Они почти не сталкивались в коридоре и совершенно не общались, хотя Жаклин прекрасно помнила первый педагогический совет, где Серпиери вел себя по отношению к ней весьма недвусмысленно. И теперь она любезно улыбнулась ему: конечно, конечно, господин Серпиери, места за столиком рядом со мной совершенно свободны.

— Я ужасно огорчен, мадам Ферран, что никак не удается пообщаться с вами, — сказал Серпиери, прежде чем сделать заказ терпеливо стоящему около столика официанту. — Это так грустно.

— Все, кто преподает здесь, — обворожительно улыбаясь, проговорила Жаклин, — люди занятые. Странно было бы, если бы мы с вами только и делали, что общались, забросив наших студентов.

Серпиери рассмеялся:

— Вы, безусловно, правы. Я почти не вылезаю из лаборатории. А вы… Я иногда вижу вас в окружении студентов. Я бы не решился прорваться к вам через это кольцо. Но, поверьте, хотелось бы. Как вы себя чувствуете здесь? Не жалеете, что выбрали именно наш храм науки?

— Нисколько. Я с детства мечтала об Амстердаме. Каналы, парки, архитектура. Атмосфера, которую не описать словами. Покой и одновременно… кипение страстей.

Целомудрие и вожделение… Нет конечно, не жалею!

— Похоже, вы пишете стихи, — улыбнулся Серпиери. Он все время улыбался, но его глаза при этом оставались серьезными и сосредоточенными.

— Вынуждена разочаровать вас, — засмеялась Жаклин. — Но чтение лекций, конечно, накладывает свой отпечаток. Студенты не любят невнятицы и обожают красивые метафоры.

— Да, студенты падки на форму. Даже в ущерб содержанию.

— Не знаю, как в психологии, — проговорила Жаклин, — а в философии, по крайней мере в классической, форма и содержание неразделимы.

— О! Не смею спорить. Когда говорят философы, я почтительно замолкаю.

Жаклин захохотала:

— Обещаю, господин Серпиери, что больше не скажу ни слова о философии. Хотя обычные люди, так называемые обыватели, общаясь в самых простых ситуациях, как мы с вами сейчас, обожают говорить на философские темы. И их это совершенно не смущает. Так зачем же запрещать это нам, профессионалам?

— Вы сами и ответили. Потому что мы — профессионалы. Для работника банка философия, может быть, и отдых, а для вас — утомительная, хотя и интересная работа. Неужели вы думаете, что работник банка день и ночь говорит только о деньгах?

Да он бы с ума сошел.

— Вы правы. Не думайте, что я такая зануда. Но… просто я не люблю табу. В том числе и на профессиональные разговоры.

— Согласен, — сказал Серпиери, взглянув на нее с откровенным интересом. — Мне в этом смысле вообще очень трудно. Ведь о чем бы ни заходила речь, все касается психологии.

— Кстати о психологии, или даже о психиатрии…

— О нет!.. — прервав ее, поднял руки Серпиери.

— Да не пугайтесь вы так! Вы же хотели побольше узнать обо мне. Помните наш первый разговор в зале с овальным столом?

— Это забыть невозможно! — по-итальянски восторженно воскликнул Серпиери.

— Тем более. Мне нужен ваш совет, — Жаклин сделала вид, будто решается на что-то. — Скажите, я похожа на сумасшедшую?

— Вы? О нет!

— Вот и мне до поры до времени казалось, что со мной все в порядке. А когда я начала работать у вас…

— Что же случилось? — подбодрил ее Серпиери, одаривая ласковым взглядом.

— Вы знаете, у меня такое чувство, что кто-то за мной наблюдает. Хотя я не понимаю почему. Мне совершенно нечего скрывать.

— Хм… Да, это бывает… Я имею в виду такие ощущения… Это бывает, когда человек, например, слишком переутомлен или долго находится в постоянном напряжении. Согласитесь, первые дни в нашем университете не казались вам простыми?

— Может быть… Хотя никакого особенного напряжения я не испытывала…

— Да? А я ужасно нервничал, когда начинал. Даже спать не мог, — вставил Серпиери.

— Я сплю хорошо. Но прихожу в университет и чувствую спиной — за мной наблюдают.

— Все мы на виду. И за всеми нами следят внимательные глаза наших студентов.

— Нет, — Жаклин сделала вид, что рассердилась. — Тут другое…

— Что же?

— Опасность, — Жаклин произнесла это слово экспрессивным шепотом, наклонясь к Серпиери и с большим трудом удерживаясь от желания расхохотаться.

Серпиери хмыкнул. Потом он внимательно посмотрел на Жаклин и осторожно спросил:

— Э… А кроме ощущений… Может быть, есть какие-то более серьезные причины для… э… ваших подозрений?

— Какие могут быть причины, чтобы следить за мной? — возмутилась Жаклин.

— Я не то имел в виду, — терпеливо проговорил психолог. — Может, были какие-нибудь факты?

Ну, например, вы видели, как кто-то идет за вами следом, куда бы вы ни направлялись?

— Кто-то идет, — согласилась Жаклин. — Только я не знаю кто. И главное — зачем.

— Ну… — проговорил Серпиери. — Не знаю, что и сказать…

— Да скажите прямо. Что мне надо лечиться. Я не обижусь, — с обиженным видом произнесла Жаклин. — Может, так и сходят с ума? Это ведь мания преследования, правда?

— Не знаю, — пробормотал он. — Сумасшедшие не считают свои убеждения маниями. Если вы сомневаетесь в своей нормальности, значит, с ума не сошли. Это точно.

— Спасибо, — облегченно вздохнула Жаклин. — Прямо гора с плеч. Слова профессионала дорогого стоят.

— Не за что. Но если с вами… все в порядке, то проблему нужно решать.

— Ах, все-таки нужно… — протянула Жаклин.

— Опять вы меня не понимаете. Я хочу сказать, что нужно поймать того, кто за вами следит. А потом уже расспросить с пристрастием.

— Да, — согласилась Жаклин. — Но как?

— Вы знаете, это не так сложно, как кажется. У меня в лаборатории есть неплохая видеотехника, которую мы используем для различных экспериментов…

— Так-так…

— Есть ребята, которые отлично научились снимать скрытой камерой. Я могу попросить их… Дать задание. Они будут думать, что это очередной эксперимент. И будут снимать тех, кто рядом с вами. А?! Как?

— Замечательно, — искренне оценила Жаклин. — Я не знала, что у вас такие возможности.

— Современная психология требует серьезного технического оснащения, — скромно проговорил Серпиери, но глаза его блестели от гордости и, похоже, искренней радости, что он может помочь женщине, которая ему очень нравилась.

Через несколько дней Серпиери принес ей первые материалы. Просмотрев их, она ужаснулась. За ней действительно велось наблюдение! Причем наблюдение осуществлялось на разных уровнях и, если можно так выразиться, в разных жанрах. Это наводило на мысль, что за ней следила не одна, а несколько команд, не связанных между собой. Было о чем задуматься. Жаклин просмотрела снятый материал вместе с Серпиери, сделав вид, что совершенно ничего не поняла и не обнаружила, но попросила его оставить видеокассеты, чтобы просмотреть их еще раз у себя дома. Руководитель психологической лаборатории ничего не имел против, только призвал Жаклин «не очень беспокоиться».

В своей преподавательской квартирке в студенческом городке она устроилась в кресле, вставила первую кассету в видеомагнитофон и щелкнула кнопкой пульта.

Необходимо было отдать должное качеству работы операторов Серпиери. Они снимали ее и окружающих ее людей два дня — в университете, на улицах, в кафе, в музее Ван Гога. Съемка была профессиональной, казалось, что ничто не укрылось от внимания глазка видеокамеры. Жаклин почти сразу выделила для себя несколько фигур, которые попадались почти в каждом «сюжете». Кто-то, безусловно, неоднократно попадал в кадр не будучи наблюдателем, а в силу каких-то других причин… Например, на экране очень часто мелькала фигура секретарши ректора Хаарда, снующей в толпе студентов и преподавателей с невероятной для ее комплекции скоростью. Но она была на работе и выполняла свои обязанности, которых у нее, как подозревала Жаклин, было гораздо больше, чем у нормальной секретарши. Требовательный Хаард, видимо, считал, что она постоянно должна находиться в движении. Правда, толстая Хелена столкнулась пару раз с Жаклин в супермаркете и решила посетить музей Ван Гога именно тогда, когда там была и Жаклин. Ну и что? Никакой опасности от Хелены не исходило. Представить эту несчастную женщину в роли суперагента Жаклин не могла. Следующим по частоте попадания в кадр оказался Эмиль Бертран. Он постоянно попадался у нее на пути, а если они и не сталкивались лицом к лицу, находился где-то поблизости.

Он явным образом наблюдал за ней — камера фиксировала направление взгляда. В связи с Эмилем выявилась еще одна часто попадающая на экран личность. Это был худощавый белокурый паренек, который почти всегда находился там, где был Эмиль. И следил он взглядом не за Жаклин, а за Эмилем. Жаклин усмехнулась и мысленно вычеркнула его из списка людей, представляющих какую бы то ни было опасность.

А вот дальше было интересно. В университете и вне его стен съемка зафиксировала широкоплечего парня, одетого весьма стандартно по канонам молодежной моды и с совершенно неприметной внешностью. В меру правильные черты лица, не слишком высок, но и не коротышка, общительный и приветливый, но никому не навязывающий своего общения. Внимательно просмотрев кадры, Жаклин пришла к выводу, что он не студент университета, хотя всеми средствами скрывает это. Нельзя было идентифицировать его принадлежность ни к одной компании, хотя он свободно переходил от одной группы к другой и его везде принимали.

Во дворике университета Жаклин пасла «парочка влюбленных». Она неизменно присутствовала в кадре, когда там появлялась Жаклин. Изредка они попадались и в уличных съемках.

Один человек следил за Жаклин только на улице. Камера не смогла снять его достаточно четко, ибо он всегда находился на достаточном от нее расстоянии, и складывалось впечатление, что он «берегся» от объектива.