— Тебя должны были затоптать, — нервно хмыкнул Энтони. Рядом с ним, страдальчески крякнув, опустился Джон. Бедняга бережно придерживал окровавленную ногу без сапога.

— А тебе размозжить черепушку, — осклабился Хьюго.

Они живы, все четверо, могло ли это быть правдой? Берни вгляделся в тела убитых. Могут ли павшие воины восстать? В преданиях и песнях могли, так чем хуже драгунский полк тех восставших героев? И так ли уж привиделся ему Кэдоган? Откуда-то издалека каркнули. Оссори, задрав голову, посмотрел по сторонам. В закатном небе кружили вороны, но тот, которого он слышал, находился ближе. Хьюго кивнул ему за спину, выругался одними губами. На нагруднике того, что был порученцем Аргойла, восседала чернопёрая тварь. Ворон насмешливо каркнул Берни в лицо, клюнул убитого в глазницу, заглотил кусок глазного яблока.

— А ну, пошёл! — крик ударил по ушам. Берни скривился и обхватил голову руками.

Ворон пронзительно крикнул, но улетел. Согнать их всех, сейчас! Оссори схватил рог, прижал от чего-то солёный наконечник к губам. Трубный глас разлетелся величием, взмахом драконьих крыл, огненным всплеском. Это был сигнал славы драгун… а теперь и памяти. Берни уронил руки, виски пульсировали, у ушей сделалось мокро, горячо, но он уже не чувствовал боли.

— Очаровательно, но сейчас уже поздно ими дорожить. Может, прекратишь там болтаться и поможешь мне наконец со шлемом?

Берни вернулся к Энтони. Друг глянул почти враждебно, а затем сощурился на солнце, сминая в руках клочки сухой травы.

— Тихоня, — Хью покачал головой, прицокнул языком. Он пытался освободить ногу Джона от носка и лоскутов штанины. Загрубевшая от засохшей крови ткань едва поддавалась, её размочить бы, но фляги давно опустели, озёр или рек близко не было… Только чужая кровь, пролитая на землю.

Шлем Энтони примят на затылке, по вмятине тянулась трещина, и даже сквозь неё багровела загустевшая кровь. Берни осторожно взялся за поля шлема, потянул, и Энтони зашипел от боли.

— Был Тихоня, а теперь пусть слушает. Труби, говорил я тебе, просил я тебя? — Он скомкал пучок травы, разорвал, зажмурился, с силой закусил губу.

— Энтони… — Берни поддел шлем ото лба, тот дался, хоть и нехотя. Говорил, разумный Аддерли говорил многое, но разве Оссори не раскаивался?

— Говорил! И что теперь? Погибель лучше, чем бесчестье, так, дьяволёнок? — разорванная жухлая трава поле

лоса эхом разносятся в голове? Берни приподнял шлем у затылка, почувствовал, как отрываются от железа прилипшие волосы.

— Ошибку?! Ай, руки убери!

Берни протянул Энтони шлем. Освободившаяся от плена голова друга не внушала особых надежд. Кожа на затылке рассечена так, что сквозь слипшиеся от крови чёрные волосы белела кость черепа.

— Я вижу твои мозги, Тихоня, — Хью вытянул шею, разглядывая рану Энтони.

— Что?!

— Он шутит, — тяжело вздохнул Джон. — Не буянь, Тони, иначе он отвлекается, и страдает моя нога.

— Да, совсем забыл спросить… А что свершилось-то? Признаться, после падения с лошади, я мало что помню. — Хью постучал себя по голове и подмигнул Джону. — Шёл на стенания хромающего красавца.

— Наш доблестный полковник решил побороть пушку, поймать собой ядро во время залпа. — Энтони не сводил с Берни глаз.

— Я очнулся, когда пушки были уже взяты, а бой перенёсся в долину, — рука зачем-то нашла рог, сжала у основания. Кость успела остыть, даром что купалась в закатной крови. — Мы теснили воронов, но те не приняли боя в Солеад, отбились и бежали к городу.

— Так это что же, мы победили? — Хью удивлённо вздёрнул брови.

У Берни не хватило духу сказать «да». Эта победа была хуже тысячи поражений. Дракон сложил крылья, подпалив воронью перья… Так почему до сих пор жива голова дракона?

— Ты не достоин, — сказал Энтони, и Берни уставился на него. Подполковник сжимал в руках шлем, будто раздумывая, не запустить ли им в полковника. — Идиот, скотина, сукин сын! Этого от тебя ждал Кэдоган?! Побратим, любимчик, и посмотри, что ты наделал! Ты убил дело его жизни! Только из-за своей дурной башки! Да лучше бы тебя убило тем ядром, глядишь, остался бы героем! Или ты этого и хотел, а, Неистовый Рональд? Пасть героем и остаться в веках? Так нет же, вот, чего ты достоин! Живи, смотри, наслаждайся позором! — Шлем не долетел до Берни, упал к его ногам, прямо в песок, забрызганный кровью.

Перед глазами проступила пелена, мутная влага, что это? Берни повернулся лицом к глотке Лавеснора, потёр глаза. Солнце почти скрылась за горизонтом и теперь заливало смертью дно ущелья. Пистолет сам лёг в руку, пальцы сжали прохладную рукоять. Что бы сказал Кэди? Невозможно вообразить. Страшна ли смерть? Нет. Желанна? Как никогда! Это и будет наказанием. Призвать её и предстать перед Кэдоганом, повиниться, найти прощение. Позволить Лоутеану казнить Оссори? Невозможно!

Одно движение — дуло ужалило холодом висок. Наконец дурная голова успокоится. Вдох…

— Берни! Ты чего?

— Оссори, дьявол!

— Рональд!!!

Нажать на курок, выдох, щелчок. Надо же, осечка… По руке резко ударили, пистолет вылетел из неё и глухо звякнул о камни.

— Ты что творишь, а?! — лицо Хьюго мелькало перед ним, подобно вспышкам. Он хватал Берни за руки, что-то говорил, но слов не различить.

К горлу подкатил горький комок, живот свело судорогой. Оссори хватило только на то, чтобы отвернуться. Он упал на колени, от рвотного позыва, казалось, желудок боднул лёгкие. Голова пошла кругом, его вырвало жёлтой горечью, жаль, не кровью.

— Смотрел бы вечно. Впечатляющая победа, Оссори!

— Заткнись, Аддерли!!! — Хьюго рванул к Энтони, но вдруг осёкся, сжал плечо Берни. — А, это вы… Забери вас дьявол, генерал.

За спиной раздались ленивые хлопки в ладоши. Оссори резко поднялся на ноги, развернулся. Восседая высоко в седле, к драгунам медленно приближался Изидор Роксбур. Он не выбирал дороги, и конские копыта топтались по телам.

— Придержите коня, генерал. Вы идёте по людям.

— Люди? Оссори, не смеши меня, уж не ты ли нарёк это пушечным мясом и порешил за пару часов?

Берни схватился за саблю, но Хьюго его одёрнул. Зачем?! Всё равно он покойник, так почему не убить краснолапчатого ублюдка напоследок? Разве что это убийство ляжет на друзей, которые не остановили его…

— Аддерли, похвалите своего порученца, он не соврал, здесь действительно есть, на что посмотреть… Но мальчик преувеличил. Куда спешить? Кого спасать? Ох уж эта юность…

Из-за коня Роксбура вышел второй, его вели в поводу. А вот и Филипп, нашёлся. Худощавый, черноволосый мальчишка испуганно озирался, но увидев своего сира, просиял и поспешил к нему. При этом виновато залопотал что-то. Они с Эриком постоянно ссорились, сейчас Филипп сжал мёртвую руку друга.

Генерал спешился, не спеша прошёлся по трупу эскарлотца и поставил ногу в красном сапоге на грудь драгуна.

— Убери ногу! Я пристрелю тебя, выпущу кишки, мне уже всё равно!

— Ах да, я как раз хотел сказать об этом. Прощайся с выжившей кучкой, Оссори, на рассвете тебя ждёт последняя дорога. Уверен, никто не опечалится ведь так, драконятки? — Роксбур расхохотался собственной шутке. Уперев затем руки в бока, осмотрелся, будто оценивал новые угодья. — Воистину, Оссори, величие драгун не переплюнуть. Может, покричишь им эти ваши словечки? Глядишь, восстанут из мёртвых. — Роксбур взлетел обратно в седло и шумно вдохнул полной грудью. — Чуешь? Как посвежел воздух без душного драгуньего духа! А я-то думал, чем так смердит! Но позволь я сам. — Он повернулся к ущелью, сложив руки рупором: — Кто Неистовые драгуны?! — Секунду он делал вид, что прислушивается к собственному эху, а потом пожал плечами и наиграно вздохнул: — Надо же, молчат.

тела в сторону притихших Хью и Джона. — Я… совершил ошибку, я признаю это. — Берни слышал себя всё лучше, а вместе с тем и Энтони. Или это их го

Глава 11

Блицард

Рюнкль

1

Замок Рюнкль утопал в болотисто-зелёной мути. От сырости не было спасения. Дожди заливали Рюнкль и некогда живописные окрестности. Слёзы заливали лица ближних бывшей королевы — и её собственное. Не совсем уверенная, возможна ли такая метаморфоза, Хенрика Яльте всё же поглядывала украдкой себе на руки — не обратились ли они перепончатыми лягушачьими лапами. Пока нет. Но в платье, которое Хенрика надела на аудиенцию для «несчастненьких» и женишков, она чувствовала себя как в болоте.

Золототканые ирисы вязли в зелёном бархате юбки. Манжеты облепляли запястья цветками морошки. Сорочка проступала туманом сквозь прорези на рукавах, клубилась в квадратном вырезе платья, сгущаясь у горла. Сетка из золотых нитей липла на волосы тиной.

Наряд должен был заявлять, что госпожа Яльте преисполнена всеми мыслимыми добродетелями, среди которых главенствующее место занимает верность девичеству пополам с набожностью. Видимо, замысел не удался. Назначенный на аудиенцию секретарём, брат Юлианы в благодарность рыцарски преклонил колено и поцеловал тесьму, вьющуюся по краю платья узором из улиток. Принятый первым из числа штатных «несчастненьких», уроженец Рокуса Игнас Фосс преподнёс Хенрике трактат «Лживая троица: Боже-Простофиля, Дева-Плутовка и Прюмме-Приживала», травя ядом ереси её нарочито пресную, чистую душу.

— Что за мерзость вы мне подсунули, Фосс? — Хенрика сдвинула с колен довольно внушительную стопку листов с годными, но не богоугодными воззрениями на столпы Блозианской церкви и подалась вперёд в напоминавшем трон кресле. За тем, как листы переходят в руки «секретаря», Фосс следил с заметной тревогой. Слава святому Прюмме! — ну да, тому самому, приживале — бесстыдник пока не делал копий. — Как смеете вы называть простофилей Бога, за которого ваш король, мой кузен оросил кровью каждую песчинку Восточной петли? Как смеете вы оскорблять Деву, женщину! Именно к женщине явился Предвечный, женщину послал, чтобы сообщила она о Его бытие всему роду человеческому и разнесла по свету славу Его! Оскорбляя Деву, ты оскорбляешь всех женщин, оскорбляешь меня, твою покровительницу! — Ступени с трона со стоном прогнулись под поступью Хенрики, и наверняка усилилось её сходство с разгневанной, покидающей свою водяную лилию жабой.