Лютая ненависть стягивается пружиной внутри меня, желая освобождения. Я хватаю первое попавшееся под руку — вазу — и с размаху бросаю о стену. Наблюдаю за тем, как дорогой фарфор разлетается осколками по паркету, и чувствую некое удовлетворение. Это была ваза, которую нам подарила мать Андрея. Дорогая безвкусная вещь, купленная на наши же деньги. Я оглядываюсь по сторонам в поисках того, что можно было бы ещё разбить, но меня останавливает мелодия звонка мобильного.

Я с опаской смотрю на экран, боюсь, что это Марат либо муж, с которым я не готова вести разговор, но это всего лишь Алина, девушка, которая занимается моими финансовыми делами.

— Кристин, у нас ЧП, — с нотками паники произносит она, и в любой другой день я бы, наверное, заразилась ее нервозностью, но сейчас мне абсолютно все равно.

— Что стряслось? — мой голос звучит ровно, сама удивляюсь такому холодному спокойствию.


— Помещения, которые мы арендовали под бутики, выкупили. Нужно срочно освободить их.

— Я... я что-нибудь придумаю. Это какое? — Я прислоняюсь спиной к стене и прикрываю глаза, пытаясь сдержать рвущуюся наружу боль.


— Все, Крис, — понижая голос до шепота, произносит Алина.

— Что?

— Кто-то выкупил в один день все помещения. И здесь, и в Италии, и в Испании – везде! Я не знаю, что делать, нам дали три дня, чтобы убраться оттуда.


— Это невозможно. Как так? А договор? Почему прежние хозяева не поставили нас в известность? Кто мог выкупить разом все...

Я запинаюсь. Действительно, кто мог это сделать?

Марат.

Но зачем? Зачем ему разрушать мою семью и бизнес? Как это повлияет на мое решение бороться за свою дочь до конца? Он хочет ослабить меня? Показать, как крут?


— Нам вернули деньги, которые мы оплатили вперёд за аренду, и накинули компенсацию. Что нам делать, Кристина?

— Свяжись с Максом, пусть найдет недвижимость недалеко от прежних мест. И попроси Бланку подготовить рекламную кампанию с новостью о нашем переезде. Нужно сделать все максимально быстро.


— Хорошо.

Я отключаюсь, и взгляд цепляется за последнее сообщение от Андрея, которое высветилось на экране телефона.

«Срочное совещание. Буду поздно»

Я горько усмехаюсь. Совещание. Сколько их было за последний год? И командировок неожиданных. Неужели все это тоже было ложью?

Мне вдруг захотелось увидеть эту женщину в жизни. Посмотреть ей в глаза, спросить, спокойно ли она живёт, зная, что она увела из семьи чужого мужчину. Узнать  о ней больше информации, чем то, что я увидела на фотографиях. В какой-то момент я чуть не забыла о неприязни к Марату и не позвонила ему с просьбой сказать мне ее имя и адрес.

А ещё мне безумно противно. Чувствую себя испачканной в грязи. Сколько раз Андрей приходил от неё, целовал меня, трахал? Приводил ли он ее к нам в дом, пока я была в разъездах? Спал ли с ней прямо в нашей супружеской постели? Кажется, однажды я нашла в корзине с бельём кружевные трусики и все никак не могла вспомнить, были ли у меня такие. Но у меня столько одежды, что я списала это на свою забывчивость, а ещё слишком сильно доверяла Андрею. Получается, это она оставила мне послание, а я, дура, даже ничего не заподозрила?


Входная дверь открывается поздно ночью. Я сижу в кресле напротив входа, но Андрей не видит меня. Приглушённый свет бра скрывает меня в тени, зато прекрасно освещает лицо моего мужа. Он выглядит усталым, но счастливым. Губы растянуты в лёгкой улыбке. Он снимает верхнюю одежду, несколько минут переписывается с кем-то в телефоне, я же пристально слежу за каждым его движением, пытаясь понять, что чувствую. Ненависть? Унижение? Боль? Презрение? Любовь?

— Ты поздно, — подаю голос я, и Андрей резко вскидывает взгляд в мою сторону.


— Работы много. Почему не спишь? — Он делает несколько шагов в мою сторону. Щёлкает выключателем, и я щурюсь, потому что яркий свет слепит глаза.  — Все ещё обижена? — спрашивает спокойным голосом, словно ничего не происходит. Лицемер.

Я поднимаюсь с кресла. Медленно. Решаю до последнего вести себя достойно. Не позволю ему увидеть мои слезы и истерики, не хочу, чтобы он знал, как разбила меня новость о его предательстве.

— Знаю я о твоей работе, — хмыкаю я и бросаю пачку фотографий Андрею в лицо.

Снимки разлетаются по полу, словно в замедленной съемке. Андрей ловит один из них, короткий взгляд – и выражение его лица меняется в мгновенье.

– Где ты это взяла? – холодно спрашивает он.

– Это так важно сейчас, Андрей? – Складываю руки на груди и усмехаюсь, старательно изображая безразличный вид. – Чтобы утром тебя здесь не было. Я подаю на развод.

– Что? Ты бредишь, Кристина. Кто-то хорошенько обработал фотографии, чтобы ты поверила, что на них я.

– А разве это не ты? А? Не стоит держать меня за дуру, ну же, признайся уже, что у тебя есть любовница. Как долго ты с ней? Полгода? Год?

– Крис, – он в несколько шагов преодолевает расстояние между нами и заключает меня в объятия, – дурочка моя, неужели ты считаешь, что я могу изменять тебе? — Пытается поцеловать, меня же выворачивает от чужого запаха женских духов на нем.

– Отпусти. – Я отталкиваю его от себя, не могу выдержать его прикосновения, мне противно от одной мысли о том, что еще час назад он мог быть с ней. – Мы с Дашей улетаем через несколько дней. Дом продадим и деньги поделим пополам, тачку можешь забирать себе. На поддержку отца можешь не рассчитывать, само собой.

– Это Марат? Он? Этот кретин запудрил тебе мозги? Очнись, Кристина, я тебе не враг, я люблю тебя, я на твоей стороне, солнышко.

– Не надо, пожалуйста, – с надрывом прошу я, не в силах больше терпеть эту ложь. – Я лишь хочу знать почему. Почему ты ушел к ней? Это из-за того, что я не могу забеременеть? Ты хочешь ребенка? Мы могли бы найти суррогатную мать.

Андрей молчит. На его лице играют желваки, он прячет руки в карманах. Я слишком хорошо знаю мужа, поэтому  с легкостью угадываю его поведение. Он загнан в угол, а еще хочет сказать что-то колкое в ответ, но сдерживается, взвешивает, стоит ли говорить это или нет.

– Хочешь знать почему? Боюсь, ответ тебе не понравится. Ты фригидная сука, Кристина, – выплевывает, и я теряю дар речи от такого заявления.

– Что?

– Тебя никогда нет дома, ты всегда в этих своих разъездах, на показах, вся такая деловая, что совершенно забываешь о том, что я взрослый здоровый мужик, которому нужен секс.  Не могу вечно ждать тебя, перебиваться сухим пайком раз в несколько месяцев. Да ты в постели бревно и даже отсосать мне нормально не можешь. Тоже мне скромница.

Я делаю шаг назад. Его слова, словно пощёчины, бьют меня по лицу, вызывая слезы. Я стараюсь держать лицо  до конца. Тварь, какая же он тварь.

– Почему тогда не развелся со мной? Зачем нужно было изображать влюбленного мужа? К чему весь этот фарс?

– И остаться ни с чем? – зло усмехается он, теперь уже совершенно не скрывая своего истинного лица.

Я сглатываю подступивший к горлу ком. Несколько раз моргаю, потому что комната начинает вертеться перед глазами. Хватаюсь рукой за стул  в надежде сохранить равновесие и изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не закрыть ладонями уши.

Я не верю, что это происходит, не верю, что передо мной мой муж. Его словно подменили. Где тот заботливый мужчина, что дарил мне цветы? Где тот парень, с которым мы до рассвета гуляли по набережной, держась за руки? Где наши клятвы в вечной любви, чувства и обещания всегда быть рядом? Почему происходит так, что после стольких лет совместной жизни внезапно оказывается, что ты совершенно не знаешь близкого тебе человека?

Кажется, Андрей наконец-то понял, что наделал, потому что внезапно все его напускное высокомерие и презрение исчезают, остаются лишь усталость и странный блеск в глазах.

— Крис, я не хочу ссориться, — начинает он уже спокойным голосом, но я не даю ему сказать ни слова.

—Ты сделал уже достаточно, можешь остаться в доме, если хочешь, но утром чтобы тебя здесь не было. Иди к этой своей, – киваю на разбросанные по полу фотографии.

— Ее зовут Мила.

— Мне все равно.

—  Мы познакомились в прошлом году, она работала у меня.

— Я не хочу ничего знать, — говорю уперто, а сама мысленно перебираю в голове всех сотрудниц Андрея.

— Она скоро родит. У меня будет сын.

— Заткнись, — умоляю я, срываясь в истерике.  — Зачем ты мне это говоришь? Чтобы я почувствовала себя ещё хуже? —  глухо и хрипло, ощущение, словно я потеряла голос.

— Просто я устал врать, Кристина. Я не хотел, чтобы все закончилось вот так, чтобы мы разошлись врагами, но… получилось как получилось, — упирается в меня своим взглядом, и я отворачиваюсь. Слишком больно. — Мне надоел этот фарс, надоело притворяться. Я хочу возвращаться в дом, где меня ждут, а не в этот холодный музей. Я хочу, чтобы моя жена встречала меня с работы, а не шастала хрен знает где, готовясь к очередному показу,  я, блядь,  детей хочу,  в конце концов! Чтобы они на меня были похожи! На меня! —  он уже срывается на крик, лицо краснеет.

— А как же Дашенька? — на выдохе и с надрывом.

— Да какая, к черту, Дашенька? Это чужой ребенок, Кристина! У нее есть отец, и поверь, лучше отдай ему дочь. То, что я успел нарыть на него, мне не понравилось.

— Уйди. Прошу тебя. Уйди, иначе я не ручаюсь за себя! — выкрикиваю я, чувствуя, как соленая влага стекает по щекам.  — Счастья тебе, Андрей, надеюсь, ты ни о чем не пожалеешь.


Андрей медлит. Топчется на месте какое-то время, молчит, потом с силой пинает носком ботинка комод и идёт в сторону лестницы на второй этаж. Я боюсь шевельнуться. Стою, словно приросла к полу, дышу часто-часто и чувствую, как мои острые ногти впиваются в ладони.