Ей некомфортно, ее страх покалывает мне кожу.


— Вы очень много работаете, Кирилл Платонович. Поймать вас крайне проблематично.

Да, неделя выдалась и правда хлопотной. Обычно в день рассматриваем один-два сложных дела, плюс пять-семь относительно простых, сегодня же сложных оказалось четыре. Все утро просидел, вникая. У меня нет отмен, и так должно оставаться по крайней мере ближайшие два года. Многие считают, что я занимаю не свое место, и рисковать нельзя.

— Вы по делу «Молокозавода»? — приподнимаю одну бровь. — У вас сегодня было время выступить, вы им не воспользовались.

— Нет, я по другому вопросу, — она делает шумный вдох-выдох, смотрит в глаза. — По личному, — выпаливает, решившись. Голос звучит излишне твердо, не могу удержаться от насмешливой улыбки. Не верю.

Киваю, приглашая в машину, и сажусь в салон сам.

— Я никуда с вами не поеду! Я хотела просто поговорить, — но шаг в мою сторону, впрочем, делает.

— Я не буду ничего обсуждать на парковке. Сомнительное мероприятие, вы так не считаете?

Она мешкает, оглядывается, потом все же обходит машину, дефилируя с прямой спиной, и садится на переднее сиденье.

Вот и умничка. Умеет же быть послушной девочкой.

Скрещивает руки на груди, напрягается. Я нажимаю на кнопку «Двигатель старт» и плавно давлю на педаль газа.

— Куда мы едем? — спрашивает она через несколько минут.

— Ко мне домой, — отвечаю флегматично, будто само собой разумеющееся.

— Я не поеду. Боже, остановите машину, вы меня не так поняли! — начинает она суетиться.

Я резко выжимаю тормоз, поворачиваю голову и смотрю на нее.

— Вперед, — киваю на дверь.

— Просто поговорить, — она таращится на меня во все глаза, в них так много сомнений и метаний, что сама девушка кажется будто… уязвимой, незащищенной. Я невольно облизываю губы. — Просто разговор. Я не… не такая, как вы, должно быть, обо мне думаете.

Я молчу, рассматривая девушку, этого времени ей хватает, чтобы отдышаться и взять себя в руки. Лада продолжает:

— Я вам не секс предлагаю. Уж точно не ради «Молокозавода»! — улыбается, и я усмехаюсь в ответ.

— Кто ж знает, насколько внимательно вы относитесь к своим клиентам, — не удерживаюсь от шутки. Ей смешно. Она шумно выдыхает, значительно расслабившись.

— А вы бы согласились? На такую взятку? — приподнимает брови, кокетничая, проверяя, как много я позволю ей. Голубые глаза загораются азартом. Вовсе не потому, что она нашла выход из ситуации, ей просто льстит мое внимание. Может, проучить ее, хотя бы раз в жизни?

Дело там, кстати, на пару миллионов. Вот только она лично вряд ли много выгадает даже в случае победы.

— Вы предложение сначала сформулируйте без всяких «я не такая, но если надо, то возможно». Я рассмотрю, что в него входит, и отвечу.

— Письменно? — сладким голоском.

— Устной формы и презентации будет достаточно.

Глава 6

Ладка

— Вы ужинали? — спрашиваю. Вряд ли Богданов таскает на работу еду в пластиковом контейнере. Скоро девять, он значительно задержался в суде. Я бы считала себя отомщенной за утреннее ожидание, если бы не провела это время на лавочке напротив арбитража.

А Леонидас тем временем, наверное, закончил дела и пошел расслабляться в сауне своего пятизвездочного отеля.

Через пятнадцать минут мы паркуемся у ресторана. Богданов пропускает меня вперед скорее по привычке, чем из желания произвести впечатление галантного мужчины. Мы быстро изучаем меню, после чего делаем свои заказы.

— Вино? — спрашивает официант. Я вопросительно смотрю на Кирилла, он отвечает:

— Девушке бокал белого сухого. На ваш вкус.

— Полбокала, — уточняю я с вежливой улыбкой. После ухода официанта изучаю обстановку зала, делаю вид, что увлечена салатом, который принесли почти сразу, позволяя себя как следует рассмотреть. В итоге замечаю, что все это время Кирилл что-то напряженно читает в телефоне, полностью меня игнорируя.

Не может быть! Я начинаю поглядывать в его сторону. Создается впечатление, что он просто забыл о моем присутствии. Долго сверлю его глазами, он все еще увлечен перепиской.

— Кирилл Платонович? — окликаю тихо.

— Минуту, — поднимает палец вверх. Пишет сообщение, затем откладывает сотовый в сторону и смотрит на меня. — Извините, дела. Я вас слушаю, Лада Алексеевна. Вы сформулировали ваше предложение?

От его прямоты мне становится не по себе. Это не флирт. Далеко не флирт, хотя несколькими минутами ранее, в машине, на секунду мне показалось, что он заигрывает со мной. Мы словно и правда договариваемся о сделке, только на кону я сама.

Если бы его глаза опустились на уровень моего декольте, клянусь, мне было бы легче. Он бы стал мне понятен, и я бы выбрала стратегию дальнейшего общения. Некоторые мужчины предпочитают исключительно деловой тон, без намека на разницу полов, другие — завуалированно флиртуют и даже домогаются во время решения рабочих моментов, — и с первыми и со вторыми приходится уметь ладить. Деловой мир даже в двадцать первом веке жестоко проверяет женщин на прочность.

Богданов все еще ждет ответа.

Одно я знаю точно — он мне не нравится. С ним не получится расслабиться, пошутить, а потом спокойно разойтись до следующей встречи. Все его фразы выверены, время расписано по минутам.

— Если честно, я бы хотела перед вами извиниться, — говорю я, решив надавить на жалость. Мужчины любят, когда женщина чувствует себя виноватой, обязанной. Это льстит их самолюбию.

— За что? — он не понимает. Или делает такой вид, что вероятнее.

— За тот случай три года назад. Вы, наверное, не узнали меня, — прикидываюсь дурочкой. — Но, честное слово, все это время я переживала, что так некрасиво поступила. При всех оскорбила вас совершенно незаслуженно, — и впиваюсь глазами в его лицо, жадно ловя любой оттенок мимики. — Меня до сих пор гнетет тот поступок. Получилось случайно, я не хотела. Было плохое настроение с утра. Я искренне раскаиваюсь.

Он легонько пожимает плечами, будто я его удивила.

— Извинения приняты. И это даже мило, что столько времени вы так сильно из-за меня мучились, — его голос ровен, но сам набор слов сочится сарказмом. — Не стоило. Моя профессия такова, что я нравлюсь далеко не всем. И мне совершенно безразлично, что обо мне думают. Ваши трехлетние страдания были напрасны.

— Спасибо, — говорю я.

— Пожалуйста, — оставляет последнее слово за собой.

Нам приносят горячие блюда, и некоторое время мы молча едим. Я бросаю на него беглые взгляды. Богданов ест быстро, но аккуратно. Заметно, что он адски голоден, при этом манеры его безукоризненны. Я невольно задерживаюсь глазами на его руках — у него крупные ладони, ровные пальцы с ухоженной ногтевой пластиной. Тыльная сторона ладоней на треть покрыта темными волосками. На левом запястье дорогие часы.

Я думаю о том, что тогда, в прошлом, его руки выглядели иначе. Я помню тонкие дистрофические пальцы с крупными костяшками. Впервые в моей голове проносится мысль — а не был ли он болен в то время? Мы с коллегой и по совместительству моей близкой подругой называли его гоблином. Гоблин Дубовой — невольно всплывает в голове фамилия судьи и прозвище, которое мы дали ее помощнику.

«Гоблин Дубовой так написал решение, что юрист противной стороны скорее проломит бетон лбом, чем добьется апелляции!» — хвасталась я своей Маше, с которой мы одновременно закончили учебу и были приняты в фирму.

«Тупой прыщавый гоблин», — именно так я назвала его в шутливом диалоге с той же подругой. За секунду до этого судья зашла в зал суда и все замолчали, поэтому мои слова прозвучали громко, их услышали все. И Дубова, и сам гоблин тоже. В зале было человек пятнадцать. Все поняли, о ком речь. Все посмотрели на него.

На мои глаза наворачиваются слезы, и я быстро моргаю, прогоняя их. Допиваю свое вино и прошу официанта принести еще.

— Я правда не хотела. Если бы я знала, что так получится, я бы лучше язык себе отрезала, — выпаливаю в полной тишине.

Богданов на секунду замирает с вилкой, поднесенной ко рту. Хмурится, не сразу понимая, о чем речь. Кажется, мыслями он был далеко. Проглатывает то, что жевал, и вытирает губы салфеткой. У него довольно крупный рот и, вообще, если уж рассматривать придирчиво, очень интересная, нестандартная внешность. Не могу сказать, что он красив. Напротив. Вот Леонидас — он очень красив, любая бы, листая ленту в инстаграме, задержалась бы на его фотографии.


А Кирилл… нет, но он и не страшен… теперь. Скорее, необычен. Наверное, его можно было бы даже полюбить, будь в его глазах хоть капля теплоты.

— Да прекратите вы уже, Лада Алексеевна. Вы решили этим вечером каждые две минуты напоминать мне о том, что в Москве меня звали тупым гоблином?

— Нет, я просто… Фух. Да, давайте закроем эту тему. А вас так звали? — Меня пробивает ужас от мысли, что прозвище могло к нему прилепиться.

— Я думаю, меня по-разному называли и называют, — произносит он спокойно.

Я пытаюсь распознать в тоне, интонациях или во взгляде обиду или хотя бы намек на уязвленность, но не нахожу ничего подобного. Он потрясающе владеет собой.

— Поймите, — продолжает Кирилл, — я не имею намерения нравиться. Каждый день я принимаю с десяток сложных решений, которые, возможно, меняют жизни некоторых людей. Я топлю за правду, а она редко кому по вкусу. Я наелся, а вы? — кивает на мою почти нетронутую тарелку.

— Да, спасибо. Хороший ресторан, отличный повар. Замечательное вино.

— Десерт?

— А вы?

— Нет, я пас.

— Может быть… хотя бы мороженое? — Мне кажется, что неправильно расходиться на такой ноте. Нет, я не жду, что он вдруг раскроет мне душу, но… не буду лгать, что это не было бы идеальным завершением дня.