— Жан… — позвала Жаклин. — Мне очень трудно… привыкнуть. Я даже не могу поверить, что все происходящее реальность, а не сон. Понимаешь? Я знаю, так сходят с ума. Я многое видела. Но все, что сейчас происходит…

— Послушай меня, Жаклин, — сказал Дюбуа, по-прежнему глядя в окно. — Давай ты сейчас встанешь.

И мы пойдем с тобой гулять. По Амстердаму. И будем разговаривать. И может, это будет казаться сном, но все-таки это будет сон на свежем воздухе. Или вообще поедем куда-нибудь. Например, в Алкмар. На сырный аукцион. Сегодня как раз пятница[3].

Я уверен, что ты никогда не была на сырном аукционе.

Жаклин впервые улыбнулась ему по-настоящему:

— Ты прав, Жан. Но я боюсь, что усну за рулем.

— Я, конечно, всего лишь бедный старик, — проговорил Дюбуа. — Но машину вожу не хуже тебя. И даже умею «уходить от хвоста». Кажется, у вас это так называется?

— Где же тебе приходилось «уходить от хвоста»?

— О, слишком долгая история. Я обязательно расскажу ее. Но только не здесь… Тебе очень неприятно мое лицо? — неожиданно спросил он, поворачиваясь к ней.

Жаклин помотала головой и усмехнулась:

— Не забывай, что я только что занималась с тобой любовью.

— Да… Ты изменила памяти прежнего Жана Дюбуа.

— Прошу тебя… Если ты не хочешь, чтобы я тебя выгнала. Я перестала понимать шутки подобного рода.

— Прости… Так что, мы едем в Алкмар?

— Да. Причем так, чтобы ни одна живая душа об этом не узнала.

— Даже твой шеф Вендерс?

— Прежде всего именно он.

— А это возможно?

— Да. Мне нужно пятнадцать минут, чтобы собраться.


Стоя на углу, Жаклин ждала, когда он появится. Ее план должен был сработать. По ее расчетам, Жану пора появиться. Она уже начала было нервничать, но тут же увидела его. Да, узнать его в такой одежде почти невозможно. Это был старик, но… совершенно другой старик. Дюбуа, похоже, прирожденный актер.

Они переглянулись и порознь направились к площади — туда, где стояли яркие экскурсионные автобусы, вокруг которых толпились и на разных языках переговаривались туристы. Дюбуа и Жаклин остановились возле автобуса, на синем боку которого красовалась желтая надпись «Амстердам — Алкмар-Алсмер».

— Простите, пожалуйста, — обратилась Жаклин по-французски к молодому бородатому человеку, по-видимому, экскурсоводу. — Мы с дедушкой отстали от своей группы, которая должна была отправиться в Алкмар…

Нет ли у вас двух свободных мест?

Молодой человек посмотрел на них и сочувственно улыбнулся.

— Но, насколько я знаю, ваш автобус отправился часа два назад, — сказал он. — Как же вас угораздило так опоздать?

— Мы совсем не знаем города — впервые в Амстердаме. Заблудились, — улыбнулась Жаклин.

— Понимаю, — озабоченно произнес он. — У нас есть свободные места. Я буду рад вам помочь.

Жаклин протянула ему купюру.

— Нет-нет, — отказался он. — Фирма предусматривает такие случаи. Мы отправляемся через десять минут. Садитесь, пожалуйста.

— Спасибо, — Жаклин перевела дух и потянула Дюбуа за рукав. Тот старательно изображал из себя рассеянного старичка.

Они забрались на задние сиденья, переглянулись и рассмеялись. Жаклин представила себе, как вытянется лицо у Вендерса, когда он не найдет их в квартире. А может, и еще у кого-нибудь вытянется лицо?

Под мерный звук мотора и шум кондиционера можно было негромко разговаривать, не слишком опасаясь быть услышанными. Хотя в автобусе до них и так никому не было никакого дела.

— Надо позвонить ему из Алкмара, — проговорила Жаклин. — А то… он поднимет на ноги всех, кого сможет…

— Обязательно, — сказал Дюбуа. — Но что останавливает тебя сделать это прямо сейчас?

Жаклин пожала плечами.

— Просто хочется поговорить с тобой без пристального ока и внимательных ушей посторонних.

— Ты уверена в… отсутствии ушей?

— Не забывай о том, кто я. Меня можно услышать и увидеть только тогда, когда я сама этого хочу.

— Хвастунья, — проворчал Дюбуа.

— Да нет. Просто аппаратура хорошая, — Жаклин показала на свою сумочку.

Дюбуа уважительно хмыкнул и обнял ее за плечи.

— Вот этого делать не стоит, — сказала Жаклин. — Странная будет картинка…

— Ты полагаешь, что дедушка не может обнять свою внучку? — возмутился он.

— Может. Но не так, как это делаешь ты.

— Глупости, — заявил он. — Я знаю многих дедушек. И все они обнимают своих внучек именно так.

Жаклин посмотрела на него и склонила голову набок. Он почувствовал, что напряжение ее тела уменьшилось.

Автобус выехал из города, и за окнами мелькали пасторальные картинки осенней голландской природы.

— Ну вот, — тихо сказала Жаклин. — Теперь нам ничто не мешает поговорить.

— Да, — так же тихо проговорил Дюбуа. — Да… Лучше, если ты будешь спрашивать… А то… Вряд ли я смогу выстроить все… в единый сюжет…

— Лучше, если ты будешь рассказывать, — проговорила она. — Все мои вопросы ты можешь себе представить… Но один вопрос я все-таки задам. — Она надолго замолчала, а потом решилась: — Кто столкнул мальчишку в канал?

Жан удивленно на нее посмотрел, даже отстранился на секунду.

— Почему ты думаешь, что я это знаю?

Она сердито надула щеки и с шумом выдохнула:

— Послушай, Жан… Если мы начнем врать друг другу… Давай тогда будем говорить о погоде. И о прекрасных видах за окном автобуса. Я не против.

— Знаешь, — в тон ей ответил Дюбуа. — Если мы станем недоверчиво относиться к словам друг друга, то я согласен говорить о погоде.

Жаклин смутилась. Она не ожидала от него такой жесткости. Раньше ее не было… Или она просто забыла?… Она никак не могла привыкнуть к тому, что он — настоящий. Со своими реакциями. А не с теми, которых она ждет от него. И еще она подумала, что настоящего Жана Дюбуа она не знает. И никогда не знала. Они ведь были вместе так недолго…

— Прости… — сказала она глухо. — Я постараюсь тебе верить… Это все проклятая профессия. Она не позволяет верить никому.

— Я понимаю, — голос Жана смягчился. — Но я действительно ума не приложу, кому мог помешать Хуанито. Он не знает никаких страшных тайн. Да ему их никто бы и не доверил.

— Он не догадывался, кто ты?

— Каким образом? Если даже ты не догадалась. А он никогда в жизни ничего не слышал о Жане Дюбуа.

Жаклин нахмурилась:

— Допустим… Но расскажи все-таки, зачем тебе понадобился весь этот… маскарад?

Дюбуа вздохнул:

— Все просто. Я хотел жить. А кое-кто не хотел этого.

— Кто?

— Думаю, что тот человек, который спонсировал наши исследования в Рутенберге. Или его люди. Тогда… в доме Грати… — Жаклин резко дернулась. Дюбуа взял ее за руку и спросил: — Мне продолжать? — Она молча кивнула. — В доме Грати в меня стрелял человек, одетый в черное. Остроносое лицо, прилизанный череп. А вовсе не Грати, как думали многие.

— Что?! — поразилась Жаклин. — Этого не может быть!

— Мне ли не знать! — усмехнулся Дюбуа.

— Да, конечно… Но как этот человек проник в дом?… Ведь за домом было установлено наблюдение. И куда он делся… потом?

— Этого я не знаю. Но я ему очень мешал. Как, собственно, и теперь.

— Эти люди… все-таки получили твою методику? — спросила Жаклин.

Дюбуа внимательно посмотрел на нее:

— Жаклин, в чьи руки попало то, что я тебе передал тогда?

Жаклин опустила голову:

— Ни в чьи.

— Мы договорились верить друг другу. Но то, что ты сейчас сказала, для человека твоей профессии — вещь невозможная!

— Да, — усмехнулась Жаклин. — Конечно, я обязана была сообщить обо всем в Центр. Но я не сообщила. Если это когда-нибудь вскроется, меня ждет много неприятностей.

Дюбуа озадаченно на нее посмотрел, и некоторое время они молчали. Наконец он произнес:

— Это многое меняет. Я был уверен, что они добрались до твоих дисков.

— Но ведь я была не единственной хранительницей твоих секретов.

— Конечно, нет. Но кое-что есть только у тебя. И это меняет дело. Ты даже представить себе не можешь, насколько это меняет все! — воскликнул он.

— Поясни, пожалуйста, — попросила Жаклин.

Дюбуа помедлил:

— Ты действительно уверена, что нас здесь никто не слышит?

— Да. Если где и говорить, то только здесь. За улицы Алкмара я не поручусь. Есть неплохая техника, которая позволяет слышать любой разговор на улице. Но пока еще никто не спохватился, что мы исчезли. Так что у нас есть некоторая фора.

— Ты должна знать обо всем, что может тебе как-то повредить.

— И тебе тоже, — пробормотала она.

— Ну… Свой груз я предпочел бы нести сам и не взваливать его на твои хрупкие плечи.

— Не такие уж они и хрупкие, — возразила Жаклин. — И потом, вдвоем иногда проще принимать решения и искать выходы из запутанных ситуаций. Согласись…

Дюбуа невесело улыбнулся:

— Ты представить себе не можешь, как я с тобой согласен. Но… До сих пор я дрожал только за свою шкуру…

— Невозможно все время дрожать, — проговорила Жаклин. — Нужно что-то делать. Чтобы дрожали другие.

— Ты знаешь, я никогда не любил драться. Даже в детстве.

— Я тоже. Но почему-то всегда приходилось. Потому что бегать от своих обидчиков я не любила еще больше. Просто не могла.

Дюбуа вздохнул:

— Хорошо. Я попытаюсь тебе все рассказать. Хотя совсем не уверен, что это правильно. У тебя и без того хватает проблем.

— Жан, моя самая главная проблема — ты. Неужели так до сих пор этого и не понял?!

— Если ты будешь кричать, на нас станут обращать внимание пассажиры. — Он прикрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. — Итак, в меня выстрелил неизвестный, — начал он глухим голосом и усмехнулся. — Я никогда не видел этого человека раньше и ничего не успел понять. Он просто достал пистолет и выстрелил. Я приехал, чтобы встретиться с Грати, и совершенно не ожидал увидеть в его доме чужого человека. И, естественно, не думал, что кто-то хочет меня убить. За что? Грати что-то говорил об угрозах нашего спонсора, но я всегда считал, что для покушения на убийство должна быть очень веская причина. Потом, конечно, в моей голове все встало на свои места. Но тогда я был слишком легкомысленным. Дальше ты знаешь. Меня привезли в госпиталь, а оттуда, благодаря одному сопливому недоучившемуся эскулапу, отправили прямо в морг. Успокойся, — сказал он, взглянув на Жаклин, — моей могилы пока еще нет ни в одном месте земного шара.