Я же глажу его лопатки и закрываю глаза. Дрожу. Он наваливается сильнее, заставляет напрячь пресс и приподнять бедра, в этой позе касается клитора. Теперь его движения приближают к пику.

— Кирилл, Кирилл, — шепчу. — Продолжай так же, — дрожу сильнее, держусь за него изо всех сил. Мне непривычно в этой позе, все иначе. Не получается так легко, как в других.

Но он настойчив. Двигается, меняет темп, пока тот не становится идеальным.

— А если так? — спрашивает Кирилл и пихает мне пальцы в рот. — Я знаю, как ты любишь, моя девочка.

Я жадно обхватываю их губами и втягиваю в себя, вожу языком, смачивая в слюне, и тут же ярко кончаю под ним. Как приучена. Спазмы расслабляют тело. Долгожданные, необходимые. Поразительно сильные. Они заставляют стонать громче, разгоняют сердце. Они проясняют мысли.

Он наклоняется и целует мой лоб. Виски, щеки. Шепчет на ухо:

— Пососешь у меня? Не пальцы, а член. Хочу, чтобы ты проглотила.

От такого предложения жар прокатывается по телу, я еще не отошла от оргазма, а уже жду, что будет дальше. Сильнее обхватываю его ногами и киваю несколько раз.

Он часто, очень часто дышит. Смотрит на меня. Капельки пота на висках, глаза полупьяные от наслаждения. Сам немного дрожит.

Я облизываю губы, а он хватает ртом воздух. Закрывает глаза и двигается. Не справляется с контролем и отпускает себя. Склоняет голову и утыкается лбом в мою шею, стонет, продолжая вколачиваться в мое тело.

— Что ж так приятно с тобой всегда, — шепчет после вспышки. — Так ох*енно, — ведет рукой по простыни, мощно, медленно. Прикусывает мою кожу на шее, я отклоняю голову, давая ему больше доступа. Открываю горло, демонстрируя беззащитность и полное подчинение. Доверие на инстинктивном уровне. Он ведет языком, больше не кусает.

Ночью он снова тянется ко мне, и я не выдерживаю:

— Кирилл, мы не предохраняемся. Я бросила пить таблетки, — шепчу, поглаживая его по спине.

Его руки замирают. Я зажмуриваюсь и быстро произношу, готовая ко всему:

— Если хочешь, надень презерватив. Но если все получилось с первого раза, я буду самой счастливой. Я хочу с тобой семью.

Он думает ровно секунду, а потом прижимается губами к моей шее.

Глава 67

Лада

В четверг мы ужинаем у Евгения и Олимпии. Вечер проходит прекрасно — вкусная еда, спокойные дружеские разговоры о текущих делах. Шутки, смех. Какие-то байки с работы. Обычно мы болтаем втроем — Кирилл, Евгений и я. Олимпия по большей части молчит, только недавно начала позволять себе что-то добавлять или задавать уточняющие вопросы. Она милая, открытая, но очень стеснительная. И все время боится сказать что-то лишнее.

А потом, во время одной из пауз за столом, ребята сообщают нам радостную новость о том, что следующим летом станут родителями.

Мы с Кириллом не сговариваясь смотрим друг на друга. Наши глаза встречаются, я слегка улыбаюсь, а он поспешно отводит свои. У тебя тоже все будет, если только ты позволишь. Мы быстро берем себя в руки и рассыпаемся в поздравлениях героям вечера. Греки выглядят очень довольными. Создается впечатление, что у них планы на большую семью, и это прекрасно!

В конце вечера мужчины выходят покурить, я же помогаю Олимпии убрать со стола, и она рассказывает последние новости. Елена вроде бы нашла жениха в Греции. Он старше невесты аж на двадцать пять лет, но зато состоятельный. Надеюсь, она будет счастлива с ним. Леонидас проходит лечение от алкоголизма в клинике, никак не может оправиться от того, что случилось. Отец с ним не церемонился, отобрал кредитки, пообещал лишить наследства в случае очередного фортеля.

— Жаль, что завтра не будет праздника! — сетует Олимпия, вытирая тарелки бумажным полотенцем и складывая их в посудомойку. — Вы такая красивая пара, а расписываетесь тайком, будто преступники. Может, стоит перенести регистрацию? Собрать друзей, родственников. Мне кажется, я, — она промокает салфеткой уголки глаз, — буду реветь всю церемонию от счастья за вас. Как хорошо, что вы помирились!

— Дорогая, — я улыбаюсь, потому что очень польщена ее участием. — Мы так и хотим сделать, — пожимаю плечами. — В январе. Обязательно отметим, позовем вас с Евгением. Но завтра мы распишемся, я не могу больше ждать.

Мы поженимся в одиннадцать утра, а в шесть у Кирилла самолет. В субботу рано утром ему нужно лечь в клинику. В течение двух дней ему проведут комплексное обследование. Я совершенно спокойна и готова ко всему. Что бы ни случилось, я буду рядом со своим самым любимым человеком. Он это знает.


Время пролетает быстро, и вот мы уже в аэропорту. Я немного плачу, когда наступает момент расставания. Жалею, что не лечу с ним, но он попросил подождать дома.

Дома. У нас дома. Наверное, в этом что-то есть — возвращаться туда, где тебя ждут. И я буду ждать его каждую минуту.

Недавно Кирилл узнал, что «Маргаритке» не нравится влияние, которое он приобрел после конфликта с греками, — а ему благодарны очень многие, в том числе из администрации города. Ситуация накалилась, и они с Маратом готовят компромат на случай, если придется отражать атаку бывшего друга.

Но ничего, пусть спокойно занимается делами. Даже не сомневаюсь, что у него все получится.


Ночью долго ворочаюсь, не хватает Кирилла, маюсь. То в подвал спущусь, грушу пообнимаю. То рубашку его надену, сфотографируюсь вызывающе в зеркале, чтобы ему утром отправить. Он ведь любит смотреть.

Едва дождавшись шести утра, высылаю фотографию и пишу:

«Доброе утро, муж».

Он отвечает, как всегда, очень быстро:

«Доброе, жена». И в конце скобочка. Он улыбается!

Следующие два дня я получаю сообщения такого содержания: «Кардиолог — окей», «Лор — окей», «Психолог — окей», «Флюорография — окей»… И в конце каждый раз скобочка.

Я же в ответ шлю сердечки. С каждым «окей» моему сердечку и правда становится легче биться. Всю неделю после примирения мы предохранялись, но один незащищенный секс у нас все же был, поэтому я живу в некотором сладком предвкушении. Олимпия, с которой мы каждый вечер пьем чай вместе, не задает неудобных вопросов, но мне так хочется поделиться, что, возможно, у нас с ней впереди множество общих тем для разговоров! Кое-как сдерживаюсь. Рано.

Кирилл, кстати, не ругался на мою маленькую ложь, попросил только впредь предупреждать о подобных решениях. «Пожалуйста», — добавил он, как обычно, исключительно вежливо. Он и правда прощает мне все, а я, честное слово, больше не стану испытывать пределы его терпения.

Кирилл прилетает в среду ночью. Его самолет самым жестоким образом задерживают, я три часа жду у окошка и, не выдержав, вырубаюсь на диване в гостиной около четырех утра. Где он меня и находит.

Просыпаюсь от того, что он устраивается рядом. Обнимает, и я забираюсь ему на грудь, целую в шею, трусь носом и снова целую. Кирилл подтягивает одеяло и поглаживает меня по спине. У нас на втором этаже две шикарные кровати, но мы жмемся друг к другу на этом узком диване и не желаем шевелиться.

— Как ты? — спрашиваю.

— Задолбался, — отвечает тихо. — Спи, завтра поговорим.

— Ты ведь не потерял по дороге заключения врачей? — щипаю его там, куда могу дотянуться

— Нет, — со смешком. — Утром можешь изучить. Не веришь на слово, что жить буду?

— Очень долго жить.

— Я уже понял, что так просто ты меня не отпустишь.


— Не-а, ни за что на свете, — закидывая на него ногу.

Результаты анализа крови на онко будут примерно через неделю. Тогда же мы узнаем, удалось ли мне забеременеть. Боже, дай мне сил не сойти с ума за это время! Мы обнимаемся крепче.

* * *

В следующий понедельник я просыпаюсь рано утром и не переставая обновляю почтовый ящик. В ванную комнату отлучаюсь буквально на десять минут. А когда спускаюсь на первый этаж, Кирилл, уже после тренировки, смотрит в ноутбук.

— Ну что там? — спрашиваю.

— А у тебя? — приподнимает он брови.

— Надо подождать пять минут. Ну же? — вцепляюсь в перила.

Он хитро улыбается, и у меня кружится голова.

В его глазах столько влюбленных чертей, что мне мгновенно становится жарко. Их даже больше, чем раньше! Они заполняют комнату, воспламеняют все вокруг, от их жажды и голода покалывает кожу. Я держусь крепче, чтобы не упасть. Кирилл здоров. Боже, он даже словно моложе стал от облегчения! Это видно по лицу, по глазам! У него есть возможность и дальше обо мне заботиться, и на данный момент для него это — самое главное.

— Здоров, — кивает. — Пока здоров. Время есть. Не знаю, как много, но пока есть! Иди сюда.

— Боже, какое счастье! Я же говорила! — кричу я, прижимая руки к груди.

— Иди сюда, Лада.

Его черти дрожат от нетерпения. И я — единственный объект их обожания.

Мы прошли вместе через обследования. Я была рядом. Именно мне он каждый раз скидывал результаты, именно я мгновенно отвечала ему. И сейчас…

Делаю шаг в его сторону и облизываю пересохшие губы. Пока он идет на меня, едва успеваю стянуть домашнее платье через голову. Он хватает меня, притягивает к себе, и я смеюсь от радости и удовольствия, обвивая его ногами.

— Я тебя люблю, — шепчу ему.

— Знаю, — отвечает. — Рот открывай.

— Эй! — возмущаюсь.

— Живьем бы съел. — И, судя по тону, он не шутит.

— Так съешь.

— Больше самой жизни люблю.

Его черти кидаются на меня, а я уверена, что смогу приласкать каждого. Закрываю глаза и обнимаю его крепче.

Мы долго целуемся, а потом смотрим на тест, на котором две яркие полоски.