— У меня есть другая идея, Эмиль, — проговорила Жаклин. — Если Серпиери в чем-то замешан, то нельзя пугать его подозрениями. Надеюсь, вы не смотрите на него при встрече, как на убийцу?

— Конечно, нет!

— Вот и отлично. Нужно, чтобы он как можно скорее провел еще один эксперимент.

— И его результатом будут еще несколько трупов?…

— Глупости. Самоубийств больше не будет, я же вам обещала.

— Откуда вы можете это знать?

— Слушайте меня, Эмиль. Допустим, что действительно изображение на экране компьютера может вызвать в человеке желание покончить с собой. Но ведь убивает человека не изображение. Человек смотрит на экран, а потом сам берет пистолет или идет на крышу… Вы понимаете?

— Пока нет…

— Не страшно, что человек смотрит на экран. Страшно, что он сделает потом. Мы можем допустить проведение эксперимента, чтобы понять его смысл, но мы помешаем его участникам сделать непоправимый шаг, если они захотят его сделать.

— Я понял! — вскрикнул Эмиль так, что на него обернулись. — Я понял, — повторил он уже шепотом. — Но тех, кто участвует в эксперименте, знает только сам Серпиери.

Может быть, еще Карл. Как узнать это точно?

— Я думаю, что мы с вами сможем это выяснить. Но еще нужно найти тех, кто сможет удержать отчаявшегося человека на краю…

— По-моему, в этой аудитории каждый способен на такое… — сказал Эмиль. — Раньше я думал о многих гораздо хуже.

— И последнее, — сказала Жаклин. — Все нужно сохранить в тайне от Серпиери. Иначе он просто откажется от экспериментов.

— Это тоже, наверное, было бы неплохим результатом, — пробормотал Эмиль.

16

— Что выяснили, Марк, по поводу контактов мадемуазель Ферран с Серпиери? — спросил Касуэлл. Его мрачный вид поверг подчиненного в трепет.

— Сначала он снимал для нее кино, — ответил Марк.

— Что за ерунда?

— Не совсем ерунда, сэр. Он снимал людей, которые за ней наблюдали.

— Отлично, — язвительно произнес Касуэлл. — Ваших людей он тоже заснял?

— Видимо, они попали в кадр, сэр. Помощники Серпиери снимали вокруг нее всех.

Касуэлл окинул его своим тяжелым взглядом:

— Дальше, Марк.

— Теперь он предлагает ей участие в своем эксперименте. По-моему, он к ней неравнодушен.

— Он сам предложил ей участвовать? Или это ее идея?

— Сам, сэр.

— Он знает, что она за птица?

— Конечно, нет. Для него она — профессор философии.

— Тогда какого черта он снимал тех, кто наблюдает за ней?

— Не знаю, сэр. Может быть, она что-нибудь наплела ему?

— Да уж наверняка! — Касуэлл резко поднялся из-за стола, и Марк вытянулся, буквально привстав на цыпочки.

— Сэр?

— Жаклин Ферран однажды уже спутала мне все карты. Тогда я думал, что это простая случайность. Тот факт, что она попалась мне на пути во второй раз, случайность исключает.

— Сэр?

— Я не люблю, Марк, когда что-то путается у меня под ногами.

— Я понял, сэр!

— Нет, ты не понял меня, Марк. Ты должен навести ее на ложный след и раз и навсегда скомпрометировать в глазах ее руководства.

Серьезно скомпрометировать…

— Да, сэр.

17

После собрания студентов Хаард вызвался проводить Жаклин до ее университетской квартиры. Они медленно шли по внутреннему двору, с удовольствием вдыхая холодный осенний воздух. Ректор был растроган случившимся.

— Вы знаете, они казались мне такими прагматичными эгоистами. Благодаря вам я понял, что был не прав. Должен вам признаться, что был момент, когда я, пожилой человек и известный ученый, хотел сам уйти вслед за несчастными. Но сегодня я… счастлив. Я увидел их другими!

Жаклин не могла разделить его восторгов. Собрание не принесло новых, сколько-нибудь существенных фактов.

— Скажите, господин Хаард, — обратилась она к нему. — А что вы сами думаете по поводу всего этого? Во время нашей первой встречи вы не были со мной откровенны, что вполне понятно. Но не может быть, чтобы у вас не имелось собственной версии.

— Знаете, мадемуазель Ферран, — ответил ректор, — я не верю в мистику, в чудеса, в магию. Но случившееся можно объяснить только… такими категориями.

Я верю в Бога и верю, что дьявол тоже существует в этом мире. Современный дьявол предстает нам в техническом облике, — продолжал Хаард. — С помощью техники можно убить человека на расстоянии, и никто никогда не узнает, что произошло убийство. Смерть объяснят как-нибудь иначе. Не найдется сыщика, который смог бы разгадать такую загадку, а если и найдется, то нет закона, по которому можно было бы судить убийцу.

Жаклин остановилась:

— Вы говорите о чем-то конкретном?

— Да, но это всего лишь одна из версий, ничем не подтвержденная. Подтвердить ее может только сам убийца, но он никогда не скажет нам ничего. Даже если мы поймаем его за хвост.

— Я не поняла вас, господин Хаард. Вы имеете в виду… дьявола?

— В определенном смысле, да. Дьявол есть в каждом из нас. Но только когда нас покидает Бог, мы остаемся с ним один на один.

— Вы хотите сказать, что всех самоубийц в момент их смерти покинул Бог?

— Нет, мадемуазель Ферран. Я хочу сказать, что перед смертью их всех одновременно посетил дьявол.

— Но дьявол, в отличие от Бога, не вездесущ, — пробормотала Жаклин, пожалев, что затеяла этот разговор.

— Я тоже, как и вы, учился богословию и знаком с догматом о несубстанциальности зла, — сказал ректор. — Но я полагаю, что благодаря современной технике дьявол стал вполне реальным и таким же вездесущим, как Бог.

— Но каким образом? — теряя терпение, спросила Жаклин.

— Я повторяю, что это всего лишь версия, — сказал ректор. — Но представьте себе, что вы слушаете по радио музыку. Вы слушаете Гайдна, а ваши студенты — какого-нибудь… неопрятного придурка. — Жаклин в изумлении воззрилась на Хаарда. Слово «придурок» было совершенно немыслимым в его устах! — В общем, каждый слушает свою любимую музыку, — не заметив ее изумления, продолжал он. — И тут в дело вмешивается дьявол. Он подключается к вашим приемникам и запускает звук, который обычное ухо выдержать не может. От напряжения вы получаете кровоизлияние в мозг, и… вот вам идеальное убийство.

Жаклин застыла на месте:

— Но, господин Хаард… Ведь это были самоубийства…

— Конечно… Только почему вы думаете, что не существует такой частоты звука, от которой человеку хочется повеситься?

Сказать, что Жаклин была удивлена, значило не сказать ничего. Она почувствовала, что сказанное Хаардом было не просто версией человека с развитым воображением.

Ректор определенно что-то знал.

— Но ведь должен быть мотив! — воскликнула она.

Хаард прошел несколько шагов и оглянулся. В полутьме галереи внутреннего двора фигура ректора показалась Жаклин зловещей. Его слова прозвучали под сводами раскатистым эхом:

— Это человек убивает, потому что у него есть мотив. Дьявол убивает из любви к искусству.

18

Жан Дюбуа улыбался Элен при каждом ее появлении в палате. Он несомненно приходил в себя. Его словарь был еще небогат и речь невнятна, но Элен была почти уверена, что когда-нибудь он станет прежним Жаном Дюбуа. Правда, она не знала, какое время для этого потребуется. А пока ей хватало его улыбки и нескольких слов, с которыми он к ней обращался. Его движения стали более уверенными, а сегодня утром она угадала в его взгляде ту нежность, с которой он часто смотрел на нее там, в Рутенберге.

Но ей мешало его лицо. Оно было чужим и безобразным. В комнате, где находился Жан, зеркал не было, но она с ужасом представляла себе, что может случиться, если он каким-нибудь образом увидит свое отражение.

Все ее врачебные усилия могут пойти насмарку. Элен все более склонялась к мысли о необходимости пластической операции, которая вернула бы ему прежний облик.

Но существовала проблема его безопасности, Он изменил внешность, чтобы никто не смог узнать в нем Жана Дюбуа. Но он не выдержал. Вопреки ее мольбам, он поехал в Амстердам и раскрылся перед Жаклин. Чем это закончилось, известно. Впрочем, теперь Дюбуа известен тем, кто им интересуется, и в облике немощного старца. И чтобы затеряться навсегда, ему нужен третий, совершенно новый облик. Но в нем Жан Дюбуа не узнает себя прежнего и не сможет стать собой.

Она думала об этом бесконечно, но решение не приходило. Да и существовало ли оно вообще?

19

Помощник Касуэлла Марк Гринберг был умной и хитрой личностью, несмотря на то что на первый взгляд производил впечатление недалекого служаки. Впечатление это усиливалось его мошной фигурой и квадратным подбородком — такой тип в сознании людей связан с криминальными наклонностями. Однако Марк не был бандитом — он был первым помощником, можно сказать, правой рукой одного из крупнейших бизнесменов Европы.

Без него Касуэлл не проводил ни одной серьезной операции или сделки, а зачастую Марк даже имел полномочия выступать от имени шефа на важных встречах самого высокого уровня. Он был в курсе всего, что касалось деятельности сэра Касуэлла.

Подробности дела, связанного с методикой Жана Дюбуа, Марк Гринберг знал досконально. Он занимался этим делом уже два года и видел, что босс теряет терпение и начинает нервничать. Гринберг знал почему. В одной из стран «третьего мира» планировалась смена власти, «кабинетный» переворот. Претендент на главный пост в стране возлагал большие надежды на помощь и поддержку сэра Касуэлла. Касуэлл знал, как помочь претенденту. В свою очередь, претендент был не прочь поделиться с Касуэллом солидной долей акций основных промышленных корпораций страны. В сфере экономики это означало большой капитал. В сфере политики — реальную власть в стране. Касуэлл любил и то и другое и ни за что на свете не отказался бы от столь заманчивых перспектив. А реально помочь кандидату на заветное кресло должна была методика, за которой Касуэлл внимательно следил и в разработку которой вкладывал большие деньги. Тактика и стратегия переворота основывались на «промывании мозгов» избирателей. Методика Дюбуа, которой занимались теперь несколько научных психологических центров в Европе, как нельзя лучше смогла бы справиться с этой задачей. Но сроки выборов приближались, кандидат торопил Касуэлла, а Касуэлл — своих людей, и в первую очередь Марка.