Ольга Вечная - Я. Тебя. Заставлю

Я вскидываю на него глаза.

— Все решения были вынесены так, как я посчитал нужным. Пора бы поумерить свое самомнение. Вы**ываться будешь перед греком.

Последние слова заставляют вспыхнуть. Мат из его уст кажется чужеродным, но в то же время будто очеловечивает этого мужчину. Я поднимаю ладонь, словно в жалкой попытке остановить катящуюся на меня опасную лавину, но он больше не нападает. Ни словами, ни действиями. Стоит, смотрит. Решив не провоцировать его больше, я ухожу в сторону огней, людей и безопасности так быстро, насколько только позволяют шпильки.

Подальше от темной парковки. Этого закоулка. Подальше от Богданова, который мне явно не по зубам. Все еще чувствуя вкус его пальцев во рту. Запах табака и туалетной воды на языке. И странный, пугающий сумбур в душе.



Лада

В состоянии некоторого ступора я добираюсь до дома. В прихожей скидываю неудобные, выпачканные в земле босоножки и на цыпочках спешу в ванную. Стягиваю платье и заталкиваю его в корзину с грязным бельем.

Смываю прохладной водой остатки косметики, несколько раз провожу растопыренными пальцами по спутанным волосам и смотрю на свое отражение. Сердце все еще ускоренно колотится, щеки пылают. Подношу сначала левую руку к губам, затем правую — ту, которую он сжимал. Касаюсь нижней губы и замираю. Мне казалось, на запястье останутся синяки от его хватки, — но нет даже покраснения. Никаких следов нет.

Он был просто в бешенстве. На мгновение мне показалось, что он сделает это. Принудит меня к интиму. Хожу по квартире, заламываю руки. Никак не могу найти себе места. Надо с кем-то поговорить о случившемся. Несколько раз снимаю блокировку с телефона и выбираю в контактах Леонидаса. Один раз даже делаю дозвон, но он не берет трубку. А когда перезванивает через минуту, я извиняюсь и лгу, что нажала случайно.

Что он мне скажет? Я и так знаю. Работать — это не твое, лучше сиди дома и не рискуй понапрасну. Что сделает? Поедет ругаться с Богдановым? Меньшее, чего мне хочется, это рассорить двоих мужчин.

Но выговориться кому-то надо, и я пишу подруге: «Маш, спишь?»

«Нет, что-то случилось?» — отвечает тут же.

«Можно я позвоню?»

Через две секунды вижу входящий и поспешно принимаю вызов с видео.

— Что стряслось, Ладка? — Маша выглядит не на шутку взволнованной. Ее короткие светлые волосы зачесаны назад черным тонким ободком, на лице лоснящаяся питательная маска. — Блин, видео включила. Прости за видок, готовлюсь к завтрашнему процессу, не забыв при этом о красоте кожи. — Она начинает придирчиво рассматривать себя во фронтальную камеру и поправлять волосы.

Я невольно улыбаюсь — обожаю эту девчонку!

— Забей, у меня внешний вид не лучше. Как у тебя вообще дела? Осадчий стращает, как обычно?

— Ага, не то слово. Но потом сразу обещает, что скоро получу статус адвоката. Метод кнута и пряника в действии.

— Скоро — это через пять лет? — шучу, припоминая манеру общения Андрея Евгеньевича.

— Нет, в следующем году.

— О. Ну круто, конечно, — киваю я, чувствуя небольшой укол зависти.

Мы начинали вместе и были примерно равны по способностям. А если уж совсем честно — я училась лучше. Если Маша брала упорством — неделями зубрила наизусть, мне хватало двух-трех дней, чтобы подготовиться и получить на экзамене пять, у нее же в дипломе сплошные четверки.

Маша отмахивается:

— Скоро раскладушку поставлю в офисе, и будет совсем круто, — она зевает. — Но после того, как босс женился, стало полегче. С работы уходит не позже восьми, представляешь? И мы следом за ним крадемся. Здоровья и всяческих благ его милейшей жене! Так что у тебя случилось?

— Хотела спросить. Ты помнишь Богданова?

Она морщит лоб, копаясь в памяти. И я напоминаю:

— Помощника Дубовой. Он работал, когда мы начинали.

— А, гоблина, что ли? Помню, конечно. Ты уволилась, а я частенько к нему таскалась. Умный чувак, жаль, ушел. С ним всегда было быстро и приятно работать. Но я в принципе удивлена, что он так долго продержался. Толковых мужиков в суде мало.

— Ты ведь помнишь, что я вышла на работу? Лучше присядь.

Дальше я рассказываю Маше о встрече в суде, нашем с Кириллом противостоянии, его реакции на мою неудачную попытку извиниться. Она думает, качает головой:

— Ты, надеюсь, не обвинила его в пристрастности и желании отомстить?

— Ну-у, я свела все к шутке.

— Пипец. Что с тобой происходит, Лада? Ты его оклеветала бездоказательно! Как вообще могло прийти в голову ляпнуть такое судье?!

— Я к тебе обратилась за советом, — начинаю злиться. — Сама поняла, что перегнула, делать-то теперь что?

— Ладка, меняй направление. Если так получается, что ты все время попадаешь к нему — попросись на… я не знаю, да хоть на те же банкротства. Я тебе помогу на первых порах. Буду подсказывать. С места он уже не сдвинется. Мужик основательный, упертый. Либо переспи с ним.

— Ты серьезно? — склоняю голову набок.

— Ну а что? Пятнадцать минут позора — и спокойно работай. Я помню, как он на тебя смотрел, уверена, ему хочется закрыть этот гештальт. Так помоги ему. Поставьте точку и идите дальше. Тем более, ты утверждаешь, что он выглядит неплохо.

— Да нет, это неправильно. — Я вспоминаю его слова: «Определяйся: ты юрист или на букву «ш». — Не думаю, что он настолько злопамятный. Может, мне показалось, что он ко мне придирается. Просто десять дел подряд — и ни единого шанса!

— А ты бы на его месте как себя вела? — спрашивает она резковато.

— Он же мужчина, а не какая-то там обиженка.

— Ну, с такими сексистскими замашками тебе сложно будет в юриспруденции, — Маша рубит свою правду-матку, не заботясь о моих чувствах. За это ее и люблю, хотя иногда хочу убить.

— Типа мужики тоже имеют право на эмоции? — деланно закатываю глаза, и она смеется.

— Спроси у Леонидаса, если бы его прилюдно оскорбили, как бы он поступил с этим человеком. Или у своего отца. Пусть даже этот человек — женщина, — она делает паузу, давая время обдумать свои слова. — Одна ненормальная баба пыталась оговорить Андрея Евгеньевича. Он добился того, чтобы никто ее не взял на работу. Бедолага ушла из профессии на четвертом десятке. Будь осторожна, Лада. Я не знаю, что он за человек, мы всегда если и пересекались, то только по делу. Но судя по тому, что ты рассказываешь, денег у него — до хрена и больше. А деньги — это прежде всего власть.

В пятницу утром мне неожиданно пишет Елена Спанидис — сестра Леонидаса.

«Лада, привет!»

«Привет», — отвечаю. Немного нервничаю, потому что все, что связано с Леней, по-прежнему воспринимается остро и болезненно.

Собственно, мы так с ним и познакомились — через мою подругу Елену. Отец снял ей квартиру на время учебы в том же самом подъезде, где жили мои родители. А потом мы пересеклись на мастер-классе по макияжу и косметике, узнали друг друга и сели рядом.

Сошлись на любви к моде и бьюти-блогерам, а потом и на всем остальном. Моя Маша всегда была поглощена учебой, а мне иногда хотелось поговорить о чем-то кроме права. Елена жила со строгой тетей, обожающей подслушивать и подглядывать за нами. Не брезгующей порыться в вещах племянницы.

Тетя Спанидис не разрешала выходить из дома после восьми вечера, поэтому Елена частенько коротала выходные у меня, иногда даже ночевала.

Мои родители были настроены более лояльно, поэтому мы с Еленой ходили в бары или ночные клубы — ни тетка-комендант, ни отец Елены ни о чем даже и не подозревали.

Потом я начала ездить в гости на родину подруги, отдыхать на море вместе с ее семьей… и, разумеется, братом, который был на несколько лет старше. И невероятно красив, особенно без футболки.

Получив диплом, Леонидас договорился с отцом, что некоторое время поживет в столице. Наберется опыта и «хлебнет самостоятельной жизни» перед погружением в семейный бизнес. Отец поупрямился, но отпустил, чтобы парень успел нагуляться и больше не брыкался. Леонидас приехал в Москву, когда я заканчивала четвертый курс, и у нас сразу же начался бурный роман.

Поначалу Елена сильно ревновала — то ли меня к брату, то ли брата ко мне. Потом, кажется, смирилась и даже была рада, когда я переехала в К. Мы снова начали общаться, дружить. Я-то здесь вообще никого не знала, но спустя некоторое время наши с ней отношения испортились. Под влиянием родителей она сознательно от меня отдалилась. Леонидасу понадобилось срочно жениться, а непонятную интрижку следовало прекратить. Все Спанидисы объявили мне бойкот.

В последний год — посвященный ожесточенной борьбе за совместное счастье с Леней — мы с ней даже не переписывались, на обручении она ни разу не подошла ко мне. И вот сейчас пишет. Сюрприз.

«Какие у тебя планы на вечер?» — падает на сотовый сразу после приветствия.

«А что вдруг?» — не считаю нужным делать вид, что у нас все прекрасно.

«Я скучаю по тебе. Хочу помириться».

Медлю, раздумывая, что ответить. Пальцы сами печатают: «Забудь мой номер!». Потом решаю, что глупо ударяться в обиды. Она лично мне никогда ничего плохого не делала.

«Я тоже скучаю», — пишу ей. Прочитано. Доставлено.

«Увидимся сегодня? Поговорим. Есть о чем».

Я работаю до шести, немного приходится задержаться, чтобы доделать ходатайство на понедельник, поэтому не успеваю совершить крюк до дома и переодеться. Еду в бар как есть, в строгой одежде. Голова гудит от информации и усталости. Это была долгая, трудная, изматывающая неделя. И пара бокалов вина в компании пусть даже продажной, но подруги — именно то, что мне сейчас нужно.