— Да неужели, а я думал ты от страха обделался. Не пойму, что это за хрень и почему оно стоит здесь.

— Я думаю это не оно, а девочка, судя по розовым носочкам. Смотрите, успокоилась, — радостно верещит Толя. — Тут записка.

— Не трогай! — бью по рукам, тянущегося к записке Решетникова, и оторвав кусок бумажного полотенца, аккуратно достаю записку. Снимем еще пальчики и узнаем чьих рук дело.

Разворачиваю листок и, вчитываясь в строчки понимаю, что… ни хрена не понимаю.

— Что там? — ничего не отвечаю, обдумывая написанное. Но в голову не приходит ни одной здравой мысли. — Можно я все-таки прочитаю, — забирает записку Толик и читает вслух:

«Павел, эта девочка-ваша родная дочь. Ее зовут Маша. Не спешите отдавать ее кому попало. С вашими возможностями вы проведете не один тест ДНК и убедитесь в том, что малышка ваш родной ребенок. Обстоятельства сложились так, что ее родная мать больше не может быть с ней. Надеюсь на ваше благоразумие.

P.s. Машенька любит слушать «Золушку» и хорошо засыпает под танец Адриано Челентано на винограде из «Укрощение строптивого». Всего вам доброго».

Глава 2

— Во дела… Смотрите, а она чем-то на вас похожа. Точно, глаза голубые!

— Нет, Толя, ты не уволен. Ты будешь при мне, пока я не отброшу кони. В конце концов, мой организм требует кого-то обзывать без последствий.

— Ну что опять?

— Ты идиот, вот что! У всех младенцев голубые глаза. Ну по крайней мере, светлые.

— С чего вы взяли, у вас есть дети?

— Господь миловал. Я сужу по котятам, те тоже рождаются с голубыми глазами. Все дело в недостаточном количестве мелатонина, а не в том, что у этой срыгнувшей особи мои гены.

— Вы думаете?

— Уверен. Я тебя сейчас прибью! Ты зачем мне своих пальцев наставил на записке? Дай сюда! — выхватываю из его рук с помощью салфетки листок и кладу на полку. — Так, — потираю виски, пытаясь прийти в себя. — Давай мыслить здраво. Сколько ей примерно?

— Я откуда знаю.

— А как ты думаешь?

— Ну, наверное, можно посмотреть по зубам.

— Точно, как у лошадей. И чем они гнилее, тем она старше. Решетников, очнись! У нее зубов нет, она же маленькая.

— А вот это не факт, может уже и есть. У меня, кажется, есть идея, я мигом.

Секунда, и Толя сверкнул ботинками, оставив меня наедине с ребенком. Смотреть на нее мне совсем не хочется, но я делаю совершенно противоположную вещь. Подхожу к дрыгающему конечностями ребенку и начинаю всматриваться в детское лицо. Как только я брезгливо осматриваю ее с ног до головы, ребенок как будто что-то чувствует и начинает в ответ пялиться на меня своими голубыми глазищами. Сложно оценивать внешность ребенка, когда я впервые вижу младенца в живую. Но, кажется, эта очень даже ничего, по сравнению со сморщенными краснокожими новорожденными, показанными в кино. Вновь осматриваю ребенка и понимаю, что он не может быть моим. Ну никак. Причем совсем. У меня всегда все под контролем.

— Я вернулся. Все готово, — поворачиваюсь на голос Толика и застываю, глядя на весы в его руках. — Я в комнате отдыха их взял. Женя постоянно взвешивается, правда ей это все равно не помогает.

— И все-таки ты идиот. На кой лад тебе весы?!

— Во-первых, весы нужны для того, чтобы взвесить ребенка. Зная ее вес, получим примерный возраст. А, во-вторых, прекратите обзываться, мне это не нравится. Обидно, знаете ли. Можно как-то по-другому меня называть?

— Можно, мордофиля.

— Это что еще такое?!

— Погугли на досуге, сын мой. Так, мне надоел этот балаган, — беру переноску и выхожу из уборной.

Толик тут же следует за мной.

— Доставайте малышку, сначала становитесь на весы вы, а потом вместе с ней. Узнаем разницу.

Видимо тупость-это заразно, иначе я никак не могу объяснить тот факт, что я делаю ровно так, как сказал Решетников. Взвесился сам, а дальше затык. Подошел к ребенку и даже не представляю за что ее брать.

— Мне кажется, одну руку под головку, другую под спинку.

— Да что бы я без тебя делал.

Только я потянул руки к ребенку, как она начала заходиться в плаче. Какая это на фиг Маша?! Это сирена! И только, когда она начала надрывать горло, я осознал, что это все же не шутка!

— Так, стоп. Почему на плач ребенка не бежит Женя?! Где она?

— Понятия не имею, в приемной ее нет. Наверное, где-нибудь ест. Постойте… вы думаете, что это ее ребенок?

— Да, конечно, ее. Ну ты генератор идей! Подсунуть мне ребенка мог только тот, кто точно уверен, что он мой. Уж с Женечкой я точно не предавался плотским утехам. Я бы запомнил. Давай Решетников, мне срочно нужна Женя, она и про возраст скажет и успокоит эту крикуху. Найди мне ее! Быстро!

— Уже бегу.

Не знаю сколько бегает Толик, но мои силы на исходе. Такое ощущение, что крик реально разрывает барабанные перепонки, а ребенок и не думает успокаиваться. Подхожу к орущей девочке и все же беру ее на руки. На удивление плач становится чуть меньше, а потом и вовсе прекращается, когда ребенок начинает тянуться к моему галстуку. Делай что хочешь, только не ори, мысленно говорю себе я и подхожу к переноске. Как-то сразу я не заметил и только сейчас понимаю, что мать ребенка скорее всего не обладает финансовыми средствами. Переноска просто ужасная, вся старая и потертая, да и то, что надето на ребенке тоже оставляет желать лучшего. А это странно, учитывая тот факт, что все женщины, побывавшие в моей постели, как минимум обеспечены на десять лет вперед.

— Кто ж твоя мама, а, ребенок?

Девочка по имени Маша, конечно же, не ответила на интересующий меня вопрос, она даже перестала пускать и пузырить слюни. Подозрительно успокоилась и… обделалась, судя по разливающемуся теплу на моей ладони. И не только теплу!

Не помню, чтобы когда-то я ощущал себя таким беспомощным идиотом. На руку смотреть страшно, стою сам как обделавшийся, не знаю, что делать. Прижимаю к себе ребенка, а та по закону жанра снова начинает плакать.

— Господи, за что мне это?! Пожалуйста, замолчи!

Кладу дурно пахнущее чадо обратно и пытаюсь сдержать рвотный порыв. Я не такая уж и брезгля, но вид собственной руки в чужих, пусть и младенческих какашках-не самое приятное из мною увиденных зрелищ. А когда я взглянул на свою рубашку, порыв извергнуть содержимое недавно съеденного завтрака только усилился. Господи, как на рубашку-то успело попасть?! Я в полном дерьме, во всех смыслах этого слова, а ребенок разрывается, что есть сил. Как в двадцать первом веке можно подсовывать младенцев без памперсов?! Ироды!

— Что за шум, а драки нет? — поднимаю голову на громкий Женин голос. — Ха, мечты сбываются и без «газпрома».

— Павел Александрович, я привел Женю, как вы просили, а что это с вами?

— Что, что, — смеется Женя. — Твоего начальника немножечко обкакали. Никогда не думала, что снова буду так радоваться детскому стулу. Но увидеть его на вас, дорогой Павел Александрович, это как получить повышение зарплаты в десять раз.

— Теперь понятно почему так пахнет, — снова включается Решетников.

— Да пошли вы. Уволю к чертовой матери. Обоих!

Иду быстрым шагом к уборной, и стараясь не смотреть на свою руку, смываю все, активно намыливая мылом.

— Зря стараетесь, Пал Саныч, ваша дочурка не перестанет плакать, пока вы не помоете ей попу, — сказала, как отрезала Женя, поставив переноску на полку рядом с раковиной.

— Я?!

— Конечно, вы. Дочь-то ваша.

— Это еще надо доказать.

— Ну вот, в записке у вас тут пишут вполне уверенно, смотрите и ДНК теста не боятся.

— Да я вас всех убью сегодня. Положи записку, ты наставишь на ней своих пальцев!

— Тихо, не нервничайте. Вы же всегда такой интеллигентный человек. Вдохните глубже и берите Машеньку на руки.

— Это твоих рук дело? — вдруг осенило меня. Может и не настолько Решетников тупой и вместо тупости он ляпнул правду. — Ты подсунула мне своего ребенка, чтобы надо мной поиздеваться?

— Делать мне больше нечего, мои дети все при мне. Уж с вашими возможностями вы можете в этом убедиться только так. Хватит болтать, берите ребенка, снимайте ее трусишки и теплой водичкой мойте попу.

— Ты в своем уме?! Я должен мыть чью-то задницу?!

— Не чью-то, и не задницу, а попку вашей дочери. Давайте вперед или вам нравится плач ребенка? Не начнете сейчас ее мыть, у меня начнется стресс и как следствие преждевременные роды. А роды у повторнородящих часто бывают за считанные минуты. И принимать их будет вы. Оно вам надо?

— Господи, за что мне все это?!

— Заткнитесь уже и берите ребенка.

Несмотря на огромное желание заткнуть Жене рот, понимаю, что она права, и никто кроме меня сейчас это делать не будет. Снимаю с ребенка испачканные вещи и кое-как взяв в руки крикушу подношу к раковине.

— Ну возьмите ее удобнее, а то уроните, еще и водой обольетесь. Да, вот так, — направляет меня Женя и настраивает воду. — Давайте рукой смывайте.

Главное не смотреть, уговариваю себя я и смываю рукой детский сюрприз.

— Оно еще и не отмывается. Почему такое липкое?

— Скоро отмоется, не нойте.

Стараюсь не ныть и думаю только о том, что это сон. Это не может быть правдой.

— Ну вот, Машуня уже чистая и почти не плачет. Держите бумажное полотенце и протирайте ее на сухо, — беру одной рукой поданное мне полотенце и начинаю протирать ребенка.

— Ну не так же, — бьет меня по руке Женя. — Всегда все надо делать к попе, а не от нее. Понятно?!

— Понятно. На ухо мне не ори. Женя, сколько ей по-твоему месяцев?

— Примерно шесть-семь. Точнее сказать не могу. Придется ее пока укутать в покрывальце, которое есть, а там Решетников уже все принесет. Я ему список написала, будем надеяться на его скорость и ум.