Ух, красота! Настроение автоматически поднимается вверх. Меня всегда вода успокаивает и заряжает энергией, а плохую смывает, а уж такой-то душ и подавно.

Но долго расслабляться я себе не могу позволить, быстро достаю из своей сумочки гель для душа с мочалкой и начинаю намыливаться.

Переодеваюсь в свежий брючный и очень строгий костюм. Волосы стягиваю в пучок. Косметики на лице — ноль целых, ноль десятых. Еще бы очки в толстой оправе и с большими линзами, и я была бы очень похожа на строгую училку по этикету.

Жаль, что пару лет назад я поддалась на уговоры дочери, перед поездкой на море, сделать себе татуаж на бровях, веках и губах. Я от природы блондинка, потому бровей и ресниц почти не видно, если смыть косметику. Вот Наталка меня и уговорила, поясняя это тем, что вся косметика будет смываться, и я буду похожа на бесцветное чучело, и даже никакого себе курортного романа не заведу.

Курортного романа все равно не случилось, потому что единственное чем я занималась, так это отгоняла ухажеров, от моей несовершеннолетней, с уже вполне оформившейся фигурой дочери. Потому и превратилась в злого цербера, и мне было не до знакомств.

Но татуаж до сих пор неплохо выглядит. Я его даже не корректировала ни разу.

Эх…

Плохо я на училку тяну… очень плохо…

И то, что внутри меня опять какая-то часть лишь хмыкает, приподнимая бровь, и качает головой, так это все глупости… главное не поддаваться. И думать о гордости!

Выхожу из ванной, и в этот же момент Антон входит в комнату, у него мокрые волосы, похоже он тоже где-то принимал душ. Ага, значит в одной из комнат еще есть ванная. Надеюсь, что на этом же этаже, не хотелось бы потом бегать к охране на второй этаж и вставать в очередь, чтобы принять душ.

Кажется, Антон заметил все мои ухищрения, и даже не скрывает ироничной улыбки. Странно, теперь я вижу его лицо, и воспринимаю совершенно по-другому. Сложно объяснить. Кажется, этот молодой красавчик больше не возбуждает меня. Я часто в интернете смотрела на разных красивых актеров, но они никогда не будили в мне фантазию и не заставляли возбуждаться. Вот и сейчас происходит тоже самое.

«Нет, с этим мужчиной, у меня секса точно не будет», — мысленно заключаю я, и уже более спокойнее берусь за предложенную Антоном руку.

Наивная…

Спускаемся в столовую молча, и словно влюбленная парочка, держимся за руки. Антон погружен в свои мысли, я же рассматриваю картины из янтаря, и старательно делаю вид, будто мне неприятно держать его за руку.

А картин в его доме очень много, даже слишком. И какие они все разные и красивые. Причем янтарь не только желтый, но и разноцветный. В зависимости от стиля помещения.

— Малая столовая? Есть еще больше? — не сдержавшись, с удивлением спрашиваю я, рассматривая комнату с серой-сиреневой отделкой, примерно квадратов в пятьдесят, может даже больше, на первом этаже.

— Малой называла её Полина, — почему-то с легкой грустью, усмехается Антон. — Она делала это для пафоса, чтобы гости удивлялись и думали, что существует еще и большая столовая. Она и меня отмуштровала, чтобы я говорил также. — Вздохнув он добавляет: — в общем, привычка, от которой я никак не могу избавиться.

Антон подводит меня к длинному накрытому на две персоны столу, и выдвигает один из стульев.

— Полина, это же жена твоего отца? — вспоминая я вслух, пока присаживаюсь за стол.

— Да, — кивает мужчина, обходит стол, и садится напротив меня, — эта квартира досталась мне по наследству, после смерти отца. Но я в ней практически вырос, и считаю её своей, так как жил здесь дольше, чем с матерью. Полина не хотела рожать детей, боялась испортить фигуру, и готова даже была обустроить мне личную комнату, чтобы я чаще бывал у них в гостях. И каждый раз напоминала отцу, когда он заикался о детях, что у него есть я.

— И из-за этого он завещал квартиру на тебя, а не на жену? — с удивлением спрашиваю я.

— Нет, завещания вообще не было, но Полина не стала претендовать на наследство. Её покровитель и любовник, ей этого не позволил, — кривит губы Антон.

Чувствуется, что ему не приятна эта тема, поэтому я решаю дальше помолчать, и автоматически, пока жую вкусное мясо, которое чуть ли не тает во рту, рассматриваю очередной янтарный шедевр, висящий на противоположной стене.

Это же копия «Девочки с персиками» Серова, только отделанная янтарем. Боже, а цвета… Как такое вообще возможно? Я присматриваюсь к одному из камешков, и понимаю, что он состоит из трех цветов.

— Страшно подумать, какая цена у этой красоты, — говорю я Антону, и тут же осекаю себя, потому что становится стыдно за своё неуместное любопытство.

Антон, не глядя на картину отвечает:

— Не знаю сколько это стоит, мать не стала выставлять её на продажу постеснялась, все же копия с Серова.

— Мать? — я приподнимаю одну бровь от удивления. — Так эту картину она делала? Твоя мама?

— Да, — отвечает Антон, но без гордости, так, словно его безусловный талант его матери совершенно не волнует. Если бы кто-то из моих близких делал такие шедевры, я бы, точно реагировала иначе.

— А те все картины, тоже она?

— Да, — коротко отвечает Антон, и без энтузиазма в голосе добавляет: — она постоянно, когда приходит, то дарит мне одну или две. Уже не знаю, куда их девать.

— А разве она их не продаёт?

— Продаёт, — кивает он. — После развода с отцом, у неё была сильная депрессия, и её психолог, которого нанял ей отец, посоветовал ей найти какое-нибудь хобби, чем-нибудь себя занять, чтобы не зацикливаться на разводе. Она много чем пыталась заниматься, но в итоге остановилась на поделках из янтаря. Потом в выставке в какой-то поучаствовала, отец посодействовал, — Антон опять хмыкает, на этот раз с какой-то толи злостью, толи грустью, я не могу понять, — и заняла первое место, а её картины стали пользоваться спросом, и она начала на этом зарабатывать.

— У твоей мамы бесспорный талант, — не скрывая восхищения говорю я.

Антон опять кривит губы, и даже глаза закатывает в потолок.

— Ага, а еще у неё талант, играть у меня на нервах, и плести интриги за моей спиной. Поэтому, когда познакомишься с ней, старайся по меньше откровенничать.

У меня от неожиданности очередной кусок мяса застревает в горле, и я скорее запиваю его соком. И не пойму, чему удивляться, толи тому, что у Антона сложные отношения с матерью, толи тому, что он вообще собрался меня с ней знакомить.

Какое-то время мы молча продолжаем есть. Спустя несколько минут появляется повар с подносом, на котором стоит чайник, чашки, блюдца, и сладкий пирог — шарлотка.

Не сдержавшись я встаю, и начинаю помогать женщине забирать с подноса еду. Антон, же в это время изучает меня своим фирменным нечитаемым взглядом. А когда повар закрывает за собой дверь, то говорит мне:

— Я ей за это деньги плачу, и не маленькие, еще и дочку устроить к себе собираюсь, так что не нужно ей помогать.

— Ну, я просто, по привычке, — смущенно улыбаюсь я мужчине, чувствуя себя нищей провинциалкой. Всё же к слугам я не привыкла.

— Забудь о своих привычках, — неожиданно жестким тоном говорит мужчина. — Ты в этом доме теперь хозяйка, учись руководить слугами, а то сядут на шею.

Я опять от неожиданности давлюсь, только теперь уже воздухом.

— Эммм, я хозяйка? И слуги во множественном числе? — спрашиваю я, прочистив голос.

— Да, — кивает он. — Пока ты здесь живешь, то считай себя хозяйкой. Я тебя так и представил Валентине Павловне. Здесь еще работает её муж — Игорь Федорович, помогает ей по хозяйству чисто в техническом плане, как плотник, иногда, когда они оба в отпуске, им на замену приходит её родная сестра со своим мужем. Им всем я тоже довольно приличную зарплату плачу. Ты в своем Новосибирске в два раза меньше зарабатывала, чем получает Валентина Павловна.

— Мне, как бы всё равно, кто и сколько зарабатывает, просто… — я от неожиданности даже не знаю, как быть, поэтому запинаюсь, и с волнением в голосе спрашиваю: — Почему я в твоем доме должна быть хозяйкой?

— Потому что, я так хочу, — говорит Антон, приступая к десерту.

— А если я не хочу?

Антон опять пронзает меня своим холодным взглядом.

— Кажется мы в машине уже решили этот вопрос, или… Ты всё же хочешь вернуться?

Суживаю глаза от злости. Как он достал со своими угрозами!

— Ты мог хотя бы предупредить меня заранее!

Внутри меня опять вспыхивает гнев на этого тирана.

— Я предупредил, — пожимает он плечами, — там в машине и предупредил. Если забыла, то я могу напомнить.

Я отрезаю десертной ложечкой кусочек шарлотки и, стараясь не показывать виду, насколько сильно в очередной раз обижена и зла на мужчину, спокойным голосом отвечаю:

— Не надо, я всё помню.

— Отлично, — тепло улыбается мне Антон, будто только что, вновь не угрожал мне, и не пытался меня запугать.

Настроение опять скатывается ниже плинтуса, и даже вкусная шарлотка, не лезет в горло. Острое чувство беззащитности и уязвленной гордости колит где-то в подреберье.

— Ладно, Лен, прекращай злиться и вредничать, — вдруг говорит Антон примеряющим тоном.

Охренеть! Значит это я вредничаю?

…

У меня нет слов. Одни только маты на уме крутятся. А тон, которым он мне все это говорит? Словно это он старше меня, а не я его.

Ррррр…

Но эти мысли я замыкаю внутри себя.

Внешне же, лишь бросаю один взгляд на мужчину, в который вкладываю своё мнение о его «вредничать», а затем утыкаюсь в свою тарелку и продолжаю запихивать в себя кусочки шарлотки, отрезая их десертной ложечкой, и запивая фруктовым чаем.

— Давай я лучше расскажу тебе о наших планах на ближайший месяц, — спустя несколько мгновений, продолжает мужчина. — Программа будет очень насыщенной, поэтому ты должна быть подготовлена.