Да, меня чертовски пугали эти перемены. Алёна, не прилагая никаких усилий связала меня невидимыми путами, и я не собирался себя из них вызволять, да и не смог бы, как не пытался, а я пробовал, сознавая, что у нее слишком много власти и при желании она способна меня уничтожить.

Мне было совершенно не ясно, как я жил прошедшие годы без этих ощущений. Но, одновременно, с ними пришли и другие, новые для меня эмоции. Страх её потерять, боязнь, что она ко мне не испытывает и малой толики тех безумных эмоций, что рождаются во мне, когда она поблизости. Дичайшая, не свойственная мне ревность, когда я видел взгляды мужчин на неё.

Я знал, что Алёна считает себя обычной, не примечательной особой, но на деле всё было иначе, просто она была настолько поглощена своим миром, что не замечала окружающего.

Несмотря на всю внутреннюю волю, что копилась ней, она казалась мне хрупкой и ранимой. Хотелось закрыть собой от внешнего мира, чтобы никто не мог причинить ей боли. Надеюсь, это еще не грань помешательства, радовало одно - сооружать изолированный звуконепроницаемый подвал порывов пока не возникает.

Я не знал причин, по которым она так фанатично отдается спорту. Иногда мне казалось, что это её способ жить и справляться со своими эмоциями, через боль, пот и кровь сбитых мозолей.

Вопросов о том, сколько продлится это наваждение я себе больше не задавал, при этом испытывая одновременно и наслаждение, и муку. Мозг отказывался работать по годам выстроенным алгоритмам: познакомился, потрахался, забыл.

Ежедневно мне приходили сообщения от девушек, которые хотели залезть ко мне в штаны, а я вел жизнь праведника, потому что не получал от девушки, которую считал своей ничего кроме поцелуев и касаний. Но даже невинные поцелуи с ней были ярче и красочнее, чем, порой секс с другими. Она была невинна и меня будоражило осознание того, что именно я буду её первым, хотя никого этот момент не имел для меня какого-либо значения. Собственно, мысли о том, что я хочу быть последним, меня тоже посещали.

Когда она вышла от врача, я испытал огромное облегчение. Сам не понимал, какой груз был на плечах, пока она не сказала, что все позади. И эта дурацкая встреча со сводным братом, чтоб ему неладно было. Смотрел на то, как он рассказывает ей нелицеприятную часть моего прошлого словно на крушение поезда, страшно, а оторваться невозможно. Мог бы остановить его раньше, вытолкать из-за стола еще до того, как он посмотрел в её сторону, но во мне родилось какое-то дикое желание узнать, оттолкнет ли она меня, узнав часть правды обо мне.

И когда она не вернулась, я получил ответ на вопрос. Хостес сказала, что моя спутница забрала свои вещи в гардеробе и ушла. Стоял на улице, пытаясь понять, куда она может пойти. Вроде в Москве у нее никого не было, но мало ли, она знала многих товарищей по спорту и большинство из них жили в столице. Осталось несколько вариантов и очень надеялся, что выбрал верный, между железнодорожным и автовокзалами.

Рыжеволосая девчонка сразу бросалась в глаза, да еще в таком коротком платье, что проходящие парни сворачивали шею, а я недоумевал, как она умудряется не замечать эти сальные взгляды.

Остановился, наблюдая за ней. Разве мог её отпустить? Смогу ли я вообще когда-нибудь позволить ей уйти? Такой вариант развития событий разлился жгучей болью в грудной клетке, так что дышать становилось трудно. И сейчас я не чувствовал, что дышу, не чувствовал, что сердце бьется, потому что она не хотела принимать меня.

По иронии, она видела в основном положительную сторону моей натуры, а что будет, когда столкнется с темной?

Мы смотрели друг другу в глаза в отражении стекла и не было на вокзале других людей, кроме нас и время, кажется, замерло, а снег за окном повис в воздухе. Приблизился к ней вдыхая её запах и вновь мир обрел краски, ожил, прекращая быть черно-белым.

Алена откидывается на мою грудь, будто устала без меня, как и я без нее, продолжая смотреть в мои глаза через отражение.

- Давай уйдем отсюда.

Качает головой, но не отстраняется.

- У меня поезд.

- Здорово. А у меня машина.

- Самгин, я тебя ненавижу.

Поворачиваю лицом к себе, обхватывая ладонями её шею, заглядывая в глаза.

- Повтори.

- Я тебя ненавижу.

- А я жить без тебя не могу.

- И я без тебя не могу, - утыкается лбом мне в грудь и обнимает сама.

- Хоть это взаимно, - начинаю дышать.

- На меня ведь тоже парни спорили, - произносит, поднимая ко мне лицо, - также, как и ты на тех девчонок. Знаешь, что это за чувство, когда к тебе как к вещи относятся?

Она вглядывается в мое лицо, будто пытается увидеть, насколько я похож на тех, о ком она говорит.

- Знаю, но давай не будем об этом.

Смотрит на меня удивленно, не ожидая подобного ответа и произносит:

- Боже, только не говори, что девчонки спорили о том, кто затащит тебя в постель!

- Да ну, они же все могли выиграть. Одновременно.

Отталкивает меня ладонями и пытается уйти, но я успеваю схватить её за запястье и притянуть к себе.

- Все равно не отпущу.




***

Я не знаю когда родились эти чувства. Может быть в тот день, когда она бросила свой первый взгляд в мою сторону и поцарапала мою броню холодными глазами. Или, когда я прочитал ей в палате ту дурацкую книгу. Возможно, когда наблюдал как девушка медленно засыпает. А может в то утро после возвращения из больницы, когда увидел её в смешной пижаме, или тем вечером, когда она стояла на снаряде, грациозно выполняя гимнастические элементы.

Чем больше я об этом думал, тем больше понимал, что я любил её всю жизнь. Будто до знакомства с ней ни одна девушка не вызывала во мне эмоций, потому что я все берег только для нее.

Порой мне казалось, что Алена — это лёд, а я пламень, который готов её растопить. Я касался её и видел, как железное спокойствие покидает девушку, она словно оживает, выбирается из панциря на свет и начинает дышать. Уставшая после учебы и тренировок, она приникала ко мне все телом и также жадно отвечала на мои поцелуи, с той же алчностью просила еще и еще, пока я не чувствовал, что схожу с ума от болезни, носящей её имя.

У меня не возникало желания поторопить её несмотря на то, что я поклонялся ей как божеству, желал и мечтал войти в тело. Вместе с тем, я получал мазохистическое удовольствие от того, что мы каждый раз оттягиваем близость. Меня спали только фантазии о ней и правая рука.

В один из зимних вечеров, середины января, в тот самый день, когда мне исполнилось двадцать два года, я предложил ей выпить со мной шампанского, правда не сообщил в честь чего. Мне не хотелось никого видеть и слышать в этот раз кроме нее, поэтому, когда она пришла, я отключил телефон, так и не приняв поздравления.

Алена ушла с тренировки пораньше, что давалось ей с огромным трудом, отдыхать она совсем не умела и мне стоило больших усилий получить этот вечер для себя.

Не знаю откуда вообще у меня находились силы быть таким понимающим и терпеливым. Она могла делать со мной что угодно, хоть в узлы завязывать, потому что мы виделись так редко, что ради тех мгновений, когда она была рядом, я готов был отдать что угодно. Только вот не пользовалась этой возможностью.

- Я не пью алкоголь. Совсем. – Тихо произнесла, когда я передал ей бокал. Она взяла его, посмотрела на пузырьки и поставила на стол.

Скажи эти слова она не так отстранённо, я может быть не обратил на них внимания, но её поведение дало понимание, что за ним кроется.

- Думаешь от одного бокала завтра упадешь с бревна?

Она качает отрицательно головой.

- У меня мама была алкоголичкой, не хочу рисковать, вдруг это семейное.

Алена произносит эти слова глядя мне прямо в глаза, и я догадываюсь, что ей важно понять мою реакцию. Нет, я бесспорно догадывался, что бабушка не в капусте ее нашла, строил себе версии о том, что родители попали в аварию или произошла еще какая-то трагическая случайность. А еще в моем представлении, дети алкоголичек не становились чемпионками мира по спортивной гимнастике. Я навесил на девушку ярлыки, полагая, что единственная драма, случившаяся в ее жизни, была связана с моей личностью.

Притянул ее к себе не зная, требуется ли ей утешение, или это мне необходимо унять её страдание, потому что я видел его в её глазах. Она смотрит на меня так, будто после сказанного ожидает, что прогоню её.

- Расскажи, - прошу я. Не хочу, чтобы, между нами, что-то стояло, а сейчас она отгородилась от меня своей тайной, которая кажется ей постыдной.

Отходит к окну и уже больше не смотрит в мою сторону.

- Да нечего рассказывать, - слышу её по-детски обиженный голосок, не вижу лица, но догадываюсь, что она поджимает губы, - если вкратце, папа бросил маму, она не смогла с этим справиться и прибегла к помощи спиртного.

Стою, сцепив пальцы за спиной на столешнице, борясь с желанием обнять её, но чувствую, что сейчас ей это не нужно.

- Где сейчас отец?

Она поворачивает голову, давая возможность рассмотреть её профиль, немного надутые губы беззащитного ребенка.

- Не знаю, и, если честно, уже не хочу знать. У него другая семьи, другие дети. Это совсем не интересно, Клим, - изгибает рот в болезненной улыбке, повернувшись ко мне.

- Интересно. Ты осталась в детстве без отца, а я без матери.

Не знаю к чему произнес это, наверное, хотел показать ей, что мы не так уж сильно различаемся.

- Но по крайней мере она не была алкоголичкой и не спалила единственное жилье своих дочерей заснув с сигаретой.

Блядь. Что можно на это сказать? Мой отец не был примерным родителем, пусть и считал меня одной из шахматных фигур на своей доске, которую можно переставлять по своему усмотрению, но, по крайней мере, я никогда ни в чем не нуждался, пожалуй, кроме хотя бы какого-то проявления человеческого тепла.