Первое время было неудобно, больно, но терпимо. Я передвигалась медленно, словно черепаха, и заново пыталась ходить, хоть и давалось всё это с трудом. Шаг — глубокий вдох. Ещё шаг — выдох. Инесса говорит, что я меньше должна волноваться и переживать, а просто расслабиться, и тогда мне будет легче.

И с каждым шагом я чувствовала себя легче, даже лучше. С того дня мы всё больше стали ходить. Мила и Инесса, которая стала мне очень дорога, были рядом, поддерживали меня, чтобы я не упала. На первый этаж мы не спускались, потому как пока это было опасно из-за лестницы, но на втором этаже скакали как ламы. Хотя это было далеко не так. Но всё лучше и лучше я ходила.

В тот день я проснулась раньше Давида и просто лежала рядом, не шевелясь, рассматривая любимого. Не удержавшись, протянула руку к его лицу, очерчивая каждый его контур тонкими пальчиками, улыбаясь. Мужчина лежал с закрытыми глазами, но его дыхание сбилось, что говорило о том, что он уже проснулся и наслаждается каждым моим касанием.

Потянувшись и слегка приподнявшись, но так, чтобы Давид не понял, что я могу уже немного управлять своими ногами, поцеловала его в обнажённую грудь, широкие плечи тоже не остались без внимания, которые, кажется, любила больше. Он был весь такой большой и сильный, что дух захватывало.

Чёрная чёлка заслонила мне обзор, я потянулась к ней, чтобы откинуть волосы, но мне не дали даже дотронуться до них. Резко, но осторожно и нежно захватили моё запястье в плен.

— Не дала мне поспать, проказница, — его губы зашевелились. А я не смогла сдержать лёгкий смех.

— Не-а. Я просто соскучилась по своему мужчине.

— Вот как, — Давид приоткрыл глаза, в которых я увидела озорные смешинки.

И резко, так, что я не смогла понять, перекинул меня на спину и навис сверху.

— Нужно тебя отшлёпать, женщина, — его руки исследовали моё тело, и я ощутила, как в бедро упирается что-то твёрдое.

Он хочет меня несмотря на то, что я всё ещё калека для него и — как он пока ещё уверен — не могу ходить. Но он всё равно меня желает. Потерпи, любимый. Обещаю, совсем скоро я подарю тебе то, что ты так хочешь так же сильно, как и я.

— Я не против, — и, приподнявшись, я поцеловала быстро в губы.

Но вместо того, чтобы завладеть моими губами, Давид сгрёб меня в охапку и прижал сильно к себе, отчего мне казалось, все мои рёбра треснут.

— Если бы ты только чувствовала, — пробормотали мне куда-то в шею, покрывая мою кожу мурашками.

— Я чувствую, родной, — ответила ему двусмысленно, потому что чувствую не только всё его тело своим, но и то, насколько я ему нужна.

Меня только сильнее сжали в тисках объятий, а я, наслаждаясь приятной болью, запуталась в его волосах пальчиками, ласково перебирая пряди.

Мы быстро покушали, и я проводила Давида на работу. Скоро должна прийти Инесса: у неё есть свои ключи, поэтому сама сможет открыть.

Женщина пришла буквально через полчаса, и мы вновь стали с ней работать над моими ногами, которые с каждым днём чувствовались всё лучше, и двигаться мне было легче, чем в первые дни. Позже пришла Милка. Мы пообедали, потом вновь стали делать специальные упражнения.

Сегодня я решила встретить любимого на костылях — сделать ему сюрприз, потому что ждать уже не было сил, поэтому попросила Инессу оставить костыли при мне. Она согласно кивнула и около шести ушла домой.

Я сидела в кабинете Давида в его кресле и читала какую-то книгу, но всё никак не могла сосредоточиться на тексте, потому что начинала сильно беспокоиться за мужчину, которого всё не было дома. Стрелка часов перевалила за девять вечера. Я пыталась позвонить, но абонент не отвечал, и тогда ещё больше я начала переживать и накручивать себя.

Отложив толстую книгу в сторону и взяв в руки костыли, аккуратно приподнялась. В этот момент в доме хлопнула дверь. Я вздрогнула. Давид. Нужно его встретить, но быстро передвигаться я не могла.

Как же я соскучилась, распереживалась. Ох, если бы с ним что-то случилось, я не знаю, что бы было со мной… Попыталась прогнать плохие мысли и двинулась в сторону выхода из кабинета, как возле двери резко остановилась.

— Зачем ты здесь появилась? — громкий, грозный голос разнёсся по всему дому, отчего я вздрогнула и вся сжалась.

Что происходит? Кто появился? Может, Лана, которую я не видела со дня свадьбы наших с Давидом родителей? Сделала осторожный шаг вперёд и остановилась, прижавшись к стене. Прислушалась.

— Я хочу знать, как Саша, — от этого голоса всё моё нутро сжалось, а с губ слетел тихий вскрик.

Резко сжала губы, прикусив нижнюю, чтобы не выдать себя, и ещё ближе придвинулась к закрытой двери. Знаю, что некрасиво подслушивать, но понимала, что по-другому просто не могу.

— Она тебе не дочь. Об этом нужно было думать, когда она попала в аварию, после которой её ноги отказали, — зло выплюнул мой мужчина.

— Она тебе не больше нужна. Ведь это Александр попросил тебя присмотреть за ней. Она тебе не нужна точно так же, как и мне. Всегда еле терпела её. Она не моя дочь, и я не обязана за неё волноваться и переживать.

Из моих лёгких будто разом выкачали весь кислород. Я не могла сделать ни вдоха, ни выдоха. Только хватала ртом воздух, будто выброшенная на берег беспомощная рыба.

Нет. Нет. Нет!!!

Этого просто не может быть. Как так?..

— Она не была мне нужна, — услышала такой родной и любимый голос, который в эту самую секунду меня убил.

Слёзы текли по моим щекам. Я уже не могла их сдерживать, а просто позволяла им катиться из моих глаз. Мою душу словно вырвали с корнем.

“Не была нужна”…

Его слова эхом звучали в моей голове. С силой сжала дерево в своих руках. Я не нужна Давиду… Тогда зачем он со мной играл? Его нежность, теплота во взгляде. Руки, которые так крепко меня обнимали, словно боялись потерять. Зачем всё это?..

Я ничего не слышала. Мне было адски больно, весь мир вокруг меня словно замер. А я ведь ради него, превозмогая боль, пыталась встать на ноги и сделать его счастливым. Ведь он мне нужен.

“Верь Давиду. Он никогда тебя не обидит”, — эти слова резко всплыли в голове. С силой зажмурилась и через боль, которая выворачивала меня наизнанку — не от слов, как оказалось, не родной мне матери, а мачехи — а от слов Давида, которого я всем сердцем любила. Я обхватила костыли и сделала шаг вперёд.

Я хочу, чтобы Давид мне прямо в лицо сказал, что я ему не нужна. Я хочу увидеть это в его глазах и понять, правда это или же нет. Он не может врать. Глаза его никогда не врут.

Осторожно вышла из своего укрытия. Моё лицо было всё в слезах и, скорей всего, глаза уже опухли. Но мне было всё равно. Я хочу посмотреть в его глаза.

Когда я вышла из кабинета Давида, то увидела, как Полонский стоит возле моей нематери и зло ей что-то говорит. Я видела, как он весь напряжён, а на руках выступили вены. Давид. Любимый.

Нет. Он просто не мог со мной так поступить. Я же ему нужна. Я же видела, чувствовала. Поэтому сейчас все его слова не могли быть правдой.

Сейчас я подойду к нему, и он всё мне объяснит. Я ослышалась. Неправильно поняла. Наверняка, он имел в виду что-то другое. Мне надо просто посмотреть на него, увидеть его взгляд. Тогда он не сможет мне солгать, потому что я увижу правду.

Слёзы текли по моим щекам, превращая окружающие предметы в размытые пятна, а я даже не могла смахнуть их, потому что слишком сильно вцепилась в свои костыли, боясь упасть.

Продвигаясь вперёд, я не заметила, как зацепила костылём стоящий неподалёку стул, ненароком с шумом двигая его с места, и от этого раньше времени привлекла к себе внимание.

Две пары глаз резко повернулись ко мне. Кажется, они очень удивились, что я так неожиданно возникла здесь. Лицо моей ненастоящей мамы исказила гримаса шока, а вот в глазах Давида я увидела всепоглощающую боль, которая внутри меня отозвалась не меньшей тревогой.

— Аля! — крик-хрип Давида.

Глава 34

Давид

Я дёрнулся в сторону своей девочки, но тут же застыл. Меня окутал страх, я ощутил почти физическую боль, пронзившую моё тело. Что Аля услышала?

То, что моя малышка слышала разговор с её матерью, которая ей совсем не родственница — в этом нет никакого сомнения. На бледном личике любимой девочки я видел слёзы, а в глазах всепоглощающую боль, которая отозвалась болью в моём сердце. В этот момент я хотел ударить самого себя. Вмазать со всей силы за те слова, которые, возможно, моя Сашка слышала. Но это совсем не так, моя девочка.

Я люблю тебя. Люблю так, как никто на этой чёртовой земле ещё никогда не любил. И ради тебя, моё маленькое сокровище, я готов на всё. Даже горы свернуть, если это понадобится. Я слишком сильно тебя люблю, чтобы предать.

Любил с самой первой встречи, хоть и не мог себе в этом долго признаться. Твой образ преследовал меня с самой первой встречи: маленькое милое личико, большие голубые глазки, веснушки на аккуратном носике и щёчках, такие незаметные на расстоянии, но отчётливо видимые, когда я смотрю на твоё лицо, пока ты спишь. Пухлые губки, которые так приятно целовать, словно пьёшь нектар. Твой умопомрачительный запах, который свёл меня с ума в первую же секунду, и тонкая талия, которая так к себе манила.

Но больше всего люблю твой характер: силу воли, ум, настойчивость, потому как после того, что с тобой случилась, ты смогла встать и идти вперёд.

Ты моё самоё родное, дорогое. То самое светлое, что осталось во мне где-то в глубине.

Но эту секунду внутри меня всё взрывается при мысли о том, что вот сейчас я могу потерять то самое ценное, что у меня есть в жизни — мою Сашу.

Лёгкие пронзает острая стрела, я чувствую всю ту боль, что и Аля, которая сейчас стоит напротив меня и, чёрт побери, стоит на костылях, и смотрит мне прямо в глаза своим взглядом, в котором море адской, всепоглощающей боли. Кровоточащие раны, которые, возможно, своими словами я нанёс на её хрупкое маленькое сердечко.