— Никакой осады, полковник. Это будет вам уроком. Досидите до послезавтра, и тогда я пошлю драгунский полк на разведку в Лавеснорское ущелье, — Роксбур усмехнулся своей выходке.

— Весь полк? Разведка? Боевой элитный полк, на разведку для сотни солдат основной армии?!

— Драгунский полк уже три года входит в состав основной армии, но вашими стараниями его расформируют, и я первым буду убеждать короля в необходимости этого! Подчиняться, Оссори! Весь полк, тысяча, до последнего, на разведку в ущелье, и только попробуйте вступить в бой, это будет ваше последнее вольное решение.

Берни молча смотрел на ухмыляющегося генерала. У Энтони чесались руки, тут даже не сабля, здесь поможет только кулак. Взглянуть на Хьюго было страшно, как бедняга до сих пор сдерживался, чтобы не напасть на Роксбура, оставалось загадкой.

— Не слышу ответа, полковник.

— Слушаюсь, — прошипел Берни.

— Что-что? — гусь поднёс широкую, сильно выгнутую ладонь к уху. — Не слышу, Рыжий дьяволёнок.

— Слушаюсь и повинуюсь.

— Да неужели? Рыжий Дьявол спрятал рожки? Нас наконец посетит святой Прюмме, а то и сам Бог, и благословит на победу, раз сам Дьявол покорился генералу? Дракон драгун сложил крылья, огонь наконец потух, боже, я дожил до этого дня! — Роксбур засмеялся и, не дожидаясь ответа, повернулся к Оссори спиной.

Тот вдруг рванулся к Энтони, схватил пленного эскарлотца, швырнул в сторону шатра.

— Завести туда троих, живо!

Джону и Хьюго не нужно было повторять дважды. Ещё двоих эскарлотцев стащили с коней и связанными кинули в шатёр. Энтони хотел подойти к Берни, успокоить, но тот зачем-то вырвал у порученцев сразу несколько факелов и закричал уже залезшему в седло Роксбуру:

— Эй, генерал! Хотите Дьявола? Драгунский огонь? Любуйтесь!

Факелы полетели в шатёр. Пламя занялось тотчас — пол в шатре был устелен соломой. Аддерли не сходу понял, чего добивается Оссори, но к шатру он не приблизился, позволяя пламени разгореться. Роксбур вытаращил на него глаза, раскрыл рот для ответной любезности, но пламя взвыло, и этот смешался с истошными криками оставленных в шатре эскарлотцев.

Хьюго вдруг расхохотался и пихнул Энтони в бок:

— Смотри-ка, а наш Рыжий Дьявол шалит.

Берни отвязал Витта. Взлетев седло и чуть отъехав, обратился лицом к успевшему разойтись по лагерю полку:

— Жив ли наш дракон?!

Рёв, сильнее прежнего. Энтони пробрало до мурашек, волна дикого восторга подхлестнула его и понесла. Он услышал, как рычит рядом Хьюго, услышал собственный рык.

— Живо ли наше пламя?!

Рёв тысячи глоток легко заглушил треск пылающего шатра. Огонь лизал зашедшееся рассветом небо, дарил ему свой смертельный, кровавый цвет, силился слиться с ним. Не слышно крика горящих заживо «воронов», только гул огня, только оглушающий рёв тьмы драгун, от которого за спиной действительно расправляются крылья. Лагерь зашёлся в огненных вспышках, это драгуны являли огонь подобно тому, как показывали нехитрый «огненный» фокус перед сражением, чтобы испугать врага.

— Мы правы!!! Враг не прав!!! — последние слова Берни утонули в волне ответного клича.

Воздух вокруг Энтони пошёл рябью, он и сам не боялся надорвать глотку. Жар ли это от шатра, или он горит изнутри? Небо пылало, стонало, выло, обливалось кровью, рыдала спрятавшаяся за скалами Эскарлота, рыдала стонами сгоревшего «воронья».

— Вам не убить их. — Берни снова обернулся к побелевшему генералу. Он говорил твёрдым, негромким, будто не своим голосом. Энтони вздрогнул от знакомой и уже забытой интонации, на лбу выступил пот. Такой знакомый, но забытый голос. Голос мёртвого. — Никому не убить. В них живёт дракон. Ими живёт Айрон-Кэдоган.

[1] Правда ли, что ваш принц не знает, как держать шпагу?

[2] Вы в сговоре с принцем Рай…(неро)?

Глава 6

Эскарлота

Айруэла

1

Сеза́р ви Котро́нэ изгнал из себя демона театра несколько лет назад, но его жизнь не перестала разыгрываться пьесами, лишь одна драма сменилась другой, превосходящей предшественницу стократно. Одна ночь, одна встреча, и обреченный возлюбленный перевоплотился в лжепринца. Оказалось, столько чувств Котронэ не вкладывал ни в одну из своих пьес. Вся Айруэла стала его сценой, луна — единственным зрителем на театроне ночного неба, а десяток конных королевских стражников — массовкой, которой полагалось оттенять исключительность главного героя и веселить публику. Каждый на славу справился со своей задачей. Лжепринц верхом на Лжемарсио изъездил и центральные, и злачные улицы этого забытого Девою города, заставляя людей короля хорошенько попотеть под своими панцирями, проклясть Райнеро Рекенья-и-Яльте и убояться гнева его величества, что был сравним лишь с гневом господним. Когда единственная зрительница сместилась на самый край театрона, когда актёр чуть было не угодил в ловушку между стражей короля и патрульными, над воротами в Нижнем городе забили тревогу. Пьеса ушла на антракт.

Лишь скрывшись в параскении, которым этой ночью выступал дом тётушки, стянув плащ и вывернув изнанкой наружу, Сезар вышел из роли и парой выдохов во славу Пречистой поздравил с успехом настоящего принца. Райнерито прорвался, он всегда был выше своей судьбы и никогда — ниже своей человечности. Всё образуется, Райнеро отсидится под спасительной тенью Амплиол, придержит кровь на ранах души, а утром объявится Клюв Ита и всё разрешит единым звонким щелчком…. Ведь так?

— Сезар, хороший мой, я могу присягнуть, что ты уехал часа полтора назад… — тётушка Оливия показалась со стороны кухонь, привычно держа в одной руке свечу, во второй — кувшин с узким горлышком. Вечером в него был залит отвар из череды и сельдерея, а чем отчаявшаяся мать напоит больную дочку под утро?

— Решил остаться с сестрёнкой, чтобы ты сумела вздремнуть, — Котронэ на ходу взял у тёти дышащий чем-то едким кувшин, чмокнул её в лоб и устремился вверх по лестнице, не оставляя шанса продолжить расспросы. — Вижу, Рамиро так и не пришёл сменить тебя на посту… Уверен, нет повода для тревог, должно быть, военные дела вконец сморили его, и он заночевал в замке. Хлеб военного советника не многим слаще хлеба маршала…

Пытаться переболтать Сезара было делом заведомо проигрышным. Оглянувшись на лестничной площадке, Сезар различил, как тётушка махнула на него рукой и нарочито бодро двинулась в сторону уборной, распуская шнуры рокетти на девичьей талии. Мертворождённый первенец, три выкидыша и, наконец, живая, но приманивающая к себе всевозможные хвори дочь.… И новая отчаянная попытка, двухмесячная беременность. Нет, даже под страхом смерти Котронэ бы не сказал тётушке, насколько всё не хорошо этой ночью. Больше десяти лет назад чета Куэрво взяла на воспитание осиротевшего Сезара и его старшую сестру, чьи родители умерли друг за другом. Любовь опекунов не уменьшилась ни на осьмушку, когда в муках и боли появилась на свет Пенелопе. Для девочки Сезар был всё равно что родным старшим братом, а он в свою очередь очень любил свою младшую сестрёнку.

В этой детской не пахло сластями, в ней жил запах отваров, настоев, горьких целебных трав. Сезар тихо прикрыл за собой дверь, положил на кушетку плащ. В комнате не спали, на кровати, среди тряпичных кукол, спряталась под одеялом их маленькая хозяйка. Свечи вовсю освещали комнату, пожалуй, здесь было даже слишком душно, но открыть окно без дозволения Оливии Сезар бы не решился.

— Сестра моя донна Леона, где прячетесь вы этой ночью? — Донна Леона, персонаж многих пьес Котронэ, особенно полюбилась Пенелопе.

Сезар подкрался к затаившемуся холмику, отдёрнул одеяло, где лежала подушка… перед ним предстали две маленькие ножки. Из-под одеяла донеслось сдавленное хихиканье.

— Возлюбленный брат мой Родриго, зорко ль глядят ваши очи? — прохрипели в ответ. Пенелопе всегда с готовностью подхватывала игру, она чувствовала слово и без труда отвечала Сезару, на ходу подбирая рифмы.

Сезар пощекотал босую пяточку, Пенелопе взвизгнула, насколько позволяло больное горло, и откинула одеяло. Чёрные кудряшки спутались, щёки раскраснелись, глаза блестели, хорошо бы от веселья, но Сезар знал — это жар.

— Возлюбленный брат мой Сезарий… Зачем принесли мне отраву… — Пенелопе села и обиженно поморщилась на кувшин в руках брата. Этой ночью Сезар всем приносил пусть и горькое, но спасение. Райнерито прорвался за город, но что у него на душе сейчас…

— Будет тебе, пахнет не так и плохо. — Котронэ с трудом сдержал порыв закашляться, напрасно он вдохнул так глубоко.

— Тогда выпьем вместе, если там так вкусно. — Пенелопе хитро ухмыльнулась, карие глаза смеялись над попавшим в ловушку старшим братом. Он выпьет с сестрёнкой лекарство, он разделит со своим принцем его горе… попытается взять долю на себя.

Пенелопе исполнилось девять, но Сезар не сомневался, сестра мудра не по годам. Виной тому были частые болезни, не просто простуды, а хвори, при которых капризы могли стоить жизни. Сезар присел рядом с Пенелопе, разлил отвар по чашкам, одну протянул сестрёнке, вторую мужественно взял сам. Они выпили лекарство залпом, одновременно выдыхая от горечи. Если бы эту историю с бастардом можно было разрешить так же просто, выпив горечь разом, помаяться от послевкусия и забыть, ведь после станет легче.

— Сезарииина… — вдруг протянула Пенелопе, накручивая на пальчик локон Сезара. Котронэ не злился, девочка услышала это от Райнерито, но не вкладывала в прозвище издёвки. Недавно из-за болезни ей пришлось остричь волосы. Сезар тогда хотел поддержать малышку и избавиться от кудрей «Сезарины», но Пенелопе запретила, заявив, что причёсывать брата намного интереснее, чем кукол. Сейчас волосы Пенелопе отросли почти до плеч, но «Сезарина» осталась.

Сезар глянул в окно, за ним занимался рассвет. Маленькая девочка должна спать в обнимку с куклой, наследный принц вместе с отцом и младшим братом должен оплакивать умершую мать. Но этой ночью всё разыгралось по исключительно дурной пьесе, мечущейся между бездарной комедией и горчайшей трагедией.