— Я звонила тебе.

— До или после того, как с директором разругалась?

Ответ мне не нравится, поэтому просто упрямо молчу.

— Ты увезла их сюда, не допустив не единой мысли, что не просто уезжаешь из дома, ты буквально вырвала их из моей жизни. Сама, определяя какие-то дозволенные границы общения. Мол, общайся сколько хочешь, я не мешаю. Но жить мы будем на другом конце страны.

Сашка как-то постепенно заводится. Видимо это все действительно его терзало и мучило. Но я тоже не могу себя сдержать.

— Окей, я поняла! Я — плохая, не даю тебе общаться с детьми. Поэтому ты мне изменил.

— Да не переворачивай ты! Не говорил я этого! — Чернов рычит, кажется, я тоже говорю, на повышенных тонах. Люди начинают оборачиваться на нас, приходится выдохнуть и взять себя в руки.

Какое-то время ничего не говорим. Стараясь осмыслить уже сказанное, но потом Саша продолжает.

— Но тяжелее всего, оказалось, принять то, что я был не нужен тебе.

— Что?! Ты совсем рехнулся?

Последнее утверждение было настолько бредовым, что… что я даже не знаю, что. У меня дар речи пропадает.

— Сань, кормить меня по утрам завтраками и засыпать со мной в одной постели, еще не означает нуждаться во мне. Вспомни, когда мы с тобой в последний раз разговаривали? Просто говорили. Как тогда в юности? Когда по парку гуляли. Ты тогда на все пыхтела, и вечно приходилось с тобой бороться, чтобы хотя бы на улицу вытащить. Но в этом была вся ты, настоящая такая, не скрывающая своих эмоций. А сейчас тебя о чем не спроси, у тебя все хорошо. Есть я в твоей жизни или нет. Да-да, знаю, не хотела меня грузить, помню.

Он вроде бы и не осуждает, но и… осуждает. И его слова звучат дико еще от того, что я-то считаю, что все правильно делаю, наоборот ограждаю от лишних проблем. С ума сойти. Он считает, что я не нуждаюсь в нем, а я ведь наоборот…

— А что бы изменилось, если я бы тебе ныла или жаловалась? Если скидывала бы все на тебя? Разве, нас бы это спасло? Ты наоборот, еще раньше от этого отвалился.

— Так вот, значит, какого мнения ты обо мне?!

— Я не об этом…

— Об этом, Саня, об этом. Раньше не отвалился, со Стасом не ушел, ад с Ромой пережил… Да мыслей у меня таких даже не было никогда! А тут не осилил бы школьные разборки Стаса?! Не справился бы с тем, если ты себе однажды позволила расслабиться и побыть… слабой?

— Вот именно! Зачем тебе слабая я?!

— Как это зачем?

Нет, он действительно не понимает.

— Саш, да у тебя же проблемы из-за меня по жизни! Переспал однажды с дурочкой пятнадцатилетней, и она тут же беременная. А потом опять залетела, и опять… То ребенок больной, то двойня. Я же всегда понимала, что не предел твоих мечтаний. Да, ты остался со мной и Стасом… Любил. Но это ведь потому что у тебя выбора не было.

— Да откуда у тебя эта хрень в голове?! Какой нах*й выбор. Я всегда был с тобой, потому что не мог иначе. Да, может быть, не сразу понял, что люблю. Но как узнал тебя ближе, так уже не мог отступить. И не от рождения Стаса отсчет бери. Я ведь тогда… именно к тебе пришел, потому что только к тебе и влекло. Пьяный был, вообще не соображал, умереть хотел… А тут ты, живая, настоящая, искренняя. Я тогда натурально разумом двинулся. Только уже потом понял, что натворил, когда поздно было. Если б мог себя хоть немного контролировать, по-другому бы все сделал…

— Не надо по-другому, — жалобно пищу я, завороженная его признаниями. — Стаса бы не было.

— Да, Стаса, — устало повторяет он за мной.

Чай уже давно остыл, а торт опротивел. Он как ненужный свидетель всех наших признаний.

— Тогда зачем понадобилась другая женщина? — наконец-то, задаю я тот вопрос, который все это время терзал меня. На самом деле я не хочу знать ответ на него, так как боюсь, разрушить то хрупкое доверие, которое вот-вот наметилось между нами.

Саша глубоко вдыхает, сцепляя руки в замок.

— Я злился, как же я злился. И нет, это не было попыткой тебя наказать. Но в один момент понял, что не могу с вами, на таких вот… игрушечных ролях. Ты обо мне как еще об одном ребенке заботилась! Срываться стал, на тебя, на детей. Пытался сдержаться, но все равно же прорывалось. Особенно на Стаса. Он же как продолжение тебя. Если и есть авторитеты, так только ты. Я сам изводился, вас начал обижать. Видел же это все… Попытался уйти в работу опять, чтобы хоть как-то остыть. Но было только хуже. Вы все дальше, а мне без вас плохо, а вам нормально. Ты вообще казалось, что моего отсутствия не замечаешь. Улыбалась, радовалась, как Баксу, блин… С Олеськой случайно познакомились. Года два назад. Олеся, жадно выхватываю имя соперницы я из его речи. Олеся. Что ж, у олененка появилось имя.

— Она работает у одного из наших постоянных клиентов. Мы так, пересекались иногда по делам. Она флиртовала, да они все флиртует…

Кто они, я побоялась уточнять.

— Но я игнорировал. Льстило, конечно, но не более. А потом был какой-то совместный корпоратив. Я выпил порядком… Да не морщись ты так, у нас тогда ничего не было. Она меня обхаживала, крутилась вокруг, нахваливала меня. А мне вроде, как и приятно, и противно. Виноватым себя перед тобой чувствовал, что вообще слушаю. Приехал домой, в глаза смотреть боюсь, вдруг догадаешься. В общем вины хватило на неделю… Ужился со всеми вами, за тобой хвостом бегал. А потом опять. Злость вверх взяла. У тебя ведь и мыслей никогда не было таких, про другую женщину, мне почему-то еще обидней стало. Подумал, что точно не нужен. Представляешь, и злюсь на тебя, и виню себя, что скотина такая.

— Тогда ты решил переспать с ней? — голос у меня хриплый и совсем безжизненный.

— Не то чтобы решил. Но видимо да, тогда. Напился как свинья и позвонил ей. Встретились в каком-то мотеле и…

Жмурюсь. Не могу я слышать этих подробностей. Не могу. Сашина горячая рука ложится поверх моей.

— Мне не продолжать?

— Продолжай, — прошу я. Наверное, я все-таки мазохистка. — Я должна, знать.

— В общем, переспали мы тогда. Плохо помню, что происходило. Потом долго отмывался. Протрезвел, домой приехал. А там ты. Такая родная. Такая моя. Мне кажется, что я от тебя тогда неделю не отходил, детьми занимался. На работе боялся показаться, вдруг жизнь опять с Олесей сведет? Вроде бы нормализовалось. Я думал, что мы справимся, вроде бы получалось. Но через время злость опять копиться началась. Я Олеське уже осознанно позвонил. Потом полгода не виделись Честно себя сдерживал, чтобы с вами не разругаться. Работал, в спортзал ходил. Пытался все подход к детям найти. Неуклюже выходило. В отпуск планировал съездить, надеялся, что забуду, что опять с тобой все вспомним, как оно было когда-то. Ну а в тот злополучный день, из-за этого футбола несчастного взъелся, а потом ты еще и Дамира выспрашивать начала, что мы там и как. Он с Ромой это сзади обсуждал. Будто я с сыном не могу договориться. Вот тогда все… не выдержал. Позвонил Олесе. В гостиницу стало противно ехать, как будто это делало измену самой, настоящей. Понимаешь?

— Да, в дом ее тащить изменой не было…

— Не ищи логику, я не уверен, что она там вообще есть.

— Ну куда уж там…

— А потом приехала ты. От стыда хотелось провалиться под землю. Рванул за тобой. Никогда бы не подумал, что ты можешь быть такой скоростной. Влетел в дом, а там дети, кричат, что тебе плохо. А как я им объясню, что это из-за меня? Пошел к тебе. Вижу, что тебе больно, и сам себя за это ненавижу. Не знаю, что сказать, а ты даже коснуться себя не даешь. Меня такое отчаянье охватило, что от греха подальше решил уйти, видел же, что мое присутствие тебе в тягость. Мимо детей пролетел, что б они меня таким не видели. Потом, правда, к Стасу вернулся. Хотел попросить, чтобы он о тебе побеспокоился, раз я не сумел. А он все слышал. Сказал, что б я уходил, что я вам не нужен. Понимаю, что он тебя так защищает, но слышу лишь то, что не нужен. Он же тогда мой самый страшный страх озвучил. А когда вы уехали, чуть в конец с ума не сошел. Подумал, что ты меня окончательно из жизни вычеркнула.

Хочется курить… Хотя никогда не пробовала, вообще ни разу. Но в фильмах герои с таким упоением снимают любой стресс с помощью сигареты, что я им завидую.

Саша закончил свой рассказ, и теперь сидит и нервно рассматривает свою ладонь, лежащую поверх моей. Странно, но мне совсем не противно его прикосновение. Оно теплое, а еще у кого-то из нас дрожит рука, только я не знаю у кого.

— У вас было с ней что-то еще?

— С Олесей? Нет, что ты. Я даже от клиента отказался, все дела его передал.

— Понятно… — а что я еще могу сказать?

Не уверена, что мне действительно все понятно, но что-то становится на свои места. Устраивает ли меня его объяснения? Нет. Все оказалось, еще хуже, чем я думала. Проблема была не в Чернове. А в нас. В нашей семье. Раз он подумал, что не нужен мне. Раз не смог найти другого выхода из ситуации. Раз я не поняла, что с ним что-то происходит.

— Сань, ты сможешь меня простить? — все-таки надежда — это плохо, она убивает изнутри.

— Я не знаю, Саш, не знаю.


Домой мы идем пешком. Ну улице темно и холодно, Саша накидывает на меня свой пиджак. После того как он расплатился в ресторане, мы не сказали друг другу ни слова. Просто шли по городу и тонули, каждый в своих мыслях. Мне в кое-то веке не хотелось знать, о чем он думает, чужих размышлений мне на сегодня хватит. Со своими бы хоть как-то совладать.

Когда мы подходим в подъезду, часы показывают половину пятого утра. Где-то на востоке уже появляются первые лучи солнца. Утро на подходе.

Мы стоим у подъезда, как делали много раз до этого, в какой-то прошлой жизни. Я смотрю себе под ноги, а Саша на меня. Я чувствую, как его взгляд блуждает по моему лицу. Кажется, сегодня он пытается прочитать мои меня. Потом не выдерживает, и проводит пальцем по моей щеке. Я не сопротивляюсь, и он воспринимает это как разрешение. Обнимает меня, прижимает свой лоб к моему. — Сань, — шепотом зовет он меня. — Скажи, хоть что-нибудь.