Тихомиров стушевался, а Глеб вдруг почувствовал кое-что ещё — неправильность того, в какие оттенки был окрашен его контр-выпад. Всё же теперь отец и мать Алёны могли считаться и его семьёй, а подобного он обычно в сторону родственников себе не позволял.

— Давай выпьем и перестанем искать какие-то подводные камни или попытки повернуть всё вспять, — сказал он мягче. — Всё уже свершилось и теперь пути назад нет. И помни — я всё сказал, что хотел, относительно твоей дочери и нашего с ней брака.

Последние слова прозвучали твёрдо, со сталью в голосе. Тихомиров кивнул и направился к бару. И Глеб понял, что ему тоже до чёртиков хочется напиться.


Родители Алёны уехали, Марусю тоже забрали и увезли. Ледов остался наедине со своей женой.

Жена. Такое забытое слово, которое сейчас вдруг приобрело совершенно другой эмоциональный окрас. Не такой, каким оно было в те времена, когда Марина была жива.

— Ты хочешь ещё что-нибудь? — спросил он у Алёны, которая выглядела так, будто нанесла себе на лицо белила вместо румян.

— Интересный вопрос. Ты знаешь на него ответ, — выдавила она из себя и вздёрнула подбородок.

— Ты знаешь, что я имел ввиду. Возможно, кусочек торта? Я видел, что ты к нему не притронулась.

— Ты бы ещё свадебный танец предложил, — фыркнула Алёна.

Глеб видел, что она пытается держаться из последних сил, и внутри снова что-то заворочалось, заскребло.

— А если предложу? — улыбнулся он.

— Шутишь?

— Нисколько. Потанцуй со мной.

Ледов видел, что Алёна ещё больше напрягается. Смотрит на него так настороженно, словно каждую минуту ожидает удара.

— Если откажусь, ты заставишь насильно? — спросила она, облизнув пересохшие губы.

— Нет. — Он протянул ей ладонь, повернув её тыльной стороной вниз. — Не заставлю. Давай потанцуем.

Жена задышала ещё более прерывисто. Перевела взгляд с его лица на протянутую руку.

— А музыка? — прошептала одними губами.

— Она нам не нужна.

Он терпеливо ждал, уже дав себе обещание, что если Алёна не подойдёт — не делать ничего. Даже брать её не собирался. По крайней мере, сегодня.

Когда в ладонь скользнули ледяные хрупкие пальцы, Глеб притянул жену к себе, но не грубо, как сделал бы это ещё вчера. Просто настойчиво, давая понять, что никуда не отпустит, даже если она передумает.

Он стал покачиваться, чувствуя, как Алёна ещё больше напрягается. Вторая рука скользнула по ровной спине, опустилась на поясницу. Ледов посмотрел на приоткрытые губы жены, с которых срывалось тяжёлое надсадное дыхание, и отвёл взгляд.

— Завтра мы улетаем. Несколько дней в Испании. Я снял бунгало, где нам никто не будет мешать. Проведём неделю вместе. Попробуем, что значит семейная жизнь.

Мысленно поморщился, потому что сказанные слова прозвучали как рапорт. Сухой и безэмоциональный. На самом же деле, именно с этой задумки он и начал оттаивать. Произошло всё быстро — Глеб не успел даже толком ничего понять. Но когда наскоро просматривал фото побережья и их жилища, арендованного на медовую неделю, когда представлял себе Алёну там, в этом месте, на берегу пляжа… что-то внутри отзывалось какими-то совершенно немыслимыми ощущениями и чувствами.

— Хорошо, — просто отозвалась жена.

Её тело всё ещё было «деревянным». Наверняка боялась того, что он ещё вчера видел в своих фантазиях — грязных, порочных, порождающих то, чего раньше никогда не испытывал.

Они стояли посреди гостиной, покачиваясь в такт тишине. Алёна была такой хрупкой, маленькой, уязвимой… И таким же уязвимым постепенно стал казаться сам себе Ледов. Он не знал, как к этому относиться. Пока не знал.

— Собери всё необходимое на завтра. Самолёт в два часа дня, — сказал он, неожиданно начиная испытывать раздражение.

Отступил на пару шагов, оставляя удивлённую Алёну стоять посреди опустевшей гостиной, после чего развернулся и направился к себе в кабинет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍24

Я сидела в вип-кресле самолёта. В одной руке — бокал шампанского, другая — нервно сжимает подлокотник. В иллюминаторе — унылая картина. Видна внушительная часть аэропорта, нос соседнего самолёта и больше ничего.

Глеб расположился рядом. О чём-то задумался, листая журнал, и только его колено, соприкасающееся с моим, не позволяло мне ни на мгновение отрезвиться и представить, что мы просто летим в жаркие страны.

Предыдущую ночь я провела почти без сна. Лежала, глядя в потолок, боялась пошевелиться. Мне каждое мгновение казалось, что Ледов вот-вот зайдёт ко мне и накинется, требуя исполнения супружеского долга. Задремать смогла лишь под утро, и то сон был беспокойным, тревожным.

Глеб не пришёл. Он оставил меня в покое, и это порождало такой сонм мыслей, что у меня не находилось ответов на те вопросы, что я себе задавала.

Когда Ледов решит, что хочет стребовать супружеский долг? Будет ли грубым и требовательным? Или же попытается сделать всё, чтобы я его захотела?

— Ты в порядке? — раздался голос Глеба, и я вынырнула из своих размышлений.

Поняла, что слишком пристально на него пялилась всё это время, и Ледов поймал меня на месте преступления.

— В порядке, — отрезала я и, отвернувшись к иллюминатору, отпила глоток шампанского, надеясь, что он принесёт мне хоть каплю опьянения.


Я и сама не поняла, как задремала. Только почувствовала, как кто-то осторожно, даже нежно, забрал бокал из моих пальцев. А когда проснулась, не сразу поняла, где нахожусь.

— Мистер, что вы будете? — спросила на английском с ужасным акцентом стюардесса, которая катила тележку между рядов.

— Виски и колу, пожалуйста, — с такой улыбкой, перед которой бы и черти ада захотели станцевать румбу, ответил Глеб.

Внутри у меня заворочалось что-то странное, неизведанное. Злость? Возможно. Ведь если он хотел обращаться к другим женщинам с такой улыбкой, какого черта лишил меня свободы?!

И было что-то еще, то, чему я не могла дать ни названия, ни объяснения.

— Виски-и-и, кола-а-а, — нараспев ответила стюардесса, после чего взяла бутылочку Дэниэлса и, помахав ей в воздухе, разулыбалась Ледову ещё больше.

Прекрасно! Они тут что, собирались флиртовать прямо на моих глазах?

— А мне вина. Красного, — вклинилась я в эту занимательную беседу, и улыбка на лице стюардессы померкла, став на несколько тонов тусклее.

Отдав виски и колу Глебу, она протянула мне бокал вина, после чего покатила тележку дальше.

— Я думал, ты спишь, — усмехнулся Ледов.

— Я заметила, — буркнула, глядя в иллюминатор.

За ним проплывали ярко-розовые облака. Близилось время заката, и всё кругом было таким сюрреалистичным, что мне казалось, будто я попала в параллельную реальность.

— Что-то не так? — спросил Глеб, и в голосе его мне послышалась неподдельная тревога.

— Тебе повторить то, что я уже не раз говорила, или же просто промолчать? — приподняла я бровь.

Ледов смотрел на меня несколько бесконечно долгих секунд. Опустился взглядом на губы и задержался на них, после чего помотал головой и, усмехнувшись, сказал:

— Можешь ничего не говорить, все понятно и так.

Что ему там было понятно, я не знала. Но расспрашивать о том, что меня совсем не интересовало, не собиралась. И снова отвернулась к иллюминатору и пригубила вина.


Когда мы заселились в бунгало, я поняла, что жутко проголодалась. В любой другой ситуации, наверное, испытала бы злость, когда увидела, что Ледов позаботился и о нашем позднем ужине, но не в этот раз.

Быстро приняв душ, спустилась в небольшую столовую и, не дождавшись, когда ко мне присоединится Глеб, принялась за карпаччо с айоли. Это было божественно. И если так называемый муж не станет меня трогать и дальше, я, пожалуй, даже получу удовольствие от этой поездки.

Уже успела понять, что здесь — маленький рай. Мы с родителями часто бывали в подобных местах, но такой красоты я ещё не видела ни разу. Берег моря, свежий воздух… аромат бриза. За это можно было продать душу дьяволу.

— Проголодалась? — спросил Ледов, усевшийся напротив в тот момент, когда я принималась за перепелов.

Он тоже сходил в душ и сейчас восседал напротив в белоснежном махровом халате, надетом, судя по всему, на обнажённое тело.

— Уже почти сыта, — соврала я, после небольшого раздумья принимая из рук Глеба бокал шампанского.

— Тебе здесь нравится? — спросил Ледов, когда я отпила глоток и уже раздумывала над тем, чтобы встать и уйти.

Десерт из мангового чизкейка, поначалу показавшийся таким аппетитным, сейчас не вызывал и капли желания его попробовать.

— Я бывала в таких местах, — пожала плечами. — Но мне нравится, да.

На губах Глеба появилась лёгкая полуулыбка.

— Мне тоже здесь нравится. Расслабляет.

Между нами повисло молчание. Ледов лениво ел, я — делала вид, что не обращаю на это внимание.

— Наверное, у тебя есть множество вопросов, — сказал он, явно намекая на то, что предыдущей ночью между нами ничего не случилось.

Отодвинув от себя тарелку, Глеб откинулся на спинку стула и посмотрел на меня. Под его взглядом, наполненным тьмой, мне стало не по себе.

Если дома у Ледова я и чувствовала себя эфемерно защищённой, то здесь была вся в его власти, насколько это возможно.

— У меня нет никаких вопросов, — соврала я, ставя на стол бокал с недопитым Кристалл.

— Ты лжёшь. Но это нормально, — усмехнулся Глеб. — И всё же нам стоит обсудить, что будет происходить дальше.

Ледов сделал паузу, во время которой цедил виски. А я — сидела, вжавшись в стул и ожидала продолжения.

— Что будет происходить дальше? — выдавила из себя секундой позже, когда собралась с силами.