Через пару лет симпатичного интересного мужчину было не узнать — прикладывался к бутылке он уже каждый день, бил жену и дочь и, в конце концов, пристрастил к вину и жену. Еще через пару лет Анна вылетела с работы, жить стали бедно — Васина на работе пока держали, местный пивной завод нуждался в работниках, но понизили в должности до уборщика. Жить стали совсем бедно, плохо, с драками и криками на весь поселок. В конце концов продали дом и переехали в тот самый сарай. В сарае раньше жила старушка и, когда она померла, предприимчивый сынок из города избавился от халупы, поменяв ее на дом Васиных с небольшой доплатой. Так они оказались в еще худших условиях.

Дочка росла голодной, битой и только из-за матери не хотела уезжать к бабушке, хотя часто о той вспоминала. И если раньше Анна часто ездила к матери, то последние лет шесть ссылалась на болезнь и все откладывала поездку, ну а прошлой весной и впрямь слегла с пневмонией и умерла. Похоронили Анну за счет жителей. Мать про смерть дочери узнала лишь спустя месяц после похорон, Ася не хотела той звонить, боялась. А Васину было все равно.

В конце концов Ася не выдержала и все рассказала, и теперь бабушка всячески звала внучку к себе. Та все никак не могла собраться, потому что успела привыкнуть к разгульной и свободной жизни, погуливая с дальнобойщиками и просто мимо проезжающими. Отец сразу после смерти матери привел в дом местную алкашку Зину, а вместе с ней пришли в дом и двое малолетних пацанов, которые вовсю воровали у Аси честно «заработанные» деньги и конфеты, и та всерьез собралась уезжать к бабушке. Тем более, что та не догадывалась, как и чем живет любимая внучка. К восемнадцати годам Ася, как ни странно, еще вполне хорошо выглядела даже несмотря на занятия проституцией и голодное детство. Внешностью девчонка пошла в красавицу-мать и родись в другой семье, вполне могла бы сделать карьеру актрисы или модели.

Десятого апреля папаша Васин прибежал в местную пивнушку с криками, что его обворовала собственная дочь, клял ее на все лады и грозился убить. Это слышали все. Асю в поселке никто больше не видел, Зинка, вконец обидевшись на тирана-сожителя, ушла обратно в свою комнату в коммуналке, и на той неделе насмерть отправилась паленкой. Васин продолжает пить в одиночестве. Заявление никто вроде бы не подавал, по крайней мере к Лиле даже участковый не приходил. На пропавшую Асю всем плевать и, собственно, все и думать забыли, что она куда-то там пропала.


Все это я как на духу выдала Рогозину, и он морщился при моих словах, как от зубной боли.

Когда я закончила, немного подумал и сказал:

— А за что это папаша пенсию-то получает? Хоть и пьяница, но вроде же не такой старый.

— Я так поняла по инвалидности что ли. А уж что там у него за инвалидность, не знаю, — пожала я плечами.

— Ясно. Ну что, у нас два пункта остались, хотя мне все ясно.

— А мне нет. То, что девчонка была проституткой — не говорит о том, что ее не нужно искать. Уж не от хорошей жизни она такую работку выбрала. А может папаша ее и убил? В любом случае должны дело завести…

— Тоже верно, — не стал спорить Женя и мы поехали к местному бару.

9

Точнее и не бар это оказался, а кафе при заправке. Тут же рядом небольшой приземистый мотель. Поселок стоял возле трассы и теперь понятно, как Асе удавалось хоть что-то зарабатывать — не местным же продаваться. Откуда у них деньги на проституток?

Внутри возле стойки — сестра-близнец Натальи из магазина. Тот же фартук, кепочка, те же габариты и сонный взгляд. За одним из столов два парня лет тридцати уплетали суп, под столом спал рыжий кот. Да уж… и что, а главное у кого мы выведывать будем?

Женя указал мне на столик возле окна. Я послушно села, дожидаясь, когда он сделает заказ. Он чем-то увлечённо болтал с барменшей, а парни-дальнобойщики иногда искоса на меня поглядывали и о чем-то между собой посмеивались.

— Женя! — наконец, позвала я, всем своим видом показывая недовольство.

Рогозин обернулся, скорчил недовольную гримасу и развел руками.

Видимо решил поговорить с барышней без меня. Ну ладно, ловелас чертов!

Минут через десять мне все-таки принесли еду, заказанную Рогозиным на свой вкус. Жареная картошка с мясом и овощами — это конечно прекрасно, но мог бы и меня спросить, что я предпочитаю.

Наконец, подошел и он сам. Не говоря ни слова, принялся за обе щеки уплетать картошку и хитро на меня поглядывать. Я с недовольным видом вяло жевала жилистое мясо, стараясь в его сторону вообще не смотреть.

Наконец, он наелся, вытер губы салфеткой и кивнул на парней за столом напротив:

— Вот этот, который в синей ветровке, с нашей пропажей зажигал не один раз. Он часто ездит по одному маршруту и всегда пользовался ее услугами.

Не сговариваясь, мы встали с наших мест и направились к удивленно взирающим на наше приближение парням.

— Привет! — как старым знакомы воскликнул Женя, и парни тут же напряглись.

— Ну здорово, коль не шутишь, — ответил тип в синей ветровке. Второй молча кивнул.

— Дело есть, поговорить бы.

— Так ты не тяни кота за бантик, говори, не трать время. Время-деньги.

Рогозин намек понял. Достал из кармана пару тысяч и положил на стол.

— Еще одну и поговорим.

— После разговора будет еще одна. А если разговор будет полезным, две.

— Покажи, — деловито произнес второй.

Женя достал из кармана еще две тысячи, и парни довольно кивнули. А я краем глаза увидела вытянувшуюся физиономию барменши. Она видимо сейчас усиленно считала, сколько могла бы выгадать из разговора с Рогозиным.

— Тебя как зовут?

— Ну Саня я. Он вон, — Саня указал на соседа, — Витек.

— Ну вот, Саня… Слышал я, ты тут с девчонкой баловался одной, — начал десантник.

Парень хмыкнул и кивком указал на барменшу.

— От нее что ли слышал?

Барменша, увидав, что речь о ней, тут же спряталась за стойкой.

— И? — снова спросил парень, так и не дождавшись ответа.

— И в твоих интересах рассказать поподробнее, когда и при каких обстоятельствах видел ее в последний раз.

— Только не говори, что ее кто-то грохнул. Я здесь точно не причем, — напрягся Саня. — Я ее и видел-то давно в последний раз. Еще думаю, куда делась девка. Скучно знаешь ли ночью одному, — ухмыльнулся он, но, вспомнив, видимо, о чем речь, снова напрягся и ухмыляться перестал.

— И как давно это было?

— Да в начале апреля. Число точно не скажу…

— А ты напрягись.

— Погоди… — Саня почесал в голове, — не… ну в первых числах, не позднее пятого. Точно! Значит нужный вам рейс у Андреича был.

И видя наше недопонимание, пояснил:

— Сменщик мой. Да, я-то потом уже, после него приезжал — а Аськи-то и нет. Так что с девчонкой-то?

— Так пропала она.

— Вот те раз. А что Машка говорит?

— Какая Машка? — склонил голову набок Рогозин.

— Подруга её. Она с ней иногда сюда заваливалась.

— Ну-ка давай про Машку поподробнее…

— А чего? Я не в курсе. Вы вон у Катьки спросите, — кивнул на барменшу Саня.

— Спросим. Ты мне скажи лучше, сменщик твой когда теперь тут проезжать будет?

— Ну… теперь никогда. Помер он неделю назад. Тромб оторвался, представляешь? Был человек и нету. Хорошо хоть не в рейсе.

Рогозин вздохнул, уныло посмотрел на меня и вновь повернулся к притихшим парням.

— Ну и где нам теперь искать? Ладно, спасибо, мужики.

Женя достал обещанную тысячу и протянул парням. Те довольно кивнули и продолжили прерванный обед. А мы направились к Катерине.

Та с любопытством высунулась из-за стойки и ждала нашего приближения. Видно, что от любопытства ее прямо распирало.

— А что, Катюш, — начал Женя, — может вспомнишь, кто десятого апреля-то работал? А?

Катя покраснела от ласкового обращения, закивала, словно китайский болванчик и с криком «Я сейчас», ринулась в подсобку. Через три минуты выскочила, потрясая в воздухе потрепанной тетрадкой.

— У меня тут всё, всё записано.

Она послюнявила палец и перелистнула несколько страниц.

— Ага. Ну вот же! Моя смена и была.

Рогозин покачал головой, но вполне миролюбиво спросил:

— Ну тогда давай вспоминать?

Катя кивнула и сосредоточено принялась что-то едва слышно шептать.

— Так… О! Ну точно же. Я ж десятого как раз к зубному утром бегала, а когда вернулась, как раз Аська пришла. Ну точно, ну е-маё! Точно, вот прям сейчас и вспомнила. Приперлась днём, веселая, по-моему, уже подшофе была. Я еще ей сказала, чего, мол, по утрам колдыриш, как старый алкаш, а она мне «не твое собачье дело»!

— Ну а потом что было? — я даже вперед подалась.

— А чего потом? Все вроде. Посидела и ушла. Вроде…

Она еще немного подумала.

— Не, не помню я. Зуб у меня ныть начал, как заморозка прошла. Меня тут Миронов подменял. Не видела я как она ушла, — понурившись, ответила Катя.

— А Миронов это кто?

— Это мой хозяин. Самому пришлось вставать за стойку. Люська болела. А она, если болеет, черт с два выйдет. Я даже говорить не могла. Мигрень началась, а он как раз приехал, продукты кухне привез. Вот и разрешил мне пару часов поспать в номере.

— Ну и где нам найти этого хозяина?

— А чего его искать? Сам приедет вечером. У нас зарплата как раз, вот он обещал к шести привезти.

Мы поднялись, пообещав к шести подойти.

— А Машку-то нам где можно найти?

— Это какую? — удивилась Катерина.

— Подругу Аси.

— А… шалаву-то эту, прости господи… так она вообще не из нашего поселка. Вроде из соседней деревни.

Катерина почесала затылок в раздумьях.

— То ли из Токаревки, то ли из Видово. Не… из Токаревки, наверное, — развела она руками.