29

Полковник Николсон возвращался от координатора весьма и весьма озабоченным. Из Скипхолла он поехал прямо в штаб-квартиру Центра, прошел в свой кабинет и запер дверь. Не раздеваясь, он медленно прошел к столу, сел в кресло и закрыл глаза. Случившееся было катастрофой. Координатор знал о человеке, который ведет двойную игру в Центре. Он не называл имени. Известно оно было ему или нет, оставалось загадкой. Задавать прямые вопросы координатору было не принято…

Вчера из разговора с Вендерсом полковник узнал, что Жаклин Ферран выбывает из игры.

С ней случилось то, что ни при каких обстоятельствах не должно было происходить с сотрудниками Центра. Еще недавно он предупреждал Вендерса, что тот недооценивает психику Жаклин после всего, случившегося с ней. Он оказался прав! Но это известие, пожалуй, даже обрадовало его. Девчонка стала слишком опасной для тех, с кем вела невидимую войну…

В любом случае пора было начинать разыгрывать главную партию. И здесь полковнику нельзя было ошибиться.

Касуэлл остался доволен: он получил то, что хотел. Что может помешать ему теперь? И кто? Жаклин Ферран дискредитировала себя как профессионал, а Дюбуа вообще потерял память, которая вряд ли восстановится когда-нибудь в полной мере.

Полковник тяжело вздохнул и поднялся. Ему надо было спасать репутацию.


Элен Брассер почти не покидала клиники, постоянно находясь рядом с Дюбуа. Но сегодня она решила переночевать в отеле. Нужно было хоть на несколько часов снять напряжение, в котором она пребывала последние дни. Состояние Жана напоминало ей маятник: он то почти приходил в норму, то снова впадал в забытье, и речь его опять становилась вялой и бессвязной, а взгляд — затуманенным.

Она вошла в пустой холл отеля и сразу же увидела Жаклин: сыщица сидела в углу широкого кожаного дивана и была похожа на нахохлившегося воробья. При виде Элен она вскочила с дивана. Мадам Брассер заставила себя улыбнуться.

— Я рада, что вы пришли, — сказала она. — Нам действительно необходимо поговорить.

Жаклин выглядела, как отчаявшийся человек, которому уже нечего терять. Элен еще никогда не видела ее такой растерянной и беспомощной… Она почувствовала, что ее неприязнь к этой малопонятной ей женщине улетучивается. Сейчас Жаклин не была похожа на соперницу. Перед Элен стояла несчастная девочка, которой нужна помощь.

Они вошли в номер, и Элен заказала по телефону легкий ужин.

— Я попросила вас прийти, потому что должна сказать вам нечто важное, — сказала она, когда Жаклин, сняв плащ, села на краешек дивана.

В ожидающем взгляде молодой женщины были надежда и страх.

— Скажите, Жаклин, — проговорила мадам Брассер, — с вами в последнее время не происходило ничего странного?

Жаклин усмехнулась.

— В моей работе всегда много странных вещей.

— Видите ли, я имела в виду другое. Я говорю о вашем… эмоциональном состоянии… Простите мне мой вопрос, но не наблюдалось ли в нем нечто обычное для вас?

— Чем вызван ваш вопрос?

— Видите ли… — Элен сделала паузу. — Полковник Николсон предложил мне понаблюдать за экспериментом, к которому, как я знаю, вы были непосредственно причастны. Он хотел получить от меня некоторые ответы на мучившие его вопросы.

— И что же? Он получил их?

Элен встала и прошлась по комнате.

— Не вижу смысла скрывать это от вас… Строго говоря, в эксперименте не было ничего особенно сложного и интересного. Но меня удивило то, что в одном из сеансов экспериментатор работал конкретно с вами, хотя, по словам Николсона, вы не должны были во всем этом участвовать.

— Почему вы решили, что экспериментатор работал именно со мной?

— Видите ли, во-первых, я кое-что понимаю в подобных методиках, а во-вторых, я все-таки многое знаю о вас. Но… Я не думала, что некоторые из этих фактов известны кому-нибудь, кроме самых близких вам людей, а вряд ли экспериментатор относится к их числу.


Жаклин внимательно на нее посмотрела.

— Вы сказали, что разбираетесь в подобных методиках, — жестко произнесла она. — Вы умеете отделять второй слой видеоряда?

— Жан рассказал мне, как это делается…

В дверь постучали — официант принес ужин. Элен сделала приглашающий жест Жаклин.

— Вряд ли я сейчас смогу есть, — покачала головой та.

Элен внимательно посмотрела на нее:

— Это тоже связано с экспериментом?

— Не знаю. Я вообще не знаю, что и думать. В Центре так тщательно проверяют степень внушаемости сотрудников. До сих пор я твердо знала, что не поддаюсь ни гипнозу, ни другим подобным воздействиям. И вот… Но мне все равно кажется, что я приняла это решение давно, задолго до эксперимента… — Жаклин говорила сбивчиво и торопливо. — А сегодня я поняла, что этого от меня и ожидали. Кому-то, было нужно меня скомпрометировать.

— Им это удалось?

— Да. Тот факт, что я поддалась чужой воле… Теперь мне нечего делать в Центре. Таковы правила… Хотя я до сих пор не понимаю, как это могло произойти, и… — Жаклин жалко улыбнулась, — вообще не представляю, как жить дальше… Если любым человеком можно так управлять…

Элен несколько минут сосредоточенно вычерчивала на скатерти невидимые фигуры ручкой ножа.

— Я не думаю, — наконец произнесла она, — что вами управляли. Конечно, они пытались это сделать. Но ваше решение… Разве вы жалеете о том, что сделали? Если бы можно было повторить ситуацию, вы повели бы себя иначе?

— Я не знаю…

— Меня интересует ваш взгляд из сегодняшнего дня, из настоящего вашего состояния. Если бы ваш сын до сих пор находился в Лионе, сегодня вы попросили бы его привезти?

— Да, — тихо сказала Жаклин. — И это означает, что наваждение продолжается.

— Думаю, что это означает совсем другое, — проговорила мадам Брассер. — Вас не заставили сделать это. На то была ваша собственная воля. Хотя вряд ли я сейчас смогу привести строгое научное обоснование сказанному.

Жаклин покачала головой, а потом тихо спросила:

— Как себя чувствует… ваш пациент?

Элен посмотрела на нее с грустью:

— Я знаю, о чем вы хотите спросить. И отвечаю прямо: Жан еще не вспомнил вас.

— Потому что вы не хотите этого, — вдруг сказала Жаклин.

В уголках губ мадам Брассер пролегла горькая складка.

— Вы очень несправедливы ко мне, — сказала она. — Вы забываете, что я не только женщина, но и врач. И я делаю все для выздоровления моего пациента. Я не буду препятствовать вашей встрече с ним, когда для этого придет время. Но пока оно еще не пришло.

В номере воцарилось молчание.

— Но я хотела поговорить с вами еще и о другом, — сказала Элен. Жаклин подняла на нее глаза. — Меня очень напугал ваш Николсон. Он хочет использовать методику Жана в вашей работе.

— Каким образом? — удивилась Жаклин.

— Он собирается с ее помощью победить преступность.

— Полковник Николсон никогда не производил впечатление фантазера, — сказала Жаклин. — Не знаю, что на него нашло. Хотя, наверное, каждый, кто сталкивается с подобной методикой, думает, как бы приспособить ее для своих целей. Преступники — для своих, полицейские — для своих.

— Да, — сказала Элен. — Но эта методика разрабатывалась исключительно для лечения. И она не годится ни для чего другого. Мне бы хотелось, чтобы люди это понимали.

30

— Итак, — сказал Вендерс, — завтра полковник ждет нас.

— Чтобы сообщить о моем увольнении? Я готова, — сказала Жаклин. — Найду себе работу поспокойнее.

— Ты что, действительно хочешь заняться воспитанием ребенка и кухней?

— Почему бы и нет? Говорят, в этом и состоит предназначение женщины…

— Наверное, тебя действительно околдовали. Я не узнаю тебя, Жаклин!

— Люди меняются…

— Да, конечно… Но о твоем увольнении тебе, наверное, сообщит кто-нибудь другой. Тот, кто заменит полковника на его посту. Наши с тобой подозрения оправдались. Контакты полковника Николсона с сэром Касуэллом — установленный факт.

Жаклин в изумлении воззрилась на Вендерса.

— И что же вы собираетесь делать? — спросила она.

— Я собираюсь арестовать его в его собственном доме.

— Вы абсолютно уверены, что это не ошибка?

— Да. Он подключался к эксперименту. Он и только он имел возможность убить Стивена Деларю. И самое главное. Вчера он был в Лондоне, и мои ребята отследили его контакты. Он лично встречался с Касуэллом.

— У вас есть санкция координатора?

— Пока нет, но это вопрос времени. Николсона нужно брать, пока он ни о чем не подозревает. Поэтому для ареста я хотел воспользоваться тем, что он сам вызывает нас.

— Мы будем брать его вдвоем? — спросила Жаклин.

— Да, — сказал Вендерс. — Но и ребят своих я возьму. Пусть постоят за дверью.

За окном барабанил бесконечный дождь. Полковник Николсон сидел у камина, кутаясь в бархатный халат, и подкладывал в огонь аккуратные круглые поленья. На душе директора Центра было тоскливо. Он думал о том, что зря тридцать лет назад выбрал эту работу и эту судьбу. Благородные помыслы, руководившие им в годы его далекой юности, уже давно превратились в прах. Слишком много грязи в этом мире — борясь с ней, рискуешь испачкаться сам. Слишком много пороков и соблазнов на пути борца с преступностью. Слишком слаб и страстен человек, чтобы победить в той игре, в которую все они играли. Он ждал Вендерса с непонятным чувством тоски и обреченности. И еще… Ему было очень жаль эту девчонку, которой приходилось заниматься тем, о чем молодой и привлекательной женщине не следовало бы и знать. А она, вероятно, еще не утратила тех идеалов, с которыми приходят на работу в их контору. И если она узнает истину, ей будет трудно жить дальше…