— Если вы сделаете это сами, — возразил хозяин, — это будет выглядеть более естественным.

Касуэлл внимательно посмотрел на собеседника:

— Пожалуй, в ваших словах есть резон. Я подумаю над ними.

13

Выйдя из дверей университета, Жаклин ощутила страшную усталость. Конечно, можно было никуда не ехать, а остаться в университетской квартире, но она подумала, что здесь ей не дадут заснуть — замучают звонками с предложениями общения. Было восемь вечера — для мужского преподавательского состава самое время приглашать молодую женщину на ужин. А для конторского начальства — время требовать отчета, поэтому просто отключить телефон она не могла. Что же ей оставалось? Жаклин зябко повела плечами и решила дойти до городской квартиры пешком, в надежде, что прогулка под слегка моросящим дождем немного взбодрит ее.

Профессиональным взглядом осмотрев улицу, она не обнаружила ничего подозрительного. По-видимому, ее «спутники» не успели зафиксировать момент ее прибытия в университет. Серпиери знал о ее приезде, значит, он не входил в число тех, кому были интересны ее передвижения по городу. Жаклин поймала себя на мысли, что безопасная обстановка почему-то совсем не радует ее. Она чувствовала свое бесконечное, непреодолимое одиночество. Ее никто не ждал, ей некому было уткнуться в плечо и пожаловаться на судьбу. Амстердам был чужим и неприветливым. Во всем городе не было человека, к которому можно было бы прийти, не опасаясь ничего.

А она нуждалась в таком человеке.

Размышляя подобным образом, она подошла к своему дому и еще раз убедилась, что слежки за ней не было. Похоже, сегодня она была не нужна даже врагам. Открыв дверь квартиры, она, не снимая плата и не включая света, вошла в комнату и повалилась на диван.

14

Аллен Вендерс проснулся и посмотрел на часы. Он мог бы и не делать этого, потому что всегда просыпался в одно и то же время. Вот и сейчас стрелки его любимого «Ролекса» показывали шесть часов. Он прошел в ванную. Поигрывая еще крепкими мышцами под струями обжигающе-холодной воды, он пришел в отличное расположение духа и даже запел что-то бравурное. Потом он завернулся в жесткое полотенце — Вендерс, считавший себя солдатом, халаты презирал — и, по-прежнему напевая, уселся в кресло в гостиной и набрал номер своего помощника. Радоваться, как выяснилось, было нечему. Его «наружка», потеряв Жаклин еще в Берне, так и не сумела отыскать ее снова.

— Идиоты, — бросил Вендерс в трубку. — Так и передай им. Если за своим сотрудником не могут уследить, что же будет, когда им попадется преступник?

— Таких профессионалов, как Жаклин, среди преступников не бывает, господин Вендерс.

— Дай Бог, чтобы это было так, — сказал он и отключился. И сразу набрал другой номер.

На том конце долго не отвечали, и он заволновался всерьез. Но тут раздался щелчок, и трубка спросила сонным голосом Жаклин Ферран:

— Вы когда-нибудь спите, господин Вендерс?

— Конечно, — ответил он бодро. — Я, в отличие от тебя, веду здоровый образ жизни.

— Ага… — сказала она. — Начальство может себе это позволить.

— Но начальство не может надолго выпускать своих сотрудников из виду.

— Вы что, хотите увидеть меня прямо сейчас? — в голосе Жаклин явственно прозвучал ужас.

— Но насколько мне известно, у тебя с утра лекция в университете, а мне бы хотелось повидаться с тобой до нее.

В трубке воцарилось молчание.

Вендерс представил себе Жаклин, лежащую в постели, усмехнулся и сказал вполне по-человечески:

— Можешь поспать еще полчаса. А потом готовься встретить любимого начальника.


Вендерс выслушал краткий доклад Жаклин и нахмурился. Если все было так, как она предполагала, то дело начинало скверно пахнуть. В версию

Жаклин укладывались многие непонятные вещи, о которых он пока не хотел ей сообщать. В эту версию вписывалось убийство аналитика Деларю. Строго говоря, в нее вписывались все его мрачные предположения, и все вставало на свои места.

— Все это слишком стройно для того, чтобы быть только версией, и слишком страшно, чтобы быть правдой, — серьезно сказал он.

— Но тем не менее, пока это всего лишь версия, одна из версий. Я начну с остальных, — пообещала она.

— И мы получим еще несколько трупов, — покачал головой Вендерс.

— Нет, — возразила головой Жаклин. — Трупов больше не будет.

— На чем основана твоя уверенность? Или это просто… риторика?

Жаклин грустно усмехнулась.

— Если Серпиери не преступник — тогда не риторика. Он мне поможет.

— А если преступник? Ты представляешь, что нас ждет тогда?

— В худшем случае мы с вами лишимся государственной пенсии, — усмехнулась Жаклин. — Ну и что? Начнем разводить тюльпаны.

— Ты не поверишь, но я уже давно только об этом и мечтаю, — засмеялся Вендерс.

15

После лекции к Жаклин подошел очкарик-«казначей» Эрик и спросил, примет ли она сегодня участие в собрании их «арбитражной комиссии», идею которой она подала студентам сама. Жаклин уже жалела об этой идее. Но, с другой стороны, кто знает, может быть, какая-нибудь мелочь, которую выяснили студенты, окажется полезной… И она согласилась.

В коридоре ее остановила Хелена — секретарь ректора Хаарда.

— Господин Хаард хочет срочно видеть вас, — сказала она виноватым тоном, которым обычно разговаривала с преподавателями университета.

— Хорошо, Хелена, — Жаклин как можно ласковее посмотрела на толстуху, подумав, что Хелене неплохо было бы посетить замок Рутенберг два года назад, когда там командовал Дюбуа.

Ректор Хаард встретил ее прохладно.

— Я позволю себе сразу приступить к существу дела, мадемуазель Ферран, — сказал он, нервно перебирая пальцами.

Жаклин смотрела на него с некоторым удивлением.

— До меня дошли слухи, что студенты по вашему совету организовали какую-то комиссию, чтобы разрешить спор о ставках. Когда я узнал об этом, я был не просто поражен.

Я был в состоянии, близком к шоку. Объясните мне, ради Бога, что означает ваше участие в этой ужасной игре?

Жаклин перевела дух. Признаться, она боялась совсем другого — отзывов о своих лекциях. Ведь, откровенно говоря, придраться к ее квалификации профессора философии было нетрудно.

— Вас неверно информировали, господин Хаард, — сказала она твердо. — Я не играю в эту ужасную игру. И хочу, чтобы в нее перестали играть студенты. И я не понимаю, почему до моего появления здесь все так спокойно смотрели на это… развлечение.

— Это неправда, — скулы Хаарда покрылись краской. — Но против игры очень трудно бороться. Если бы я отчислил кого-нибудь из игроков, остальные продолжали бы играть вне стен университета. — Он вдруг остановился, поняв, что почему-то оправдывается перед этой молодой женщиной.

— Да, — сказала устало Жаклин. — Отчисление бы не помогло. Но можно было просто поговорить. Ведь в большинстве своем студенты — это дети. И они открыты к общению, если видят чье-то искреннее внимание.

Хаард поправил очки.

— Может быть, вы правы, — тихо сказал он. — Может быть, мы не уделяем студентам должного внимания. Я знаю: большинство профессоров считают, что их обязанности ограничиваются чтением лекций.

Но это стиль системы нашего образования. Разве в других университетах дело обстоит иначе?… И все-таки, что за странная идея с комиссией?

Жаклин пожала плечами.

— Идея проста. Мне хотелось, чтобы студенты перестали равнодушно взирать на случившееся. После моей первой лекции я поставила сто гульденов на то, что самоубийств в университете больше не будет. Мне кажется, они были поражены. Но они не были уверены в моей правоте. И тогда я сказала, что если мы вместе будем искать причину и сможем противостоять ей, то я выиграю пари. Вот и все, собственно. Они перестали быть сторонними наблюдателями, во всяком случае, многие из них. Теперь это стало их личным делом — не допустить возможной смерти другого. Они наконец сообща встали перед лицом проблемы и, я надеюсь, ужаснулись своей игре.

Хаард достал платок, снял очки и стал протирать их, поглядывая на Жаклин беспомощными близорукими глазами. Он был взволнован.

— Я очень рад, — пробормотал он. — Но как вы обнаружите причину? Огромное количество людей не смогло этого сделать.

— Потому что никто в этом не был заинтересован по-настоящему, — возразила Жаклин. — Ни для кого это не было личной трагедией. Все было как в кино. Разве я не права?

Хаард шумно вздохнул и водрузил очки на место.

— Не знаю… Не знаю… Но каковы же результаты — вы продвинулись?

— Как раз сегодня мы собираемся впервые. Возможно, это принесет какие-то плоды. А возможно, и нет. Но то, что они перестанут играть, я вам гарантирую.

— Я очень рад, — произнес Хаард тихо, — что вы появились в нашем университете. Прошу простить меня за то, что я… не сразу вас понял.

— Конечно, — сказала Жаклин. — Я думаю, что вы тоже можете посетить наше собрание. Если, разумеется, у вас найдется время.

— Вы думаете, я не стесню всех своим присутствием?

— Обо всех выводах нашей комиссии ректор университета должен знать в первую очередь, — твердо сказала Жаклин.

Собрания «только комиссии» не получилось. В просторную аудиторию набилось столько народу, что некоторым студентам пришлось сесть на пол. Жаклин и ректору уступили стулья, но Жаклин, отказавшись, присела на широком подоконнике рядом с Эмилем Бертраном.

— Вы знаете, что выясняется? — сказал он ей. — У всех погибших были причины, чтобы покончить с собой. Если они все участвовали в эксперименте, как Лиза… Тогда надо как следует тряхнуть Серпиери.