- Ой, Ксю… Ты не представляешь! Я вчера в «Хмельной Музе» выступала. И… - тут Строкова всплеснула руками, чуть не расплескав по столу остатки компота. - Боже, я наконец-то встретила его!

- Э-э-э… - взяв в руки (на всякий случай!) свой стакан, я озадаченно нахмурилась, пытаясь из такого ну очень расплывчатого описания понять причину такого невероятного восхищения. Не смогла. И, не выдержав, осторожно уточнила:

- Профессора Лобачевского, что ли? Или к вам на ваш творческий слёт случайно заглянул Исаак Ньютон? Или…

- Шолохова, ты же в курсе, что названные тобой мужчины не дожили до наших дней? – меня смерили возмущённым взглядом и фыркнули, сдув с носа прядь волос.

- Ну, мало ли однофамильцев в нашем мире, - или чокнутых, но это я уточнять, благоразумно не стала. – И так? Где грязные и вредны подробности о мужчине твоей мечты?

Вообще-то, я Строкову люблю. Ну по-своему, конечно. И в чёткой, ограниченной рабочим пространством и редкими совместными выгулами по городу, дозировке, но всё же. Вот только глядя на мечтательную улыбку на её лице, на затуманенные свежей влюблённостью глаза, я почему-то испытала острую необходимость вернуться к исполнению своих обязанностей.

В смысле, пойти и посмотреть чему там Барсаев мелюзгу учит. А то зная Ваньку, оригами из бумаги может оказаться очень… Не банальным, ага.

Правда, побег не удался с самого начала. Только я хотела встать, как Ленка набрала в грудь воздуха и выпалила на одном дыхании:

- Ксюша, ты не представляешь!...

- Да, я уже поняла, что у меня вялая фантазия, - усевшись обратно, я вздохнула и приготовилась внимать.

- Он высокий, сложен как лучшие боги Олимпа…

- Кто-то походу перечитал про греческих миллиардеров и их невест. Не спорю, феномен Золушки распространён в нашем кинематографе, но не настолько же…

Мою язвительную реплику возмутительным образом проигнорировали. Глянули снисходительно, мол, ох уж эти циничные, лишённые романтической составляющие учителя русского и литературы и томно вздохнули. Опять!

- Ох, у него та-а-акое чувство юмора… Нам аплодировал весь зал!

- «Камеди Клаб» или «Кривое зеркало»? – в ответ на вопросительный взгляд Ленки, я пояснила. – Ну, цитаты он откуда тырил-то?

- Да тьфу на тебя, - Строкова даже отсела от меня, обиженно надувшись ис крестив руки на груди. – И вообще! У него такое смешное, необычное имя и он ни капли его не стесняется!

И прежде, чем я успела вставить очередную свою язвительную ремарку, это чудо заявила, смерив меня победным взглядом:

- Представляешь, у них в семье принято было детей необычными именами называть! Изабелла, Димитрий и… Вениамин! Представляешь?! Вениамин! Боже, это так… Мило!

Наверное, не стоило так резко ставить свою челюсть на место. Тогда, возможно, я не прикусила бы язык и даже успела задать так волновавший меня вопрос: каковы шансы встретить в одном районе двух Вениаминов, да ещё с сомнительным чувством юмора и атлетическим (ладно-ладно, сосед, это я не могу игнорировать!) телосложением.

Впрочем, задать этот вопрос я могла и попозже. Как только в голове перестанут бегать туда-сюда мысли совершенно нецензурного содержания. А пока я честно пыталась не начать материться вслух, а Ленка продолжала петь дифирамбы новому знакомому, в столовую влетел взъерошенный трудовик.

Окинув полупустой обеденный зал взволнованным взглядом, Трубин чуть не подпрыгнул от радости, заметив нас с Ленкой. И гаркнул на всё помещение:

- Шолохова, тебя директор вызывает.

- Горит что ли где-то? – недовольно дёрнула плечом Строкова, смерив Дениса показательно равнодушным взглядом.

И всё равно не удержалась, состроив ему глазки. Вызвав у меня стойкое желание огреть подругу чем-нибудь тяжёлым по голове. Увы, даже при наличии такого тяжкого недуга как профессия «учитель» в анамнезе не спасает этого самого учителя от жажды любви, внимания и романтики.

Даже если это суровый математик, со склонностью к не менее суровому бардскому искусству, ага. А тут мало того, что почти ровесник, так еще свободный и обаятельный. Кто б удержался-то?

- Ксюш, давай, пошли быстрее, - Денис вопрос Ленки проигнорировал. Схватил меня за руку и потянул за собой. – Там какой-то скандал в приёмной, весь первый этаж гудит. Идём!

- Да иду я, иду… - обернувшись через плечо, я бросила заметно погрустневшей Строковой. – Лен, присмотри за мелкими. Мало ли, что они там во главе с Барсаевым устроят!

 Строкова возвела глаза к потолку, но рукой махнула, мол, не беспокойся, присмотрю. И зная её, я немного (самую малость!) сочувствовала бедному Ваньке. Всё-таки со Строковой станется припрячь пацана к чему-нибудь ещё. Он и глазом моргнуть не успеет, как будет не только оригами складывать, но и петь, и стихи рассказывать, и…

Додумать, что ещё может устроить моя подруга и коллега в одном флаконе, я не успела. Меня втолкнули в кабинет директора, где сегодня яблоку негде было упасть, так много народу оказалось. А в следующую секунду в меня ткнули пальцем, заорав на весь коридор:

- Вот! Вот она! Она это сделала! Почему вы позволяете себе нанимать на работу таких садистов, а?! За что вы так ненавидите наших детей?

В наступившей после этого спитча оглушительной тишине слышались только затяжные и не очень достоверные рыдания какой-то девицы лет шестнадцати на вид. Рядом стояла и сверлила меня презрительным взглядом её мать, по всей видимости. Начальство с непроницаемым лицом сидело за своим столом, а я…

Я недоумённо моргнула и осторожно поинтересовалась:

- Простите, но… Что здесь происходит?    

Вежливый, спокойный вопрос почему-то возымел совершенно противоположный эффект. Вместо того, чтобы хоть что-то внятно объяснить, одна из дамочек, затянутая в строгий костюм мышиного цвета, стоявшая рядом с девицей, выдала сухим тоном:

- А это, я так понимаю, причина нашего собрания. Что ж, пожалуй, я не удивлена поступившей жалобе. Если этот, с позволения сказать, учитель, так наряжался на протяжении всего учебного процесса… Милочка, вы хоть что-то знаете о дресс-коде? А о профессиональной этике?

- Прошу прощения, не знаю вашего имени отчества…

- Милена Александровна.

- Хорошо, отлично, - потерев переносицу, я глубоко вздохнула. И мысленно заверила себя, что вот так сразу посылать человека «на йух» будет, как минимум, не практично.

Как максимум, сыграет не в мою пользу на этом балагане. И пусть я всё ещё ни бельмеса не понимаю в происходящем, но позволять кому-то меня в чём-то обвинять…

Простите, не для того я Достоевским себе нервы портила на экзаменах!

- Так вот, Милена Александровна, - прилежно сложив руки на коленях, я нацепила самую лучшую из своих улыбок на лицо. И мягким, вкрадчивым учительским тоном, от которого та самая девица вздрогнула и спряталась за мать, продолжила. – Безусловно, я знакома с такой вещью, как профессиональная этика. И, конечно же, мне прекрасно известно, что такое дресс-код. Но пожалуйста, уточните, в каком из законодательных актов нашей великой родины есть чёткие указания на то, как и во что одеваться учителю в свободное от преподавания время? Насколько мне помнится, придерживаться делового стиля я обязана во время учебного процесса, проведения уроков или иных мероприятий, направленных на обучение и воспитание детей. В ином случае выбирать, в чём мне ходить и как, я буду, основываясь исключительно на собственных вкусовых предпочтениях.

Как у меня язык в узел во время этого монолога не завязался – не знаю. Видимо, сказалась практика чтения диктантов и нотаций, в попытке повлиять на неокрепшие детские умы. И пока эта самая Милена Александровна хватала ртом воздух, судорожно подбирая контраргументы, я соизволила посмотреть на «потерпевшую».

- Семкова? – мои брови удивлённо поползли вверх, а челюсть лишь чудом осталась на месте. – Солнце моё, а когда это я у вас преподавать что-то начала? Вы же как послали меня великим и могучим, да всем классом… Так мы с вами до конца учебного года и не встречались больше.

Семковой, собственно, хватило остатков совести, чтобы покраснеть и опустить глаза в пол, ковыряя носком кроссовка ламинат. Всем своим видом демонстрируя, что она тут ну вообще ни разу не причём. Её мать попыталась, было, открыть рот, но наткнулась на задумчивый взгляд моего начальства и предпочла пока не отсвечивать.

Зато пришедшей в себя Милене Александровне никто не помешал продолжить свой допрос с пристрастием. Поправив очки (опять), эта очаровательная во всех смыслах женщина, кашлянула, привлекая к себе внимание. И строгим тоном заядлого инквизитора произнесла:

- Шолохова Ксения Игоревна, на вас поступила жалоба в комиссию по делам несовершеннолетних. Ученики девятого «гэ» класса заявляют, что вы проявляете к ним чрезмерное насилие, грубую физическую силу, моральное унижение и травлю. У вас есть что сказать по данному поводу?

Я снова посмотрела на мать и дочь Семковых, перевела взгляд на хранящего нейтралитет директора и…

Ну, а почему собственно и нет? Если ценных указаний о правильных ответах мне не давали, будем говорить всё, как есть. То есть правду, только правду и ничего, кроме правды. А уж за то, кому она понравится, а кому нет, я ответственности не несу!

- Конечно, Милена Александровна, - я снова мягко улыбнулась. – Значит так…


Глава 9

Выйдя из кабинета директора через полчаса, я поняла две вещи.

Первая, мой учитель риторики в университете может мною гордиться. Плести словесное кружево из ничего я научилась на «отлично». Вторая, мне просто невероятно, сказочно, в духе лучших фантастов нашего мира повезло.

Да-да, именно что повезло. И именно что сказочно. Потому, что не будь наше образование завалено бумажками по самую маковку, когда на каждый чих учителя нужна соответствующая бумажка, мне было бы не скучно.