреть в глаза.

— Нет, Катя, не было у меня никого с тех пор, как тебя встретил и не будет больше, — улыбается и сама меня целует, напрочь забывая об Аиде, дурочка маленькая, разве могу я на других смотреть, когда наконец обрел ту, с которой жизнь прожить хочу.

Путь до больницы занимает почти два часа, когда наконец добираемся, Катя тушуется, смотрит на меня неуверенно, беру ее за руку и веду туда по коридорам в сторону реанимации. В коридоре натыкаемся на Грома, который что-то бурно обсуждает с врачом.

— Я Вас понял, — кивает доктор.

Пока интересуюсь состоянием Кира, Катя молча стоит рядом и переминается с ноги на ногу, вижу, что хочет внутрь войти, переживает, но попросить не решается, на меня смотрит. Делаю это за нее, врачу, естественно, такой расклад не нравится, но скрипя зубами он все же соглашается, Котенку выдают халат и бахилы, и пропускают внутрь.

— Я отъеду ненадолго, — предупреждаю ее у самых дверей, и она кивает.

Беру ключи у Аида, быстро миную коридоры и выхожу наружу. С Аидом она в безопасности. Завожу машину и выруливаю с парковки, гоню на максимально разрешенной скорости, пока не достигаю пункта назначения.

— Добрый день, могу я Вам помочь? — спрашивает вполне симпатичная блондинка, улыбаясь все тридцать два. Осматриваю витрины в поисках нужного мне предмета. Девушка тем временем скользит по мне оценивающим взглядом и задерживается на моей правой руке, вызывая у меня тем самым усмешку, — подарок выбираете? — продолжает она.

— Не совсем, — улыбаюсь, — мне нужно кольцо, предложение делать собираюсь, — продолжаю улыбаться, а лицо девушки заметно мрачнеет, прости детка, но с недавних пор в моей жизни есть только одна женщина и эта женщина достойна самого лучшего.

— Могу Вам предложить вот этот вариант, — она вынимает из золотое кольцо с огромным камнем, и я сразу же отрицательно качаю головой, слишком банально и вычурно.

— Это не подходит, мне нужно что-то особенное, — говорю и пристально смотрю на девушку.

— Я могу предложить Вам нашу новую коллекцию, но должна предупредить цена…

— Цена не имеет значения, — обрываю ее.

Она молча кивает и удаляется в отдельное помещение, возвращается спустя две минуты с небольшой черной коробкой в руках, ставит ее на витрину и открывает. На глаза сразу бросается тонкий обруч из белого золота, обрамленные нежным узором в виде роз с россыпью бриллиантов.