Роман откашлялся, обошёл Еву и встал аккурат между нами.

— Ева, это Аня — моя жена, — сказал ровным голосом.

Я хотела сказать ему, чтобы не парился и принял гостью из Марселя потеплее, но зависла на выражении лица заморской королевы, которое пару секунд выражало шок и мыслительный процесс, характерный для олигофрении глубокой степени. Я даже улыбнулась и подняла руку, пошевелила пальцами, продемонстрировав кольцо.

Наверное, мне бы даже было её жалко, ведь я знаю, как по-скотски ведёт себя с женщинами Должанов. Сколько их ещё в школе было, этих красоток, уронивших корону, будучи прижатыми крепким мужским телом где-нибудь в тёмном уголке. Сколько было истерик и громких фраз. Наверное, с таким послужным списком может только Макс Ларинцев сравниться, но тот как-то умудрялся выйти сухим из воды всегда и сделать так, что оскорблённая превращалась в благодарную уже за то, что он обратил на неё свой светлый взор.

Ева побледнела и посмотрела на меня уже совершенно иначе, будто была уверена, что от этого взгляда я вспыхну как спичка и, желательно, сгорю до самого пепла.

— Это шутка такая? — её голос звенел напряжением. — То есть все эти слухи в Сети — правда? Ты пригрел какую-то оборванку. И зачем было оставлять себе копию, если у тебя был оригинал?

— Она и есть оригинал, — Роман устало пожал плечами. — Прости, Ева. Мы ведь давно порвали, не думаю, что должен объясняться с тобой.

Как бы Ева не крепилась, как бы не сверкала глазами, её губы стали чуть заметно дрожать. Мне же этот концерт надоел, захотелось всё прекратить. Но едва меня посетила эта гуманная мысль, как девушка окатила меня ледяным взглядом и выплюнула:

— Дешёвая шлюха!

— Так, всё! — я сорвала с себя передник. — Мне эта драма не интересна. Ева, располагайся, я не возражаю. Но кофе сваришь себе сама. А ты, Рома, не волнуйся, я не против твоего воссоединения с фенеком номер один. Или два. Да неважно!

Развернувшись, я сдёрнула куртку с вешалки, быстро вскочила в ботинки, захватила с полки телефон и кошелёк и поторопилась сбежать из этого сумасшедшего дома.

Прохладный ветер, хотя уже и с нотками тепла, ударил мне в лицо, заставив сделать глубокий вдох. Всё-таки, я была достаточно напряжена, чтобы понять это сейчас. Рядом с Ромой я чувствую себя запертой в тесном пространстве, он давит на меня, вызывая странные ощущения. А ещё эта марсельская королева. То, что сначала показалось мне забавным, теперь ощущалось липким и грязным. Хотелось отмыться и отряхнуться, отскрести непонятную тяжесть с груди, что так внезапно навалилась.

Яне звонить я не стала — хватит ей и так волнений за меня, беременность у неё не из лёгких. К родителям в растрёпанных чувствах тоже заявляться не стоило. Надо бы развеяться, просто поговорить с кем-то о том, о сём. Снять напряжение, что душит меня последние две недели.

Эллина — моя бывшая соседка по двору и подруга детства, которая была свидетельницей на свадьбе, ответила после второго гудка.

— Привет, рыжик, что, семейная жизнь надоела? — хохотнула она в трубку.

— Типа того. Ты дома?

— Ага. Приезжай.

Я отключилась и бросила телефон в карман. Эля не в курсе всего, что произошло между мной и Романом. Да и зачем ей? Но просто поболтать, отвлечь, не задавая вопросов, — это она может.

Заехав в супермаркет за вином, Элиным любимым сыром и ещё всякими вредными вкусняшками, я прибыла к подруге уже после обеда. Она встретила меня с тёмно-зелёной глиняной маской на лице, тюрбаном на волосах и с полосой застывающего воска на ноге.

— Рыжик, заползай, я сейчас закончу с этими чёртовыми пытками и приду, — с этими словами подруга скрылась за дверью ванной, а я, сняв одежду и обувь, протопала на кухню.

Эля после самого окончания школы жила одна. Мать умерла ещё когда та была подростком, а отца не стало сразу после выпускного — сел пьяным за руль и разбился. И подруга умела выживать. Без помощи и поддержки, не скатившись на лёгкий путь. Даже университет местный закончила, подрабатывала как могла. И теперь устроилась бухгалтером на одну из частных фирм в городе. В общем, у неё было чему поучиться.

Из ванной Эллина вернулась минут через пятнадцать, бросила чайник на плиту и уселась напротив.

— Я не буду спрашивать, что такого у вас там с красавчиком случилось, ты и на свадьбе-то шибко от счастья не светилась. Но я спрошу, какого хрена ты ещё не налила.

Несколько часов мы просидели, вспоминая, как наша разбитная компания отрывалась во дворе. Конечно, с моим поступлением в гагаринку, я стала намного реже появляться в компании, но никто меня за это не осуждал. Правда интересовались, что за мажор стал заезжать к концу последнего года в школе. Когда я позвонила Эллине и пригласила стать свидетельницей, объяснив примерно хоть, кто жених, у неё пропал дар речи. Её удивил и позабавил тот факт, что моим супругом станет как раз тот самый мажор. Ей Богу, ухохотаться.

— Слушай, — сказала Эля после очередного короткого сигнала ей на телефон. — А давай в клуб?

— Да ну, Эль, какой клуб, — я с сомнением посмотрела на подругу.

После бутылки вина и двух просмотренных каких-то ужастиков, мне хотелось только под одеяло. И лучше со светом.

— Слушай, Степанова или как там теперь тебя…

— Пусть будет Степанова.

— Ну да, вы ж того — развод и девичья фамилия, я забыла. Так вот, ты стаскиваешь сейчас свои угрюмые шмотки, надеваешь моё платье и тащишь свой тощий зад со мной в «Ампер». Поняла?

— Мой зад не тощий.

— Не цепляйся к деталям!

— Эля!

Но сопротивление оказалось бесполезным. Да и почему я должна противиться? Мне был выдан золотистый пояс, названный Элей платьем, бежевые туфли на шпильке и… всё. Честно говоря, хотелось прикрыться, когда я напялила это. Но было нечем. Хоть пальто надеть разрешил мой строгий стилист, соорудивший на голов какой-то африканско-кудрявый взрыв.

— Анька, ты потрясная! — подруга крутнула меня и восхищённо посмотрела. — Твой муженёк слюной бы захлебнулся.

Да и чёрт с ним.

44


Эля распахнула дверь в зал, и до этого приглушенная музыка, рванула на нас со всей своей клубной мощью и силой. В груди загудело от басов, и внутри шевельнулось ожидание веселья. Да, именно веселья. И мне сегодня обязательно будет весело.

Я редко бывала в клубах, но обычно по окончании сессии группа именно в подобных заведениях отмечала это событие. И кто я такая, чтобы отбиваться от коллектива?

Подруга уже приняла ту самую осанку клубной королевы, гордо вытянув шею и выпятив грудь. Я перебросила на плечо стоящие широким ореолом кудри и вошла уверенной походкой в зал за ней.

В темной, мерцающем неоновыми огнями помещении, только начинали собираться люди. Кто-то уже сидел за столиками, кто-то возле бара, несколько парней наблюдали за происходящим внизу, стоя на втором этаже и опершись на металлические перила балкона ВИП-зоны. Музыка играла относительно нейтральная, пока ещё не достигшая того уровня децибел, когда даже пульс подстраивается под неё.

Эллина оглядела пространство, а потом ухватила меня за руку и утащила к бару.

— Пошли.

Мы приземлились на высокие барные стулья и заказали по коктейлю. Эля повернулась ко мне спиной, слегка завалившись, вытянула губы трубочкой и настроила камеру. Сториз вышло отличным. Подруга рассказывала мне про фирму, на которой работает, жуткого босса-тирана и неудачную попытку его подката.

— О, злобные боссы — это прямо бич, — рассмеялась я.

В общем, мы прекрасно проводили время, и мне даже удалось ненадолго забыть о том тянущем узле в районе груди, что в последнее время совсем не хотел отпускать и лишь туже затягивался. А сегодня стал ощущаться особо явно. Только вот Эля время от времени поглядывала на экран своего смартфона, что жутко отвлекало. Но что поделать, у человека, наверное, активная сетевая жизнь.

И часа через полтора, когда мы приговорили уже по второму коктейлю, я поняла причину её повышенного интереса к голубому экрану.

— Привет, девчонки! — Белов вынырнул как чёрт из табакерки. — Заждались?

Эля состроила мне рожицу кота из Шрэка, а я смерила её взглядом королевы Серсеи. Но на что я могла злиться? Это меня нелёгкая принесла к ней без приглашения, а у человека, судя по всему, планы были на вечер.

— Судя по тому, что ты одна, Лисичка, не буду даже спрашивать, как семейная жизнь, — Валик улыбнулся на все тридцать два и подмигнул. Позёр, блин. — Я пойду выпить себе куплю, а вы подумайте, что вам заказать.

— Рыжик, прости-и-и, — Эллина снова подвела брови домиком. — Я тоже хочу милого, сладкого и очень обеспеченного мажорчика. А тем более, если он мне ещё и по-настоящему приглянулся.

— Эля, — я подкатила глаза к потолку, — дело твоё, конечно, но потом не говори, что я не предупреждала. Не жди от Белова верности до гробовой доски.

Но подруга, тряхнув тёмными волосами, бросила что-то типа «по ходу будем разбираться» и подозвала бармена.

После третьего коктейля и порции трёпа Белова, я стала ощущать в теле то лёгкое электричество, которое потрескивает и шепчет отправляться на подвиги, выкрутить ручку на тумблере веселья на максимум. Вообще-то, подобные вещи я всегда держу в узде, лишь слегка иногда приоткрывая им маленькую щелочку. Но сегодня я сделала открытие, что это электричество способно заставить ослабнуть тот чёртов узел в груди.

— Я хочу танцевать, — соскользнув с барного стула, объявила компании.

— Иди, рыжик, мы скоро к тебе присоединимся, — Эля подмигнула, а потом кокетливо улыбнулась Белову.

Я расправила пышную фатиновую полупрозрачную юбку, которую мне удалось вымолить у подруги, чтобы не сверкать уж слишком откровенным нарядом, и пошла на танпол, где народу стало в разы больше, чем в начале вечера. Музыка отдавала басами в груди, вызывая какие-то, наверное, очень древние рефлексы, когда движение и ритм вводили человека в подобие транса, заставляя искать решение своих проблем где-то на уровне подсознания. Я закрыла глаза и попыталась расслабиться, двигаясь в ритм. Мне было плевать на людей вокруг, я просто поймала волну и качалась на ней, растворяясь в ощущениях. Подружки по общежитию всегда говорили, что я не умею расслабляться, и когда-нибудь это доведёт меня до срыва. Что умение иногда отпустить вожжи никак не скажется на моих стремлениях и успехах. Наверное, они были правы. Слишком много самоконтроля. Настолько, что начинает кипеть кровь. Но сегодня я попытаюсь. Попытаюсь забыть о том ужасном противоречии, которое, стоит признаться, испытываю рядом с Должановым: обида, злость за растоптанное влечение и… само влечение. Сложно отрицать перед самой собой. Избитое, израненное, но оно всё ещё теплится где-то очень глубоко, захлопнулось в непробиваемой броне моей несбывшейся школьной мечты. «Я люблю её». Я слышала. Так он сказал на свадьбе Алине. Вот только поверить в это я ни капли не могу. Рома умеет бить прицельно и очень больно, и он знал, что той девушке это причинит страдания. Ко мне это не имело никакого отношения.