– Прошу, тетя, не плачь, – вымолвила я и уткнула глаза в пол, чтобы не видеть мокрые щеки женщины.

– Работать в фирме не хотят, продолжать дело своего отца не хотят, а денег требуют! Как же мне это надоело…

Несколько секунд прошло после того, как тетя покинула кухню со слезами на глазах. Да уж, прекрасное утро. Я сижу одна в комнате, где полно еды и свободных стульев, лишь тиканье часов перебивало тишину. Мои руки схватились за бокал с соком, а глаза уставились на то место, где, по словам кузины, якобы сидит их отец.

– Твоё здоровье, дядя! – я подняла кубок и кивнула на пустой стул. Разговаривать с теми, кого нет – моя работа.


* * *

Еще немного и я буду дома, ещё немного. Сейчас же я сижу в автобусе, сонно глядя в окно, где простираются широкие равнины. Меня встречают деревья, знакомые вывески и рекламные щиты. Ненавижу в поездках то, что, когда ты уезжаешь, хочется вернуться домой, а когда возвращаешься, хочется остаться. Не знаю, только ли у меня такое? Я смогла попрощаться с Наталией, тетей и с Джини. Кайл, разозлившись, покинул дом, и я не смогла с ним проститься. Но уверена, мы скоро вновь свидимся. Несмотря на семейные неполадки, я хорошо отдохнула, за что спасибо большое Алисе и Ларе. В душе было впервые за долгое время спокойно, ничто меня не тревожило. Я успела соскучиться по родителям, по старине Майклу и, конечно, по Сэму, который ни на секунду не выходил из моей головы и сердца. Я поняла, что люблю этого таинственного обожателя мелодрам. Теперь ясно, почему мне казалось, что мы знакомы сто лет. Это все любовь. Знаете, эти амурские чувства делают нормальных людей неадекватными психами. А что же сделает любовь с и так больным человеком? Любовь как рак – возникает незаметно, а даёт знать о себе резко, что спастись уже невозможно. Но не все так плохо, да? Если я ему небезразлична, то я пойму все по глазам… Мне говорили, что у влюблённых свой инопланетный язык.


* * *

Как приятно снова вернуться домой и ощутить запах уюта, который есть в каждой комнате, в каждом уголке, в каждой трещинке. Ты растворяешься в этих мгновениях. Папа и мама встретили меня с распростертыми объятиями и широкими улыбками на лице. Мы минуты две стояли в дверях и просто обнимались. Идиллия закончилась, и родители пригласили меня за праздничный стол. Ого, это было неожиданно. Наверное, тому послужил мой внеплановый обморок. Может стоит почаще терять сознание, чтобы родители таяли? Подумаю над этим позже.

Я бросила чемодан в свою спальню и, даже не переодевшись, примчалась на кухню, чтобы отужинать. И правда, стол был праздничным: жареная курица, которую я любила больше всего на свете, пицца, салат с морепродуктами, газировка (причем та самая, которую я вылила на девочек, теперь это мой любимый бренд). Как и все обычные предки, мои родители принялись расспрашивать о моем двухдневном отпуске. Я рассказала им, как проводила время с братом и сестрой, как они оба изменились и похорошели, как веселись в хороводе, как пели и танцевали. Правда о том мужчине на поляне я, конечно же, промолчала. Мама смотрела на меня с таким счастьем, будто я вернулась не от тети, а с того света и теперь делюсь впечатлениями. Они слушали мой рассказ и иногда комментировали забавные моменты или задавали новые вопросы, одобрительно хмыкая.

– Так тебе понравилось? – смеётся мама, откусывая кусок шпината.

– Очень, я уже договорилась, что еду к ним на весенний уикенд!

Родители улыбнулись.

– Ну вот и хорошо, мы рады, дорогая, что ты повеселилась, – обратилась ко мне мама и начала ласкать своей рукой мою ладонь.

– Хоть и не заслужила этого, – добавил папа и посмотрел на маму, а потом на меня. Отчего-то я засмеялась.

– Зато повидала родственников за столько-то лет, – разрядила обстановку мама, поправляя прядь моих каштановых волосы за ухо.

Наверное, такого больше не будет, но сейчас мне очень хорошо. Будто я вернулась в прошлое, когда мы раньше так только и беседовали. Я, конечно, не умираю, но именно сейчас чувствую себя живой и счастливой. Моя нарушенная психика перестаёт грызть пока еще живые клетки мозга. В памяти всплывают воспоминания, когда мы с родителями отправились отдыхать в Мельбурн. Помню, как папа подбрасывал меня над океаном, и я воображала себя русалкой, вспоминаю, как он учил меня плавать и говорил, что я все смогу, что я королева рифа, хоть мне в это мало верилось. Когда я возвращалась на пляж, мама обмазывала меня мокрым песком, после чего я вновь прыгала в голубую воду, плескалась и громко хохотала. Или те прекрасные каникулы в Майами? Мы с мамой замучили отца в огромном торговом центре, накупив кучу всякой одежды и заставив его все это тащить на себе до отеля. Мне было четырнадцать лет, несомненно, я тогда еще фанатела от Джастина Бибера. Как жаль, что все это закончилось, и я больше никогда не вернусь назад. Взрослеть никому не хочется. Осознавать, что все то, что тебе было дорого, теперь не имеет никакого смысла.

Мы закончили ужинать, и я вернулась в свою чистую, пахнущую фиалками комнатку. Мама отменно поработала. Те же обои, та же стенка, в которой еще недавно была чёрная воронка, из который выполз паук; та же кровать, на которую я с грохотом прыгнула и закрыла глаза. Хочется просто сомкнуть веки, чтобы хотя бы пять минут ничего существенного не происходило… Чтобы постараться забыть обо все плохом и, наконец, встретить хорошее. Но у шизофрении другие планы.

Время около шести часов вечера. На завтра мне нужно сделать много всякой домашней работы, но кто сказал, что я к ней вообще притронусь? Эта «отсрочка», которую мне подарили, ничего не изменила. Мне по-прежнему плевать на будущее, на оценки, на школу и на поучения мистера Гроува. Самое первое, о чем я подумала, вступив на порог дома: не пытался ли психолог добраться до моих родителей? Благо, до отъезда мне удалось заблокировать его номер, и теперь Мартин не в силах звонить маме или отцу. Но я все ещё боюсь, на каждом шагу паранойя и риск. Это очень напрягает, поверьте мне.

Я вспоминала про свой дневник, который недавно начала вести. А вдруг мама его нашла и прочитала?! Поднявшись на ноги, бегу к шкафчику с книгами, где в самом конце, за огромной энциклопедией, лежал мой дневничок: он небольшой, голубого расцвета с белыми сердечками, и почему раньше моё внимание не привлекала его обложка?

Я присела на ковёр и принялась записывать следующую запись:

«Дорогой Дневник, несмотря на то, что жизнь правда приносит боль, я не хочу умирать, а уж тем более мне не хочется прожить её в клинике. Моя болезнь набирает обороты, мне подсказывает это селезёнка и ломанная боль в висках. Недавно меня отстранили от уроков и я уехала к тете. Было странно вновь окунуться в воспоминания, но мне нравится… Хочу сказать, что я влюблена! От его имени так сносит крышу! Это как увидеть свой первый снег, помню, мне было тогда пять лет… Сэм не просто обычный парень, который хочет со мной дружить, он очень… очень идеальный, по крайней мере, мне так кажется! Я только одного боюсь: вдруг он не чувствует того же, что и я?! Ха, как банально, неразделённая любовь… Ладно, забудем. В следующую пятницу будет повторный тест по психологии. Мистер Мартин все знает! Если я провалю тест, то он точно наведается к родителям! Понимаю, что он хочет мне сделать как лучше, но черт возьми, я об этом его не просила. Он не понимает, что портит мои планы. Черт, черт. Я должна стать нормальной, но как? Нам нужно решить эту проблему».

Изложив мысли в дневник, я вновь спрятала его и присела на подоконник, любуясь пустой улицей, где за домами виднелись последние лучи закатного солнца, которое уже давно скрылось за горизонт, потому темнота накрыла город, как огромная скатерть. А вместе с темнотой приходит пустота. В домах сверкают жёлтые огни, а на улице свет фонарей и фар, изредка мимо проезжают машины, поднимая пыль, тем самым загрязняя воздух. На самом деле я села сюда не для того, чтобы смотреть на одинокую улицу, как делала это раньше, а на всякий случай, если появится Сэм. Мы не виделись два дня, и я уже соскучилась по его взгляду, улыбке и голосу. Мне безумно хочется с ним поболтать, обсудить новости и… обнять. Да, именно это я и хочу. Но проходил час, два, три… А его все не было.


* * *

Я бы обрадовалась школе, если бы так не ненавидела эту дыру.

Снова синие, кое-где серые коридоры, напичканные учениками. Я невидимка для одних, и лузер – для других. Оба варианта немножечко смущают меня. Никто не заметил ни моего отсутствия, ни возвращения. Разве стоит удивляться, Аманда? Здесь каждый сам по себе, никто не будет перед тобой лебезить. Вхожу в класс биологии, где сильно пахло сыростью. Ненавижу… Все уже заняли места и просто болтают о своих важных, по их мнению, делах. У этих ребят такой маленький кругозор, прямо как у спички. Как только я переступила порог кабинета, то сразу же почувствовала негативную энергию, которая была направлена именно на меня одну. Как мило, я тоже по этим двуличным рожам скучала…

– Аманда? Мы надеялись, тебя исключили, – произнесла Лара, поправляя белую блузку с треугольным вырезом, но я проигнорировала её высказывание и просто села за парту.

– Хилл, выглядишь дерьмово, даже слишком для себя! – подстегнул меня футболист.

Все начали смеяться и глазеть в мою сторону, изучая мой внешний вид, Неприятное зрелище, но мне настолько плевать, что лень даже было отвечать или грубить этому засранцу. И все же молчать я не собираюсь, это уже дело чести. Скажу так: кошка вас цапнет, если только её потянуть за хвост.

– Да, Джонсон, я хотя бы дерьмово выгляжу, а ты просто дерьмо, вот и живи с этим! – слащаво улыбнулась я и распахнула старенький учебник биологии.

Тот лишь фыркнул:

– Твои слова ничуть не цепляют, Хилл, научись сначала говорить!

Я испепеляю его взглядом ненависти и неприязни, пытаясь сдержать себя от гнева, который вот-вот готов вырваться из уст в виде противного сарказма. В класс входит преподаватель. Он, поправляя галстук на шее, поздоровался с нами и сел за свой стол, рассеянно складывая белые бумажки. Профессор Дюпре, так звали учителя с серой бородой, схватился за журнал и принялся искать очередную жертву, которой придётся отвечать домашнее задание. Хоть я и ни к чему не была готова, мне было все равно, наверное, я просто перестала бояться оценок. И не надо считать меня пофигисткой, просто я не вижу себя в будущем. Я не мечтаю о престижной работе, о муже, о детях. Меня вообще от детей тошнит! Они все время плачут и ломают вещи, причем самые любимые, словно у них чутьё. Наверное, я просто не умею жить и радоваться мимолетным мгновениям. Думайте обо мне, что хотите, но ничего не изменится.