— Лада, просто ни о чем не думай, я обо всем позабочусь.

— И научишь жить без тебя, верно?

Он кивает, а я отворачиваюсь. Я… как я могу идти ужинать с ним под руку и радоваться, зная, что, возможно, именно сейчас страшная болезнь его убивает и он ничего не делает, чтобы сражаться? Как я могу улыбаться, что-то планировать, принимать его подарки и поцелуи, когда сама… будто соучастница?

Я ради него на все готова, я никогда его не предам. И уж точно не стану спокойно наблюдать, живя удобной сытой жизнью, как самый лучший мужчина на свете идет на верную смерть.

— Ты пойдешь в больницу в понедельник, Кирилл. Иначе…

— Иначе что? — он скрещивает руки на груди и прищуривается.

Иначе мы расстанемся.

Расстанемся. Расстанемся. Расстанемся. Какие страшные слова! Я закрываю рот ладонью, не желая произносить их вслух.

Вместо этого хватаю со стола телефон и швыряю его в стену.

Кирилл не пошевелился. Тогда я тянусь к пульту и бросаю его в телевизор, разбивая экран. Кирилл крутит у виска, достает сигарету, третью за сегодня(!), и уходит на балкон. Курит там.

Итог моей истерики — он делает себе еще хуже, потом снова будет кашлять! Это все, чего я смогла добиться, тараторя два часа без остановки. На меня накатывает паника, я вдруг резко вспоминаю, почему так сильно боялась его поначалу.

Равнодушие. Стопроцентная холодность в глазах и в принятии решений. Самодурство, подкрепленное профдеформацией.

Он судья уже полтора года, и до сих пор у него не было ни одной отмены. Сколько бы я ни билась над апелляцией, ничего не получается.

Но ведь он сделал так много уступок! Он слушает меня, спрашивает мое мнение по многим вопросам. Заверяет, что мы семья.

Разве такие вещи, как здоровье, не обсуждаются на семейных советах?

Кирилл словно отшвыривает меня в прошлое, когда я сидела перед ним на заседаниях и лишний вдох боялась сделать. Неподкупный! Ни слезами, ни лаской его не взять. Ни деньгами, ни телом. Он сказал мне об этом однажды прямым текстом. Но я забыла. Поверила, что у нас может быть иначе. Что у нас есть общее будущее.


Он долго курит там один. Возможно, все же передумает? Надежда теплится, греет сердце. Меня снова и снова захлестывает ледяной водой. Столько времени греть океан, чтобы сдаться и замерзнуть насмерть в его водах.


Кирилл выходит через пять минут, бросает на меня взгляд:

— Ты почему еще не оделась? Я голоден.

— Потому что мы не договорились.

— Если ты не поспешишь, я уйду без тебя. Твоя истерика уже начала действовать мне на нервы.

— Кирилл, неужели у меня нет права голоса? Это ведь я, твоя семья. Твоя девочка. Ты меня совсем-совсем не слушаешь.

— А ты меня, — он поджимает губы и эмоционально разводит руками.

Хоть какие-то эмоции за вечер, боже!

— Лада, все было хорошо вчера. Все хорошо сегодня. И завтра тоже будет отлично. Не накручивай себя на ровном месте. Что ты сейчас хочешь услышать? Я не пойду по врачам, потяну столько, сколько можно. Лечиться я не стану. Превращать остаток жизни в непрерывное прощание — тоже не по мне.

— Мне надо убедиться, что ты здоров, — говорю упрямо.

— Этого я тебе обещать не могу. Пожалуйста, как моя будущая жена, поддержи меня. — Он присаживается на корточки около моих ног, смотрит снизу вверх. Трогательный, безумно нужный.

Мое сердце болит и колотится, но я отрицательно качаю головой.

— Во всем на свете, кроме этого вопроса, Кирилл, — кусаю губы. — Потому что я слишком сильно тебя люблю, — слезы вновь струятся по щекам. Я не понимаю, почему не спросила его раньше о здоровье, не задала прямых вопросов.

Я просто… привыкла ему во всем доверять. Слепо. И сейчас в ужасе от того, какую жизнь он для нас выбрал.

— Я знала, что у тебя был рак. Ты справился один раз, теперь у тебя есть я. Вместе мы…

— Блть! — он вновь всплескивает руками и поднимается на ноги. И я понимаю, что вывела его из себя. — Знаешь, рак чего у меня был? — ведет рукой по ширинке. — На кастрацию я не пойду, для того чтобы подольше тебя радовать своей физиономией. Импотенция, депрессия, слабость… дальше я не дочитал.

— Существуют же гормональные препараты.

— Лада! — он сильно злится. — Этот разговор закончен. Я такой, какой есть. Не нравится — не пользуйся.

Я отворачиваюсь и зажмуриваюсь.

— Значит, ты предпочитаешь умереть?

— Это случится не завтра. Вероятно, наш разговор вообще не имеет смысла и я здоров. Я не понимаю, зачем мы его ведем битый час!

Я хватаюсь за его слова и поворачиваюсь, сжимаю ладони в умоляющем жесте.

— Так давай сходим в больницу и выясним! Ради меня! Чтобы я спокойно спала ночами. Маленький свадебный подарок, который мне так нужен!

— Нет.

Я вспыхиваю. Внутри буря, меня разрывает на части из-за несправедливости происходящего. Он тоже на грани.

— Кирилл, ты… Ты… — я качаю головой.

— Ну и? — он абсолютно невозмутим. — Говори, что собиралась.

— Если ты не передумаешь, то нам придется расстаться. Я просто не смогу так. Не смогу красоваться в свадебном платье, подписывать твой договор-завещание… Я не смогу смотреть на себя в зеркало, если сдамся в этой борьбе.

— Это твое решение, — абсолютно невозмутим. — Хочешь расстаться, давай расстанемся.

Я пораженно качаю головой, умирая от боли на его глазах. Он не станет меня удерживать.

Отпустит, как и обещал.

— Все тот же тупой гоблин, — бросаю я и убегаю из номера. Пренебрегаю лифтом и спускаюсь по лестнице, вырываюсь на свежий воздух. Спешу на смотровую.

Ветер стал тише, наверное, шторма все же не будет. Лишь внутри меня. Лучше бы страдало море.

Хочу прогуляться и все обдумать. Успокоиться. Возможно, я перегнула. С ним надо медленно и хитростью. Сделать вид, что играю по его правилам, а самой аккуратно подвести к тому, будто он сам принял решение пройти медосмотр. Когда дело касается близких и любимых, я — оголенная эмоция, совершенно не умею действовать с холодной головой!

За весь вечер он не сделал ни одного шага в мою сторону. Даже не намекнул на возможность компромисса. Он просил успокоиться и нарядиться к ужину. Чтобы блистать для него. Каждый день блистать, а то мало ли. Вдруг недолго смотреть осталось.

Ублюдок. Тупой, самый тупой гоблин. Самый любимый. Как же мне убедить его?

Глава 62

Лада

Я не стала спускаться к пляжу. Шторма нет, но море серое, неспокойное. За таким приятно наблюдать из окна, устроившись поудобнее в объятиях любимого мужчины.

Прогулялась по территории отеля, полюбовалась закатом. Приют нашла на небольшой детской площадке, к которой можно спуститься прямо из ресторана. Площадка полупустая, гостей в отеле мало, но несколько ребятишек все же лазят по деревянному кораблику, играют в моряков.

С моей лавочки открывается чудесный вид на море, как практически с любой точки этого отельного комплекса. Смотрю то на волны, то на детей. Становится зябко.

За временем не слежу, но примерно минут через сорок ко мне подходит мужчина, предлагает подняться в бар и выпить вина. Или чего покрепче.

— Такая красивая девушка и такая грустная! Вы, наверное, замерзли. Позвольте угостить вас, поболтаем. Обоим станет легче.

Он говорит вежливо, да и вообще на вид приятный человек, но я показываю кольцо и отказываюсь.

Маленькая обиженная девочка во мне шепчет соглашаться — пусть Кирилл увидит, заревнует, пусть поймет, что теряет меня! Представит, что я начну встречаться с другими мужчинами, и захочет, наконец, бороться! Но я отметаю саму мысль о том, чтобы причинить ему новую боль. Да и не хочу я ни с кем знакомиться, разговаривать. К нему хочу.

Мириться.

Гложет жгучий стыд. Разбить телефон и телевизор — малодушные поступки, которыми ничего не добьешься. Не с Кириллом. Я испытала шок и сильное эмоциональное потрясение, вследствие чего повела себя неадекватно. Нужно взять себя в руки и подумать над тем, что будет дальше.

С каждой минутой становится все холоднее, я уже готова подняться в номер, как вижу Кирилла, который быстро идет в мою сторону. Сердце сжимается сладко и горько одновременно. Я пряталась, но при этом ждала, что найдет и вернет. Сделает шаг. То, что он пришел за мной, — значит многое.

— Вот ты где, — говорит он спокойно. Детская площадка, видимо, последнее место, где он стал искать меня.

Пожимаю плечами. Я просидела здесь больше часа, но так ничего и не решила.

Кирилл снимает куртку и накидывает ее на мои плечи — сразу становится тепло и уютно. Он садится рядом.

Вот теперь хорошо, теперь можно любоваться на море. Я снова чувствую себя живой.

Мы оба смотрим вдаль. Я стягиваю полы ветровки и кутаюсь, потому что и правда замерзла. Малышня с родителями расходятся по номерам, мы с Кириллом остаемся вдвоем. Играем в свои недетские жестокие игры.

— Пойдем поедим и спать? — предлагает Кирилл.

Протягивает руку, и я вкладываю свою ладонь в его.

Ужинаем молча. Он спокоен и задумчив, я — пялюсь в салат. Всей душой хочу заговорить, улыбнуться, порадовать его. Но если я сдамся сейчас, то дам понять, что мое мнение можно вообще никогда не учитывать. Покричу и успокоюсь.

Так же молча идем в номер, по очереди умываемся, ложимся в постель.

Телевизор нам уже заменили, мой сотовый лежит на столе с разбитым вдребезги экраном.

Спать не хочется совершенно, а еще мне немного страшно закрывать глаза рядом с ним. Я прислушиваюсь к его дыханию, понимая, что начинаю медленно сходить с ума от страха. Но усталость берет свое. Ночью, примерно под утро, все же идет дождь. Осенний, холодный, по-южному мощный. Он бьет по окнам, бушует. Мы с Кириллом находим друг друга под простынями и обнимаемся. Дальше спим так, как привыкли, — я закидываю на него ногу, он терпит.