– Не знала, что они с Майклом встречаются.

– Они вместе уже почти три года. Но совершенно спокойно относятся к своим отношениям. Не думаю, чтобы вообще видел, как они на людях обнимаются. Просто Майкл не такой человек. Уже многие годы он держит нашу банду вместе, он – ее душа.

– Это они состоят в твоем групповом чате?

– Да. Майкл, Мейви, Клэр, Кэмерон, Джоно и я. Джоно на лето уехал в Лондон, Клэр – в Дублине. Вот и вся наша банда.

Как бы мне тоже хотелось иметь такую банду. Есть что-то невероятно романтичное в том, что шестеро друзей, знакомые целую вечность, ведут постоянную переписку, даже если находятся далеко друг от друга.

– Значит, вы как в сериале «Друзья»?

Он смеется:

– Да, вроде того.

– И кто есть кто?

– Ну. – Он вдруг становится серьезным. – Наверное, Майкл и Мейви у нас – Росс и Рейчел, хотя он больше похож на Чендлера. Или Фиби? Парень может быть Фиби? А Кэмерон скорее на Росса.

– Так… ты Джоуи?

Ну конечно. Красавчик, бабник, любитель сэндвичей.

– Да, похоже на то, хотя мне хотелось бы думать, что я не настолько тупой.

В эту секунду на сцену взбирается бородатый парень с болтающейся у пояса акустической гитарой и берет в руки микрофон.

– Ну что, ребятки, берите себе еще выпить, потому что теперь будем петь мы.

К нему присоединяются Фиона, которая держит в руках скрипку, и парнишка с другим струнным инструментом, похожим на гибрид банджо и мандолины. Они начинают играть и петь. Всем присутствующим, за исключением меня, знакомы слова песни.

– Это народная песня, – поясняет Каллум. – Такие обычно все знают. Ты быстро схватишь.

И после первого куплета я готова с ним согласиться. С началом припева все дружно поют: «Нет, нет, никогда! Нет, никогда, больше никогда! Больше никогда я не буду пиратом, ни за что-о-о-о-о!» За первыми словами «Нет, нет, никогда» следуют четыре громких хлопка. Получается вот что: «Нет, нет, никогда!» (Х ЛОП-Х ЛОП-Х ЛОП-Х ЛОП) «Нет, никогда, больше никогда!» (ХЛОП-ХЛОП) «Больше никогда я не буду пиратом, ни за что-о-о-о-о!»

Остальные слова песни я не знаю, но с хлопками я отлично справляюсь.

– Прямо как в «Друзьях»! – говорю я Каллуму, когда песня заканчивается.

– В смысле?

Я начинаю напевать: «Тебе и не сказали, что будет жизнь такой». А потом хлопаю четыре раза: ХЛОП-ХЛОП-ХЛОП-ХЛОП – и жду его реакции.

– Их так и хочется смешать!

– Мне кажется, что этот мир еще не готов к твоему музыкальному дарованию, – смеется Каллум. – Но мне ты нравишься. А теперь давай я принесу тебе обещанный напиток.

Каллум буквально излучает феромоны, потому что мне постоянно хочется быть с ним рядом. Хочется, чтобы он снова обнял меня, вдыхать аромат его кожаной куртки. Так же действуют феромоны?

Наверное, все дело в пиве (а еще в шотах, которые мы чуть позже опрокинули с Фионой и Мейви в баре), но, когда мы с Каллумом возвращаемся к его пикапу, меня мотает, а в голове крутится песенка про дикого пирата.

– Нет, нет, никогда-а-а-а! – распеваю я.

Каллум смеется. Дождь давно прекратился, но земля по-прежнему влажная и рыхлая, все блестит от воды. Воздух напоен ароматом Каллума. Он прижимает меня к дверце машины со стороны водителя и, несмотря на мою промокшую спину, какое-то время не отпускает. Наши лица совсем близко.

– Привет, – произношу я.

– Привет, – отвечает он.

Я вглядываюсь в его голубые глаза так долго, что они, мне кажется, вот-вот изменят цвет или форму как в анимированной картинке. А после один из нас, не знаю, кто именно, подается вперед, и мы целуемся. Это потрясающе! На его мягких губах ощущается вкус пива, такой приятный. Я прижимаюсь чуть ближе, и наши ноги соприкасаются. Но вот мы уже отстраняемся. На наших губах играют улыбки.

– Майкл! – зовет Каллум, и тут из сарая, держась за руки, выходят Майкл и Мейви. – Не против сесть за руль? Я чуток перебрал.

– Как и всегда, приятель.

Каллум бросает ключи, а Майкл, поймав их одной рукой, победно целует Мейви в щеку.

– Подвезти? – спрашивает он у нее.

– Не-а, я пройдусь.

Мейви бросает на меня красноречивый взгляд «я знаю, что ты только что подцепила Каллума Кэссиди». Да, я использую слово «подцепила», потому что мне это действительно удалось, я крута. Я отвечаю ей застенчивой улыбкой.

– По местам! – кричит Майкл и запрыгивает на водительское сиденье.

Каллум открывает мне дверь и настаивает на том, чтобы я села спереди. На этот раз я не сопротивляюсь и сажусь в машину. Меня переполняет то же опьяняющее чувство, что и по дороге сюда, только теперь голова кружится по-настоящему: от алкоголя, стоящей в сарае жары и воспоминаний о губах Каллума.

Глава 17

Я ПЬЯНА, НО ВСЕ-ТАКИ НЕ СОВСЕМ. Я смотрела фильмы и знаю, что такое быть совсем пьяным: на ногах не держишься, язык заплетается, шлешь сообщения своим бывшим. Ладно, думаю я про себя. Если быть честной, то я чувствую непреодолимое, сильнейшее желание написать парню своей лучшей подруги, с которым переспала. Я думаю написать Нику (спасибо вай-фаю в Оме), и вот дело сделано. В «Фейсбуке» красуется выразительное «приве-е-е-е-ет». Я как тот злобный мальчишка из «Сумеречной зоны», который отправлял людей в дьявольское кукурузное поле при помощи своих жутких телекинетических способностей. Ему стоило только подумать – и бам! Все готово. Так и мое сообщение отправилось к Нику. Как если бы в этом процессе не участвовали пальцы. Лишь технология прямой связи мозга и сообщения.

Трава темная и скользкая. Весь мир окутан полумраком, как на старой забытой картине. Где-то вдали кричит ястреб.

Я вхожу в дом Эвелин и, стараясь не шуметь – я надеюсь, – пробираюсь в свою комнату. На часах 00:40. Я опоздала на сорок минут, но мой затуманенный пивом мозг уверяет меня не беспокоиться по этому поводу.

А потом я вижу, что в маминой комнате горит свет.

– Привет, – стоя на пороге, говорю я.

Она читает мемуары Тины Фей, эту книгу я подарила ей несколько лет назад на День матери. На ней футболка, еще с папиного сорокалетнего юбилея, которая уже пообтрепалась по краям.

– Как книга?

– Ты опоздала, – игнорирует мой вопрос мама. – Я не ложилась, ждала тебя.

– Прости. Но я не просила меня ждать.

– Конечно, не просила. Но я о тебе беспокоилась! – кричит она полушепотом, стараясь не разбудить Эвелин. Этот шепот-крик звучит еще страшнее.

Мама отчитывает меня за то, что я поздно вернулась с вечеринки – до какого фильма с канала «Лайфтайм» мы теперь докатились? По крайней мере, она вроде не замечает, что я пьяна.

– Ты пьяна? – продолжает она кричать шепотом.

Черт.

– Нет. Я выпила всего одну бутылку пива.

А потом еще одну бутылку, стопку и снова пиво. Мне бы не хотелось ссориться, когда ей скоро уезжать, так что в голове сам собой рождается отличный план:

– Слушай, мам. Завтра у нас нет занятий. Почему бы нам не провести этот день вместе? Только мы.

Какое-то время мама раздумывает, глубоко вздыхая и начиная ходить из стороны в сторону.

– Ладно, – наконец произносит она, и я вздыхаю с облегчением. Я даже и не подозревала, что задержала дыхание. – Только ты и я. А теперь нам пора спать.

* * *

Эвелин собрала нам корзину для пикника. Хотя земля еще влажная после вчерашнего дождя, сидеть на покрывале, по ее словам, будет не так уж плохо. И теперь мы с мамой, расположившись на вершине травянистого холма с видом на дом Эвелин, поедаем сэндвичи с маслом и ветчиной (на деле они оказываются не такими жирными) и картофельные чипсы ирландской марки «Тэйто». Я вдруг понимаю, что никогда не видела, чтобы мама ела чипсы.

– Для тебя это что-то новенькое, – замечаю я.

– О чем ты?

– Ты ешь чипсы! Ешь сэндвичи!

Моя мама из тех женщин, которые нарезают ломтиками огурец и красный сладкий перец, складывают их в лоток с органическим хумусом и берут с собой на работу. Такая уж у нее странная натура – все контролировать, включая рацион.

Сегодня в воздухе пахнет по-другому: чувствуется легкий аромат мульчи, но в основном океана. Мое настроение улучшается с каждым вздохом.

– Просто я смирилась с судьбой! – говорит она и откусывает от своего сэндвича приличный кусок. – Кстати, никогда не пробовала ветчину с маслом.

– На удивление вкусно, да? Помню, такие же маленькие сэндвичи были у… – Я осекаюсь, но поздно. Мама жестом просит договорить. – У папы на свадьбе. Прости, я не хотела…

– Нора, все нормально. Правда.

Я ей, конечно, не верю, но она хотя бы держит себя в руках. Собрав наши вещи, мы уже спускаемся обратно к коттеджу, когда мама вдруг останавливается и в молчании смотрит куда-то вперед. Я тут же вспоминаю времена после папиного ухода: я возвращалась из школы домой и обнаруживала ее сидящей на диване, тупо уставившейся перед собой в экран телевизора, где крутили какой-то рекламный ролик.

– Нора, – наконец выговаривает она.

Я чувствую, что сейчас что-то будет. Она снова заведет песню, как ей тяжело после папиного ухода и как будет еще тяжелее после моего отъезда в колледж. Я с трудом сглатываю и жду. Будто дар речи потеряла.

– Как ты смотришь на то, – она тщательно подбирает слова, ее профиль озаряет солнце, – чтобы я задержалась в Ирландии еще на какое-то время?

Я ничего не отвечаю и принимаюсь водить ладонью по ивовой ручке от корзины. Мама тут же добавляет:

– Просто мы с Эвелин хорошо ладим, и мне так приятно проводить время с тобой.