Ферран присвистнул:

— Господи, да что туг происходит? Я готов призвать на помощь все полицейские силы Лиона… Даже, может быть, всей Франции… — Он вопросительно взглянул на Вендерса.

— Этого не потребуется, — сказал Вендерс. — Но… кажется, ты знаком с… координатором?

— Я даже играю с ним в гольф. — Лицо комиссара вдруг стало жестким. — Но если дело зашло так далеко, может быть, действительно лучше отставка?

— К сожалению, для меня это уже невозможно.

— Похоже, я пропустила что-то важное? — необычно низким голосом спросила Жаклин. — Господин Вендерс, вы когда-нибудь перестанете изъясняться загадками?

— Только в обмен на искренность с твоей стороны, — сказал Вендерс. — Но вообще говоря, я не уверен, что мне стоит отягощать кого-то своими проблемами.

— Это, конечно, твое дело, — согласился Ферран. — Но если тебе действительно нужна моя помощь, ты знаешь, как меня найти.

Спальня — налево по коридору. — Он поднялся, собираясь уйти.

— Подожди! — остановил его Вендерс. — Я хочу кое-что сказать вам обоим. Но… не сочтите мои слова за бред.

— Ну, это мы еще посмотрим… — хохотнул Ферран.

Жаклин смотрела на Вендерса со страхом в глазах.

Этот странный разговор прервал звонок мобильного телефона Жаклин. Она поднялась и взяла трубку. С каждым услышанным словом сыщица все больше и больше мрачнела. Наконец она нажала кнопку отключения и резко опустилась в кресло у камина. Когда она подняла глаза, в них светилась ярость.

— Если я узнаю, кто этот любитель развлечений, — сказала Жаклин, — я сама убью эту сволочь!

— Еще один сюрприз… — пробормотал Вендерс.

— Да, — сказала Жаклин. — А я-то уже подумала, что все обошлось! — Она повернулась к Вендерсу: — Все участники прошедшего эксперимента обнаружили неадекватную реакцию.

— Это Серпиери вам сообщил? — спросил тот.

— Нет. Ребята, которые были рядом с участниками эксперимента, утверждают, что те, кажется, сдвинулись. Один вышел прогуляться и неизвестно отчего разбил окно в супермаркете.

Другая прямо за компьютером стала раздеваться и набрасываться на своего приятеля, который сидел с ней рядом. Мальчишка еле отбился от новоиспеченной нимфоманки. Третий замолчал, и, кажется, надолго. Похоже, никого не видит и не слышит. Четвертый позвонил ректору Хаарду и обругал его последними словами. Того, кажется, чуть паралич не разбил.

— Сколько человек участвовало в эксперименте? — спросил Вендерс.

— Пятеро.

— Что с пятым? — спросил комиссар.

— По-моему, он в порядке.

— Ты сказала, что рядом с каждым участником эксперимента был кто-то еще, я правильно понял?

— Да.

— Почему?

— Я решила, что это необходимо.

— Ах вот как, — протянул Вендерс. — А что в это время делала ты сама?

— Я была рядом с пятым участником… Но он сказал, что не испытывает никакого необычного воздействия. Ему показалось, что ему предлагали чужую программу.

Лицо Вендерса приобрело хищный оттенок:

— Чужую программу? Теперь послушай меня. Мои аналитики выяснили, что два компьютера Центра были подключены к сайтам эксперимента. Хочешь знать, чьи это компьютеры?

— Я и так знаю. Неплохо бы раздобыть полтонны динамита…

Комиссар Ферран в изумлении воззрился на приемную дочь.

— Мне кажется, что я здесь совершенно лишняя, — сказал он. — Пожалуй, я лучше пойду спать…

— Останься, Поль, — проговорил Вендерс. — Мне, конечно, не стоит впутывать тебя в это дело, но ведь оно касается и Жаклин… В общем… Похоже, мы столкнулись с предательством внутри самого Центра. У нас завелся «крот». Причем… крупнокалиберный.

— Вы установили за ними наблюдение? — перебила его Жаклин. — Не поверю, что не установили.

— Ты, наверное, с ума сошла! — воскликнул Вендерс. — Я же не просто рискую. Я затягиваю петлю на собственной шее. Я же не играю в гольфе координатором!

— Ты хочешь, чтобы я тебя с ним свел? — сухо спросил комиссар.

— Это дало бы некоторый шанс…

— Жаклин угрожает опасность? — спросил Ферран.

Вендерс вздохнул.

— Ей всегда угрожает опасность. И еще, Жаклин… — он повернулся к сыщице. — За экспериментом наблюдало еще одно лицо, не имеющее отношения к Центру…

— Не может быть… Жан?

— Нет. Мадам Брассер собственной персоной. Ты не знаешь, от кого она могла получить информацию об эксперименте?

24

— И что вы обо всем этом думаете? — спросил полковник Николсон, подавая кофе.

Элен Брассер пожала плечами.

— Трудно сказать. Возлагать большие надежды на эту методику я бы не стала. Она очень далека от совершенства. Нельзя с уверенностью сказать, где здесь настоящие результаты, а где всего лишь игра случая. То, что делает этот итальянец, напоминает мне деятельность какого-нибудь психологического кружка. Очень много дилетантизма.

— То, что делает Серпиери, как-то перекликается с исследованиями Жана Дюбуа двухлетней давности?

— И двухлетней, и восьмилетней. Но у Жана была другая база: и материальная, и научная. Жан, в отличие от вашего энтузиаста, настоящий ученый.

— Вот как… — Полковник Николсон прошелся по кабинету. — Скажите, мадам, если бы мы пригласили этого Серпиери к нам и предоставили бы ему все возможности материального свойства… Вы согласились бы курировать его исследования?

Элен пожала плечами:

— Я не представляю, какие цели вы можете при этом преследовать. Не думаю, что это лечение неврозов и психических недугов.

Николсон медленно прохаживался по кабинету.

— Конечно, мадам, но мы ведь тоже боремся с недугами. Может быть, я слишком позволяю себе фантазировать, но не кажется ли вам, что с помощью этой методики можно бороться с преступностью?

— Каким же образом? — Глаза Элен засверкали холодным блеском.

— Мы можем вызвать у человека отвращение к преступлению. Убийце становится плохо при виде крови, вора бросает в дрожь при виде отмычек. А наркоманы! Их можно отвратить от пагубного пристрастия. Все это, конечно, потребует времени…

— Вы действительно верите в то, что говорите? — чуть резче, чем позволяли правила приличия, спросила Элен.

— Виденное мною позволяет думать, что это возможно.

— Наверное, — проговорила мадам Брассер. — Наука действительно способна на многое. В том числе и на селекционный отбор в родословной человечества… Но ведь все это уже было!

Полковник нахмурился:

— Мне не хотелось бы, чтобы вы видели во мне фашиста. Но в мире столько зла! Если с ним не бороться кардинально, оно заполонит собой все. И если методики Дюбуа и Серпиери помогут уничтожать это зло, я не остановлюсь ни перед чем, чтобы привлечь этих ученых к работе на нас.

— Я вам здесь не помощница, — сказала Элен Брассер и поднялась. — Благодарю за кофе.

— Прошу вас, сядьте, — властно, но не без почтения проговорил Николсон. — Мне не хотелось бы с вами ссориться. И не хотелось бы, чтобы у вас сложилось обо мне неверное впечатление. То, о чем я вам говорил, конечно, пока утопический проект, а не реальная программа. Вы же сами говорите, что данные разработки далеко не совершенны. Кроме того, я в не меньшей степени, чем вы, понимаю, что человека нельзя превращать в послушный автомат. Вы так набросились на меня… Но скажите все-таки, эта методика действительно может когда-нибудь стать реально опасной для человека?

— Вы знаете, — Элен Брассер снова села, — чем закончился последний эксперимент? Я имею в виду, что случилось с его участниками?

— Ничего. Они все живы и здоровы.

— И я могу их увидеть?

— Почему бы и нет? Наша сотрудница Жаклин Ферран в курсе всех подробностей этого эксперимента, вы можете поговорить с ней.

— Она участвовала в нем сама?

— Нет.

— Но один из сайтов явно предназначался для нее…

25

— Я доволен тобой, Карл, — проговорил бархатистый голос в телефонной трубке. — Ты хорошо поработал.

— Спасибо, сэр… Но… Мы говорили о том, что когда-нибудь я смогу заниматься своими делами… свободно.

— Ты больше не хочешь помогать нам?

— Но, сэр, я боюсь, что скоро на Серпиери обратит внимание полиция. Студенты взбудоражены. Они не позволят нам продолжать исследования.

— Ты боишься?

— Не в этом дело. Я хочу работать. Но работать спокойно.

На другом конце провода повисла пауза.

— Хорошо, Карл. Вероятно, ты сможешь продолжать учебу и одновременно работать над интересующей тебя темой. Но я должен немного подумать. До свиданья, Карл.

Карл медленно положил трубку на рычаг и вытер пот со лба.

Год назад, когда он только начинал работать в лаборатории Серпиери, к нему подошел человек, как-то невнятно представившийся, и попросил об одной, как он выразился, необременительной услуге.

Он хотел знать, как продвигаются исследования Феликса. Не мог бы Карл держать его в курсе дела? Карл вежливо посоветовал человеку обратиться к самому Феликсу. Тот усмехнулся и сказал, что ему не хотелось бы тревожить большого ученого и тратить его драгоценное время на разговоры. «Да кто вы такой, в конце концов?» — возмутился Карл. «Я тот, — усмехнулся человек, — кто может кое-что порассказать твоим родителям, если ты откажешься выполнить мою просьбу. И тот, кто может неплохо оплатить оказанные услуги». Карл был готов провалиться сквозь землю. В Открытом университете к «голубым» относились без предрассудков. Но отец Карла… Если бы он узнал, что его сын — гомосексуалист, он бы просто отказался от такого сына. Нрав у отца был крутой. А мама… Об этом Карл и думать не мог. Она бы, наверное, не пережила такого известия. Выбора не было, и он согласился на предложение незнакомца.