– Для тебя нет места. Мы отвезем его в больницу, а потом вернемся за тобой и остальными, если до этого времени не расчистят дороги.

– Нет, – качаю головой, не отрывая бешеного взгляда от мужчины. – Я должна быть с ним, я должна, пожалуйста. Не оставляйте меня здесь, прошу.

– Прекрати истерику, – жестко приказывает он, – из-за тебя мы теряем драгоценные минуты. Иди в дом и грейся, ты ничем не сможешь помочь. Только отвлекаешь.

Пальцы разжимаются, рука безвольно падает вниз. Я отступаю на шаг, потом еще и еще один. Когда винты вновь начинают работать и в лицо ударяет сильный поток ветра, кто-то оттаскивает меня подальше,  а я все так же смотрю туда, где находится Марат, надеясь, что с ним все будет хорошо.

Что, если я вижу его в последний раз? Нет, пожалуйста, я не хочу, чтобы из-за меня он погиб. Не так. Не хочу чувствовать вину и рассказывать короткие истории Даше о ее отце. Пусть лучше сам принимает участие в ее жизни. Я не против. Абсолютно. И уже не злюсь на него. Почти. Только бы выжил...

Кажется, минуты тянутся нереально долго. Я уже потеряла счёт времени, пока ждала возвращения вертолета или хоть какой-то информации о состоянии Давидова. Все кручусь рядом с окном, прислушиваясь к звукам снаружи и пытаясь уловить в темном небе мигание огней. С опаской поглядываю на парней: все же не зря Марат сказал никому не верить. В животе противно урчит, я вспоминаю, что последний раз ела ещё вчера, но, кроме воды, здесь ничего больше нет, хорошо хоть, что тепло. Когда один из парней наконец-то даёт команду собираться, я уже и не верю, что нас заберут, но нет, через десять минут мы быстро погружаемся в вертолёт и летим в полном молчании. Келлы нет, и я не знаю, у кого спросить о состоянии Марата. Как он там? На глаза наворачиваются  слёзы. Я отворачиваюсь  к окну, чтобы никто не видел моей немой истерики, и смотрю вниз, в темноту, которую время от времени разбавляют огоньки уличных фонарей.


 Садимся на той же площадке, где ещё вчера я, сверкая бриллиантами, шла под руку с Маратом, а в душе теплилась надежда на спасение. Или это было позавчера? Невероятно, как всего за один день все в моей жизни перевернулось.

Я спешу как можно быстрей добраться до чёрного внедорожника. Хочется увидеть дочь, обнять ее, знать наверняка, что с моей крошкой ничего не случилось во время моего отсутствия. А ещё надеюсь на то, что Давидов уже там, застыл неподвижной молчаливой статуей у окна, как он делает это обычно, и курит, раздражая меня этим ещё больше.

Но в доме тихо. Все уже спят. Мое солнышко тоже. Она  кажется ещё меньше посреди этой огромной кровати и подушек. Я подхожу к ней на носочках, на лице растягивается улыбка. Осторожно поправляю одеялко, целую ее в лобик. Какое-то время неотрывно любуюсь дочкой, а потом беру чистые вещи и иду в душ. Смываю с себя грязь, кровь и ужас прошедшего дня. Учусь дышать полной грудью заново, унимаю страх. А потом все же не выдерживаю и выхожу из комнаты. Замираю у двери напротив. Раздумываю несколько минут, берусь за ручку и вхожу в спальню Марата. Меня заполняет разочарование: не то чтобы я очень надеялась на то, что он окажется здесь, но все же...

Сейчас я виню себя в случившемся: если бы не занималась самобичеванием, не была бы такой упёртой, сделала бы, как велел Марат, и пришла к нему — чем бы это закончилось? Уж точно не ранением Давидова и моим похищением.

Никто не говорит мне, что с Маратом, никто не дает мне телефон, никто не реагирует на мои просьбы позволить связаться с ним. Теперь мне не разрешено даже выходить во двор, остается только слоняться по дому, играть с Дашей и помогать прислуге по дому, чтобы хоть как-то заполнить свободное время. Конечно же, я понимаю опасения охраны да и сама на всех поглядываю с недоверием, а ночью перетаскиваю письменный стол к двери, но даже это не помогает уснуть крепким спокойным сном. Я вздрагиваю от каждого шороха, а тени во дворе пугают меня до чертиков. В такие моменты я завидую дочери: она ещё не понимает, что происходит и что прямо в эту минуту может остаться без отца.

Неизвестность убивает. Проходит день, два, три, сердце уже не на месте. Слишком долго нет никаких вестей от Давидова, но если бы с ним что-то случилось, то я бы знала, правда? Сплетни бы наверняка разнеслись по дому и меня не обошли бы.

Утром пятого дня я спускаюсь в кухню и замечаю взволнованную кухарку у плиты.

– У нас сегодня сырники на завтрак? – Нажимаю кнопку на чайнике и достаю из холодильника малиновое варенье.

– Это для Марата Георгиевича, – шепотом произносит она, доставая с полки поднос.

– Он здесь? – Кажется, я забываю, как дышать, вилка выпадает из рук, хочется рвануть наверх и проверить, не шутит ли Катерина. Неужели и в самом деле вернулся?

– Рано утром привезли, совсем слабый, – качает головой женщина, переливая варенье из банки в тарелочку.

– Я отнесу. Сама, – получается резко, но нетерпение дает о себе знать. Выхватываю поднос прямо из рук Катерины и на негнущихся ногах иду в сторону комнаты Марата.

Руки дрожат, сердце бьется гулко-гулко: неужели я увижу его? На душе становится тревожно, одновременно с тем и легко. Ведь теперь я точно знаю, что жив. Все внутри меня дёргается от предвкушения встречи с мужчиной, ладони потеют, а в животе появляются бабочки.

Останавливаюсь рядом с дверью и нерешительно топчусь под ней несколько минут. Проглатываю застрявший в горле ком, делаю несколько глубоких вдохов, хочу постучать, но понимаю, что одной рукой поднос никак не удержу.

Вновь медлю. Оглядываюсь по сторонам и, не найдя ничего, на что можно было бы поставить свою ношу, стучу в дверь носком кроссовки. Прислушиваюсь, но если Марат и находится по ту сторону, то не издает ни звука. Все же набираюсь смелости, осторожно нажимаю локтем на ручку двери и заглядываю внутрь.

В комнате царит полумрак. Плотные шторы на окнах задернуты, свет выключен. Я останавливаюсь посреди комнаты, не отрывая взгляда от кровати. Там под одеялом лежит Марат, и от его вида внутри меня происходит настоящая буря. Даже в плохом освещении можно увидеть, насколько он исхудал и осунулся. Всего пять дней прошло с нашей последней встречи, а ощущение, словно целая вечность. Интересно, он думал обо мне? Вспоминал о том, что случилось между нами накануне похищения?  Стоит мне представить картину того, как Марат трахал меня на своем рабочем столе, как щеки заливает румянец.

Я тихонько ступаю по мягкому ворсу ковра, ставлю поднос на тумбочку у кровати, присаживаюсь на край и, почти не дыша, смотрю на мужчину. Его глаза открываются так неожиданно, что я вздрагиваю и теряюсь. Хочу встать, но он не дает, оплетает своими длинными крепкими пальцами кисть, удерживая меня на месте.

– Привет, – выдыхаю я, произнося самое глупое, что только можно.

– Привет, – повторяет за мной Марат, и вновь тишина.

– Я принесла тебе завтрак, будешь? – киваю в сторону подноса, чтобы хоть как-то оправдать своё появление в его комнате.

– Да. Только если ты составишь мне компанию, – уголками губ улыбается он, жадно пожирая меня взглядом.

– Да… я… – Я смотрю в сторону двери: хочу остаться с ним, но не могу. – Даша проснулась, мне нужно к ней. Она попросила принести ей воды.

– Можем позавтракать здесь втроем, – удивляет меня своим решением Марат, ведь до этого он не особо рвался к сближению с дочерью.

– Тебе, наверное, стоит отдыхать, а не…

– Крис, – с силой сжимает мою руку, – просто возьми дочь и приходите сюда. Мне надоело лежать в гордом одиночестве. К тому же мне хотелось бы, чтобы она начала привыкать ко мне. Я вас никуда не отпущу, ты же понимаешь?

— Насчёт этого, Марат, — взволнованно начинаю я, — мне нужно увидеться с отцом...

— Нет, — не давая мне закончить, жестко произносит Давидов.

— Это важно. Скорее всего, меня похитили его конкуренты, мне нужно рассказать ему обо всем, предупредить, — умоляюще смотрю на мужчину, он ведь понимает, как это важно, просто не может не понимать.


— Сядь, Кристина, нам нужно поговорить. Наверное, все же пришло время, — устало произносит Марат, отводя от меня взгляд, и на его лбу появляется хмурая складка.

Я вздрагиваю от его тона, по спине проходит неприятный холодок, даже в полумраке можно заметить тяжёлый взгляд мужчины, направленный на меня.

Мне вдруг захотелось сбежать, потому что уже наперед знаю, что слова Марата мне не понравятся. Что после этого между нами многое изменится, и не факт, что в лучшую сторону, а я ведь только начала доверять ему, забывая жестокие слова и неприемлемое поведение.

– Что ты хочешь мне рассказать? – спрашиваю, сглатывая ком, что стал поперек горла и душит, не давая нормально дышать. Ладони мгновенно потеют, тело бросает в холод. Зря я пришла сюда. Нужно было, как и планировала, вернуться к себе в комнату, а не мчаться сломя голову к Давидову, радуясь его возвращению.

– Послушай. – Марат приподнимается и садится, упираясь спиной в изголовье кровати. Напряжен. Задумчив. Решает, стоит ли продолжать разговор. – Я хочу, чтобы ты собрала ваши с Дашей вещи, на днях я перевезу вас в безопасное место. Когда точно буду уверен в том, что за мной нет хвоста и никакая крыса не донесет о нашем местонахождении.

– О чем ты? – спрашиваю, задерживая дыхание. В комнате настолько тихо, что слышно, как идет секундная стрелка на часах у входа. На душе становится беспокойно.

– У меня есть враг, Кристина. Я не просто так появился именно сейчас. Если бы он узнал о том, где Даша, первым, он бы воспользовался ею как рычагом давления на меня. Поэтому я решил действовать на опережение, но не думал, что все настолько серьезно.

– Что? – напрягаюсь я, ничего не понимая.

– Тебя похитил мой конкурент, он принял тебя за мою любовницу. Ему нужна моя компания.

– Ты хочешь сказать, что разыскал дочь, о которой до этого знать не знал, а твой конкурент подавно, чтобы защитить ее? – переспрашиваю с истеричными нотками в голосе. – Ты вообще в своем уме? Вторгнувшись в нашу жизнь, ты в первую очередь поставил под удар Дашу! Да откуда этому твоему конкуренту было знать о том, что у тебя где-то там есть дочь? Если это вообще твоя дочь! Где результаты теста на отцовство, Марат? Я хочу его видеть! – завожусь я, понимая, в какое болото втянул нас Давидов.