«- Привет, Олежа, как жизнь, брат?

- Вот как раз офис закрывал. Два покупателя сегодня смотреть приходили, Кирилл Сергеевич.

- И как? Есть толк?

- Да не знаю. Вроде серьезные они. Сказали, что перезвонят вам в понедельник.

- Ясно. Ты как на эти выходные? Планы есть?

- Да нет. Какие планы, Кирилл Сергеевич. Бабы нет и планов нет.

- А как же девушка твоя?

- Была да сплыла. Поругались мы.

- Бывает. Ну раз свободен мне помощь нужна твоя. Я тут…эммм…как бы сказать не совсем трезвый последние дни, а мне нужно съездить в одно место. Часа полтора езды. Отвезешь?

- Конечно отвезу. Говорите куда за вами приехать.

- Записывай.

- Та я запомню. Говорите».

Если бы я не знал тогда уже, что это он, то именно в этот момент мог бы заподозрить что-то неладное. Ведь у Олега была паршивая память и он все записывал ВСЕГДА. Так что тут ответ мог быть только один – Олег прекрасно знает куда мы едем. Ведь накануне я связался с шантажистом и указал где состоится передача денег.

Самое сложное было не сорваться и не пристрелить его прямо там на улице или в машине. На рожу его смотрел и скрежетал зубами от желания удавить мразь. Гниду мерзкую. В доверие втерся сука так, что я заподозрить не мог.

Все вышло из-под контроля, когда я сам же и проговорился. Нервы сдали, и я сказал о своей поездке к Мишке. А тот все понял. Вдруг. Неожиданно. Не знаю, как. А потом все было будто в каком-то тумане. Мы сцепились прямо в машине. Олег выдернул пистолет из-за пояса и мне под ребро сунул, продолжая вести тачку, виляя по трассе. Я пытался выдрать у него ствол и пока шла борьба нас снесло с дороги, мы врезались в дерево. Машина кубарем покатилась с откоса в реку. Я помню, что, когда она шла ко дну я смотрел на окровавленного Олега и уже знал, что вытаскивать его не стану. Удар пришелся на его сторону и ему расплющило лицо, но он еще был жив. Из открытого рта вырывались розовые пузырьки воздуха. Я помню, как выхватил у него пистолет и вышвырнул в окно, помню, как вытаскивал все из своих карманов и швырял в воду. Только кольцо забыл снять. Когда вылезал из машины смотрел на ублюдка прямо в его широко раскрытые глаза. Я знал, что он все понимает и даже усмехнулся подонку мысленно пожелав ему гореть в пекле.

Из воды еле выбрался. Голова казалось сейчас взорвется от боли и по лицу сочилась кровь. Я шел в сторону дорожных путей. Не помнил ни сколько километров до города, ни где я сейчас. Одно только пульсировало в висках – я убил эту мразь. Все позади. Вся эта долбаная канитель. Мне нужно поймать попутку и ехать в город или позвонить кому-то. А меня швыряет из стороны в сторону голова болит все сильнее. Брел по путям пока не провалился куда-то и не вырубился окончательно.

У меня эти два куска жизни в одно целое склеились, когда снова в этот город приехал. Сам на машине. К реке той выехал, и информация стертая, как кадрами перед глазами замелькала.

Вроде бы теперь позади все, но меня самого заклинило. После нашего разговора с Женей возле участка полицейского отшвырнуло от нее так же, как и ее от меня. Я все вспомнил…все. В том числе и Славика. Умом понимал почему так поступила, что я тоже сволочь и я виноват… а сердцем не мог. Вроде и помнил эти последние пару месяцев с моей амнезией, как добивался ее, как яростно хотел вернуть себе…и в то же время вспомнил, что она с ним была. Тяжело нам эти дни дались. Намного тяжелее чем те два месяца, когда я пребывал в счастливом неведении.

Да и дело мое закрыли не сразу. Еще вызывали в участок, и я видел взгляд Снежинки…как она боится, что меня обвинят в убийстве. Но где-то свыше кто-то решил дать мне еще один шанс и дело Олега так и закрыли как несчастный случай. Рьяно искать и копать глубже было некому. Девушка его слишком запуганная и инфантильная, чтобы заставить кого-то шевелиться, а другой родни у него и не имелось. Да и он сам никто и звать никак. У нас с такими сильно не возятся. Побыстрее слить дело хотят и закрыть. Может в этом и имелась доля моего цинизма, но подонок сам заслужил подобную участь, как и его брат в свое время.

Именно тогда, в кабинете у следователя на последнем допросе, спустя месяц после всего что произошло, я осознал, что больше не могу без нее ни секунды. Ни дня не могу, ни мгновения. Смотрел как она губы кусает, как нервничает, как все время спрашивает все ли закончено и не будет ли у меня еще неприятностей. Иногда в таких вот мелочах, неких штрихах видно истинное отношение человека к тебе. И я видел, что она меня любит. По-настоящему. По-родному.

К дьяволу прошлое. К дьяволу проклятые ошибки. Я хочу, чтобы мы забыли обо всем и начали сначала. Только Женя уже ничего не хотела и чем больше я самоуверенно считал, что у меня получится, тем сильнее получал под дых ее равнодушием и холодом. Но я больше не собирался ничего терять. Я выбрался из-под гребаных руин и хотел жить. С ней. Пусть не так, как раньше. Пусть уже иначе. Никто из нас после этой истории не остался прежним, да и друг друга мы не так уж хорошо знали за все эти годы. Но я не собирался подарить ни один из них прошлому. Я точно знал, что хочу быть рядом с ней. Это моя женщина. Во всех смыслах этого слова. Она могла отталкивать, злиться, биться в истерике, но я не собирался отступать.

Встречу нашу подстроил вместе с ее матерью и как дурак боялся, что не выйдет ничего. Что прогонит меня. Не сможет простить. Приехал туда с сумкой налегке и как из такси вышел, пешком пошел по песку к дому тому. Воспоминания в голове крутятся на повторе. Как увидел ее впервые. Стоит на самом заборе ветер платье швыряет вверх и в стороны вокруг стройных длинных ног. А я только эти ноги и вижу и волосы ее светлые облаком. Лицо закрывают развиваются, и она напротив солнца стоит, а оно слепит и разглядеть мешает. Вот и заорал ей чтоб спускалась. А когда поймал и в глаза зеленые посмотрел понял, что не выпущу. Конец это. Приговор. Как по голове кирпичом огрело, и я руки разжать не могу. И сейчас поймал, и опять не смог разжать, сильнее сцепил и челюсти стиснул в глаза ее ведьминские всматриваясь, ища в них ответы на незаданные вопросы. Я их задал потом, когда брал ее прямо там в коридоре домика ее тети, у стены, как оголодавший подросток, с наслаждением втягивая запах ее волос и тела и заставляя кричать мне, как скучала. Выдирая из нее признание за признанием. Именно там я понял, что не жил бы без нее. Я б спился на хрен. Даже дети не смогли бы пустоты заполнить. У кого-то любовь в жизни много раз случается. С одной развелся, со второй, а я видать однолюб. Я с этой хочу. До конца. До победного. Мне иногда кажется, что жизни мало, чтоб любить ее и что какая-то тварь может снова отобрать у меня наше счастье. Да, вот такой слабак оказывается. Как без нее остался, так и превратился в подобие человека. Жалкое и никчемное. Помню, как одежду на ней срывал, а она бьет меня по груди и кричит:

- Не прощу больше, Авдеев. Не прощу никогда. Только попробуй еще раз так…только посмей нас бросить…

А я злые крики ее губами ловлю и с шипением толкаюсь в податливое тело, придавливая к стенке.

- Только посмей еще раз подумать об этом…только посмей еще раз представить себя без меня.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

- Мне вчера сон приснился, что ты уехал в другой город и не вернулся.

Подошла ко мне сзади и руками обняла, щекой к спине прижалась. А я пальцы со своими сплел, зубочистку грызу и вдаль смотрю на закат. Жарко. Воздух тяжелый, удушливо-горячий. Оранжевый шар солнца за горизонт прячется. Как же курить охота, а я бросил. Снежинке слово дал, что как сын родится, так и брошу вместе с ней. Кто ж думал, что он и правда родится. Пришлось сдержать слово.

- Это ты подсознательно хотела, чтоб я уехал, да, любимая?

- Нет. Я подсознательно боюсь…что ты опять исчезнешь из нашей жизни.

- Зачем мне куда-то от тебя уезжать или исчезать?

- Не знаю.

Всем телом прижалась ко мне и тяжело вздохнула.

- Сегодня два года как ты тогда ушел от нас. Я запомнила…потому что через несколько дней годовщина наша.

- Я жду, когда тебя одолеет старческий склероз и ты не будешь помнить ненужных вещей.

- А вдруг я и тебя тогда начну забывать.

- Да ладно, Авдеева, даже не мечтай. О себе я тебе найду как напомнить.

- И как, например?

Резко развернулся и перетащил ее к себе. Так чтоб лицо видеть и заслонять собой от стеклянной двери балкона, облокачивая на перила.

- Например вот так, - медленно наклонился к ее губам сжимая ладонью упругую очень пышную после родов грудь под тонким шелком халата. И от возбуждения тут же адреналин взвыл в венах. Как же она меня заводила вот такая теплая, домашняя, пахнущая ванилью, молоком и чем-то едва уловим нашим общим.

- Маааааа, тролль плачет.

Отпрянули друг от друга и она поправила халат на груди, скрывая от меня налитые полушария, которые так хотелось сдавить обеими руками, пока врезаюсь в ее тело.

- Не тролль, а Илюшка. Уже иду.

- Тролль. Он нас с Машкой троллит. Только в комп сажусь – орет. Покорми его. Он тебя хочет.

- Её все хотят. – мне на ухо – я тоже ужасно хочу.

- Тогда сегодня укачиваешь и укладываешь ты.

- Я? Это шантаж!

- Естественно ты. Держи своего тролля. А я ванну.

- Мааш, а Маааш. – смотрю на среднюю дочь, двигая бровями, - Маша-а-а, ты папу любишь?

- Не мухлевать. Я все слышу. Машка не ведись на провокации.