— Тихо, Мариам. Все нормально. Я буду осторожен, — голос Демьяна звенит напряжением, стальные, подрагивающие мышцы говорят о том, что он едва себя сдерживает, но при этом действует действительно осторожно.

Я цепляюсь за широкие плечи, как за спасительный круг, потому что тело перестает мне принадлежать. Оно, как идеально настроенный инструмент, реагирует на каждое прикосновение любимого и мгновенно отзывается на него звонким переливом нервных окончаний.

Темные пятна плывут перед глазами, когда умелые пальцы, погладив меня, находят клитор и начинают методично кружить по нему. Внутренности обжигает еще сильнее, хотя в прошлый раз казалось, что это невозможно. Прикосновения в настолько интимном месте непривычные, сокровенные, острые, как лезвие бритвы, Ноги машинально сжимаются, но Демьян проталкивает между ними колено и продолжает свои мучительно-сладкие пытки.

— Расслабься, маленькая! Доверься мне. Знала бы ты, как я мечтал об этом с самой нашей первой встречи, когда ты в своих коротких шортах вперилась в меня огромными глазищами, — Демьян тяжело дышит мне в шею, не прекращая изводить ласками рукой. — Уже тогда с ума сошел, понимая, что ты ведьма маленькая въелась под кожу.

Всхлипнув, я крепче прижимаюсь к нему. От озвученных признаний меня пронзает накатывающей острой волной.

— Хотел тебя до одури, — зубы не больно смыкаются на моей шее, а я понимаю, что меня уносит за грань. — Хотел вот так, открыто, чтобы моей стала и имя мое раз за разом повторяла, как мантру…


И я воплощаю в жизнь его желание. Не потому, что хочу подольстить, а потому что его имя само прожигает горло и рвется наружу, когда наслаждение доходит до пика. Ноги сводит судорогой, низ живота обдает извергнувшейся лавой, и я, громко вскрикнув, протяжно выдыхаю:

— Демьян….

Он крепко удерживает меня, не давая обессиленно осесть. Хватаюсь за запястье, замедляющее свои движения, теперь уже нежно гладя чувствительные складки. Сердце разрывается, как ненормальное. Господи, это, наверное, и называют дьявольским искушением, которому невозможно не поддаться. Он — мое искушение. Запретное. Порочное. То, которое поглотило собой и перекрыло все пути назад.

Тяжелое дыхание обжигает шею, Демьян тихо ругается, а потом я чувствую, как он накрывает свою эрекцию ладонью и сжимает ее. Понимаю, насколько ему тяжело и, наверное, даже больно, как мне было несколько минут назад, но все, что я могу, это прикоснуться к нему через ткань трусов. Темные глаза берут в плен мои, а руки внезапно разворачивают спиной. Инстинктивно упираюсь ладонями в кафель серого цвета.

— Не могу терпеть, малышка, слишком сильно хочу тебя.

На этих словах Демьян поворачивает к себе мое лицо, жадно целует, опускает левую руку на талию, крепко прижимая к себе. Слышу, как хлюпает мокрая ткань, и к пояснице прикасается горячая плоть. Не успеваю подумать, что он собирается делать, как в меня сзади вжимается тяжелая плоть и скользит по пояснице. Я готова провалиться сквозь землю от ощущения запретного восторга, от того, как действую на него. Обнимаю любимого за шею, запрокинув назад руку, и позволяю сделать то, что сейчас нужно моему мужчине. Демьяну требуется всего несколько секунд. Поцелуи становятся жестче, резче, он шипит, толкает меня к плитке, а потом гортанно стонет, и мой бок обдает чем-то горячим.

Уперевшись рукой в стену, Демьян смывает с меня следы своего удовольствия, разворачивает к себе лицом и вымученно улыбается.

— Если ты будешь и дальше так действовать на меня, Мариам, боюсь, я рано или поздно не удержусь.

Теперь улыбаюсь я.

— Рано или поздно я тоже не удержусь.

Я благодарна ему за понимание. За то, что не требует большего, хотя мог бы надавить, взять силой, обманом. Но нет. Он ждет, когда я буду готова, когда смогу сказать, что полностью принадлежу ему.


Глава 33

Вручив мне пенную мочалку, Демьян с хитрой усмешкой разворачивается спиной.

Я сглатываю, позволяя себе вблизи рассмотреть мужское тело.

Его спина широкая, не очень мускулистая, на ребрах с правой стороны татуировка. Прикасаюсь к росписи кончиками пальцев, и мышцы под ними сокращаются. Шумный выдох Демьяна эхом разносится по наполненной душным паром комнате. Мне нравится то, как ощущается его кожа. То, как под пальцами едва заметно искрит, распространяя импульсы по нервным окончаниям. Словно это не я сейчас провожу по его коже, а он по моей.

Медленно веду по буквам татуировки. Это стих на латинском. Что-то о стремлении вперед, если не ошибаюсь.

Осторожно тру крепкую спину, это оказывается очень интимно. Даже в каком-то смысле более откровенно чем то, чем мы только что занимались. Зарождающееся чувство доверия приятно царапается изнутри. Наверное, это нормально, когда мужчина и женщина вот так вместе принимают душ, находясь в отношениях. И у нас отношения. Отношения до помолвки… Я внезапно снова вспоминаю о родителях и о том, что после сегодняшнего они бы меня не приняли в семью, если бы узнали, но упрямо гоню прочь гнетущие мысли. Я решила попробовать, а значит, буду к этому идти.

Где-то очень глубоко подсознание выдает мне болезненную мысль о том, что как бы я ни старалась, наша семья не из тех, кто принимает межнациональные отношения. Эта мысль кусается, больно щиплется под кожей, но зажмуриваюсь, выставляя вокруг себя и собственных мыслей барьеры. Если я все время буду сомневаться, ничего хорошего из этого не выйдет.

— Мариам, можешь нажимать сильнее, — сквозь шум воды слышу в голосе Демьяна улыбку, радугой уничтожающую сгущающиеся надо мной тучи, — не сотрешь.

— Хорошо. Мочалка кажется очень жесткой, не хотела, чтобы было неприятно.

Чуть усиливаю нажим, скольжу ладонями по плечам, рукам, а потом Демьян оборачивается, подставляя для меня грудь. Внимательно смотрит на меня, не пряча веселых чертят в глазах. Таких заразительных, что я невольно прикусываю губу и сама улыбаюсь. Кажется, его глаза еще никогда так не блестели. Да и я уверена, что мои тоже.

Пробегаюсь пальцами по груди, редкой россыпи жестких волос, а когда опускаю взгляд вниз, мгновенно вспыхиваю, натыкаясь на никуда неисчезнувшую выпуклость на трусах. Разве он не…?

Удивление, наверное, слишком явно написано на моем лице, потому что Демьян поясняет:

— Мариам, ты впервые со мной в душе. Голая. Сексуальная. Только что кончившая. Мне конечно мало одного раза.

— Оу… — выдыхаю и тут же снова забываю как дышать, потому что, отобрав у меня мочалку, Демьян собирает с нее пену и уверенными, но нежными движениями размазывает ее по моим плечам, спускается к груди, заставляя внутренне сжиматься.

Взгляд напротив снова темнеет, и видимо, чтобы снова не сорваться, Демьян целует меня, быстро ополаскивает водой и помогает выбраться из ванны.

Оказывается, на его телефоне куча пропущенных звонков, ведь, по сути, до конца рабочего дня еще часа три, и пока Демьян решает накопившиеся вопросы, я, переодевшись в его рубашку, ту самую, в которой ночевала здесь несколько дней назад, отправляюсь на кухню.

Надеюсь, в доме есть продукты. Хотелось бы для него что-то приготовить. Желательно мясное, потому что я помню, что Демьян очень любит мясо. А еще пахлаву. Но пахлаву вряд ли сейчас получится испечь, поэтому порадую любимого хотя бы мясом.

Не замечаю, как улыбаюсь, все же обнаружив нужный кусок говядины и овощи. Наверное, это глупо готовить вот так, на второй встрече. Можно было бы заказать ужин из ресторана, но мне почему-то хочется именно домашней пищи. Все же привычки и воспитание дают о себе знать.

Мама всегда говорила: «Мужчина в доме не должен быть голодным». И сейчас я не просто делаю так, как меня учили. Сейчас это желание накормить любимого идет откуда-то изнутри.

Пока я вожусь с поджариванием лука, нарезкой мяса, Демьян незаметно подходит сзади и заглядывает мне через плечо.

— Котенок, зачем ты готовишь? Могла бы отдохнуть.

Мужские руки ложатся мне на талию и прижимают к его телу. Все еще наполовину голому. Он надел спортивные штаны, и теперь через рубашку я чувствую тепло от обнаженной груди.

— Я не устала, чтобы отдыхать. Ты ведь любишь мясо, правда?

В глазах Демьяна вовсю пляшут смешинки, стоит мне повернуть голову.

— Люблю.

— Теплый салат из говядины и картошки подойдет? — привстав на носочки, оставляю легкий поцелуй в уголке его ухмыляющихся губ.

— Можно без говядины и картошки. Тебя. На столе.

К щекам мгновенно подкатывает краска, и Демьян, заметив это, улыбается еще шире.

— Мариам, ты невероятная.

Качает головой, будто не веря в то, что видит, а я снова берусь за деревянную лопатку, скрывая восторг от таких простых слов.

— Это любимый салат Давида, он может его есть хоть каждый день.

— Я помню, — спине становится прохладно, когда Демьян отходит и, судя по звукам, садится за стол. — Ты поговорила с ним?

Киваю.

- Да. Думала, объяснит что-то, но он молчал.

Оборачиваюсь, подходя к столу, чтобы взяться за нарезку моркови.

— Ани его так любит. Мне очень жаль ее.

— А ты уверена, что она его любит?

Чиркнув зажигалкой, Демьян подкуривает сигарету и выдыхает дым в сторону.

— Ну, конечно. Ты же сам видел.

— Нет, не видел. Я видел послушание, уважение, желание угодить.

Что? О чем он? Отрываюсь от моркови и всматриваюсь в мужское лицо.

— Ани любит Давида. Я точно знаю.

— Ее тоже за него выдали родители, ведь так? Ты не можешь знать точно, Мариам. То, что она, возможно, крутится на кухне сутками и воспитывает его детей, никак не говорит о любви.

Я хмурюсь, вдруг понимая, что не смотрела на проблему именно с этой стороны. А ведь и правда. Ее взгляд всегда грустный, серый… Может быть, он такой оттого, что Давид не рядом, и каким-то образом Ани чувствует отсутствие теплых чувств к себе… А возможно, она тоже не чувствует к брату ничего кроме всего того, что перечислил Демьян. Я ведь ошибалась в том, что видела раньше. Что если и здесь ошиблась?