[1] Тексис — свод правил поведения, принятых в благородном обществе.

— Лауритс Яноре — твой будущий король, — сказала, как приговорила Хенрика. Кузен не повинен в том, что выжил, барахтаясь в песках и крови. Жених не виноват в том, что прошёл две войны и пал на досужей охоте. Так почему же она зла на обоих? — Постарайся придать этому хотя бы небольшое значение.

— Много чести, — Людвик подкрутил усы, делающие из просто красавца щёголя и царедворца. — Единственная королева, которую я принимал за королеву, бежит от замужества, отбившись короной…

— Людвик! — Хенрика ударила его в грудь. Видела бы её сестрица, боящаяся коснуться мужа в обстоятельствах, не предписанных те́ксисом[1]. — Ты прекрасно всё понимаешь, прекратим это.

— Нет! — Разве он повышал когда-нибудь голос? Хватало репутации. — Есть ещё способы, я мог бы попытаться…

Ах, вот он о чём.

— Милый Людвик, — Хенрика поманила его пальчиком, пусть приблизит лицо. Сенешаль повиновался, и бывшая королева чмокнула пахнущую мускусом и амброй щёку. — Не пора ли признать, что все старания — тлен? Я уже не вспомню, сколько твоих микстурок выпила. И, наконец, у меня есть гордость. Проживу без короны. Но хоть ты-то не бросай Блицард сейчас.

— Как же он без меня, — сенешаль сдался.

— Вот и славно. — Хенрика разгладила ему встопорщившиеся было усы и обернулась на шорохи в гардеробной. — Юльхе! Нет! Не вздумай брать это платье! Горчичный цвет омерзителен! Из тебя не выйдет золота, потому что ты роза!

Юлиана поспешила отложить платье как нечто действительно омерзительное. Рядом разевал бездонную пасть сундук, на козетке дожидались вступления в новую жизнь три пары туфель из шерстяной ткани разных цветов — подарок возлюбленной подруге от её королевы. Однажды Хенрика обула пару с узорной просечкой в собор, и к концу обедни начался дождь. Между крыльцом и каретой разлилась возомнившая себя озером лужа, и кузен рыцарски пожертвовал плащ. Теперь кузина возвращала долг. Короной. Между прочим, головной убор королей…

Сухие горячие пальцы сомкнулись на её запястье.

— Последнее предложение, моя королева. — Человека, говорящего горячечным шёпотом, невозможно не слушать, как невозможно не слушать умирающего или безумца. — Вы возвратитесь ко двору вместе с нами. Выйдите за Яноре, основательно, не отлынивая от брачной ночи. А я создам иллюзию растущего живота, поверит даже ваш глупый кузен! Вашим лекарем буду я сам, моё почтение, сударыня. Когда подойдёт срок рожать наследника, я подыщу такого младенца, который наследует вашу прелестную курносость, ваши резкие скулы, кошачью грацию и пытливый ум. Буде глупый кузен посмеет докучать вам, я своими руками сотворю несчастный случай.

Хенрика рассмеялась, но ни себя, ни тем более Людвика обмануть не смогла. Это Юлиане форн Боон с лёгкостью давались и хохот, и роды. Нагулянный малютка вышел из неё с невероятной лёгкостью. Будь Хенрика не королевой, а одичавшей ведьмой, забрала бы малютку и бежала с ним хоть в леса, хоть на болота. Но такой королеве как она положено справлять распутным фрейлинам приданое и милостиво становиться нечаянным младенцам восприемницей, духовной родительницей.

— Вынуждена ответить отказом, дорогой Людвик. — Ну и дура, потому что Орнёре — единственный, кто не просто уговаривал подумать и остаться на троне, но и предлагал помощь в этом деле. А Блицард отпускал свою королеву, как родитель отпускает неразумное дитятко посмотреть свет, забыв обиды и причитая. — Есть долг, исполнение которого женщина не смеет доверить мужчине. Будь то выбор ленты для волос или рождение наследника.

[1] Тексис — свод правил поведения, принятых в благородном обществе.

Принц вернулся к столу, посмотрел на стопку из пяти книг. Рядом, приросши к столешнице, стояла чернильница с навеки увязшим в чернилах пером и винный, облепленный паутиной кувшин и кубок. Айруэльская ревнивица не раз строчила за этим столиком гневные письма дамам, заподозренным в кокетстве с герцогом ви Лериа, и пила вино. Принц Рекенья взял в руки верхнюю в стопке книгу.

— Ла мия кара молли, лашате ке ио нон ви май висто… — томик сонетов вольпефоррского поэта Пьетро Феруччо привычно лёг в ладонь. Гарсиласо запнулся на фразе, которую не единожды репетировал перед зеркалом. «Моя дорогая жена, пусть я никогда вас не видел…», обычно за этим следовал комплимент, но в это раз младший принц Рекенья не нашёл слов, кроме тех, что заучивал: — Пусть я никогда вас не видел, но я надеюсь, вы будете верны мне… — как будет по-вольпефоррски «верность»? «Федельта». Его жена будет счастливой, пусть и в чужой стране. Гарсиласо не допустит, чтобы она страдала, как госпожа Диана…

Гарсиласо не знал, насколько сносно звучит его вольпефоррский, но у него было ещё полгода, чтобы довести владение языком до совершенства. Жену для младшего брата тоже выбирал Райнеро. Вольпефо́ррская принцесса Бья́джа Джуди́ччи приветливо смотрела со своего портрета, оставшегося в королевском дворце в столице. Когда Гарсиласо смотрел в ответ, то глупо улыбался. Она была красива. Невероятно красива. Правда, на собственном «сватовском» портрете Гарсиласо тоже получился красивым, даже старше на несколько лет, но почему-то верилось, что в случае Бьяджи Джудиччи художнику не пришлось лукавить. Весной принцу исполнится двенадцать, весной он впервые встретится со своей женой, которой уже исполнилось восемнадцать. Раньше Гарсиласо нравилось думать, что они могли бы вместе читать, гулять по патио, он и его такая красивая жена, а Райнеро бы завидовал. Сейчас за свою глупость приходилось краснеть. Если девушка не вскрикнет от ужаса при виде его косых глаз, а потом не сбежит от мальчика-мужа после первого же совместного дня, это можно будет считать победой.

Из волнений о пока ещё далёкой весне Гарсиласо выдернул женский возглас. Он почти подскочил на скамейке, захлопнул томик сонетов, будто читал запрещённую церковью книгу. Розамунда Морено гневно отчитывала кого-то в кабинете отца, этот высокий прохладный голос не спутать ни с каким другим.

— … на грани смертельной глупости! Вы слишком мягкосердечны, герцог.

Гарсиласо отложил книгу. Что ж, сегодня он так долго молил Пречистую Деву об отпущении грехов, что этот грешок она ему точно простит. Принц придвинул скамейку к стене, забрался на неё с ногами и припал к отделанному медным ободком глазку. Металл холодил веко, сквозь чуть помутневшее стекло проступили фигуры трёх людей в чёрных траурных одеяниях. Их обступал серый монолит комнатных стен, угрюмость которого ни скрасила ни мебель красного дерева, ни тапестри, ни королевский герб над креслом короля Франциско.

— Сеньора, общение с вами исцеляет этот мой недуг, — от баритона Донмигеля равно сходили с ума и придворные дамы госпожи Дианы, и кухарки, а нахождение по правую руку короля делало его первым человеком в королевстве. — Сами видите, доказательств у нас нет и взять их неоткуда, Котронэ упёрся, и ничто не заставит его запеть по-другому. Ну, не пытать же его.

— Довольно! — Франциско Рекенья, король Эскарлоты и Апаресиды, восседал в кресле, широко расставив толстые ноги, сжав сардельками пальцев подлокотники в форме вороньих голов, выставив вперёд голову с жёсткой чернющей гривой. При его виде Гарсиласо вспоминал хроники о вожде полудиких племён, объединившем те в Эскарлотское королевство. Вождь с аппетитом вгрызался в сырое, ещё дымящееся сердце, и сбрасывал врагов в яму со змеями. — Что доносят отряды, Мигель?

Канцлер Эскарлоты чуть наклонился в сторону донны Розамунды Морено, обратил к ней длинный, немедля отбросивший тень нос, будто чего-то от неё ожидая.

— Насмотрелись на Котронэ в его фиглярстве? — Розамунда Морено за раз нарушала несколько правил тексиса для эскарлотских дам: говорила со странной неторопливостью, держалась с возмутительной вольностью. Она занимала привычное место слева от королевского кресла, положив бледную руку на край округлой спинки. Гребень в её мантилье на целый палец превышал дозволенную высоту, а рука в любой миг была готова забраться на громаду плеча короля Франциско. Госпожа Диана её ненавидела. — Отчитайтесь перед королём в сводках от поисковых отрядов.

— Отряд, что выехал за Райнеро Яльте через Апельсинные ворота, бесследно исчез. Вероятно, стал жертвой блаутурских разъездов. Три отряда патрулируют выезды внутрь страны. — Канцлер завёл руки за спину и согнул их в локтях, на которых протёрся чёрный бархат колета. И почудилось, что круги под близко посаженными глазами проступили ещё явственней, нос заострился, согнулся клювом, по обыкновению подхватывая настроение хозяина. Сейчас это был совсем не тот Донмигель, у которого для младшего принца всегда находились леденец и доброе слово. Гарсиласо видел перед собой знатного дона, что служил у короля около десяти лет, пройдя за это время путь от воспитателя принцев до великого канцлера, и к тридцати пяти годам имел абсолютно всё, о чём можно было мечтать. Теперь же то, что он делал во имя Эскарлоты, могло пойти прахом. Ведь он своими руками взрастил сатану, не учуял столь внушительным носом запах неверной крови. — Я отписал в столицу герцогу ви Ампурия. Наместник узнает то же, что и другие: ваше величество повздорило с престолонаследником, и своенравный принц спешно уехал из Айруэлы в неизвестном направлении. В случае появления его высочества в столице герцогу ви Ампурия предписано задержать его и поместить в башне святой Эухении.

— Юлишь, Ита! — король Франциско обрушил кулак на воронью голову.

Канцлер не побоялся наклониться к его величеству, и Гарсиласо пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его:

— На главной площади в деревеньке Нарреха были найдены мёртвыми шестеро солдат из городского гарнизона, которые составляли отряд герцога ви Куэрво. Мои люди, прочёсывая окрестности, подобрались к самым горам. Ваш приказ — и они заберутся ещё дальше. Вступим в переговоры с Блаутуром, если окажется, что беглецы восполь… — остаток реплики погас в раскате рёва, что испустил дважды обманутый король.