Дисглейрио улыбался ей, смешно потирая кончик длинного, раскрасневшегося от холода носа. Чёрные волосы намокли от снега и завились у лба и висков в причудливые узоры. Альда с собой не справилась — хихикнула, прикрывая ладонью рот.

— Кларет ещё не успел остыть, вас не смутят мёд и корица?

— Доверюсь вашему вкусу, — он прижал к губам протянутую Альдой руку. — Осень радует первым снегом, но меня он, признаться, застал врасплох.

— Вы замёрзли? — Альда обернулась к ждущему на каминной полке кувшину с кларетом, но Дисглейрио не отпустил руки.

— О, я не о себе. Только об этой любопытной вещице.

Из-за расшнурованного ворота колета граф Рейнольт вынул книжицу, совершенно очаровательную. С одну восьмую листа, она приятно пухла от числа страниц и её обтягивал голубой бархат. Вышитые завитки по всем углам обложки и боковые застёжки из серебра влекли коснуться.

— Вы любите сказки, Альда? — Дисглейрио вложил книгу в руки Альде, не сводя с неё глаз. При знакомстве с капитаном королевской охраны в этих серых, хищных глазах ей увиделись враждебность, колючесть, опасность. Но сейчас ими смотрел волк, для всех дикий, но для Альды Оссори ручной и верный. Такой служит деве из баллады, помогая ей сбежать от колдуна, а потом обращается в рыцаря. Альда провела ладонью по тёплому, гладкому переплёту. Да, она любила сказки. — Рукописный иллюстрированный песенник прошлого века. Сюжеты песен… полны чудес. Это был заказ круга дворян, составленный на верхнеблаутурском языке, но я не думаю, что у такой учёной дамы как вы возникнут сложности с пониманием.

— Среднеблаутурский нам с вами, конечно, ближе, но я буду стараться, и потом, у меня ведь есть вы. Почитаем книгу вместе? Сказки любят зрителя. — От радости потеплели щёки. Альда прижала подарок к груди и повела гостя к камину.

На гранитной полке, под сенью барельефа с поднявшимся на задние лапы медведем, дожидался кларет в кувшине с медной чеканкой. В песеннике, верно, найдётся история, где дама и рыцарь испили зелья из одной чаши и… полюбили друг друга. Смелое допущение смутило. Альда доверила винные церемонии гостю и сбежала к книжному колесу по левую сторону от камина. Двухтриттовое чудо из колёс, шестерёнок и деревянных полок использовалось ей не совсем по назначению. Книги за ним она читала лишь изредка, предпочитая хранить на нём «жемчужины» своей скромной коллекции.

— Вижу, колесо оказалось здесь к месту, — подошёл Дисглейрио в расшнурованном колете. Из кубков у него в руках пахло пряно, а от него самого терпко — хвоей и улицей. — Рад, что мой подарок вам нравится. Граф Оссори не был против?

— Что вы, — к удовольствию Альды, кларет не успел остыть. — То, откуда оно взялось, заинтересовало бы его в последнюю очередь. Рональд обозвал его осадным орудием. Но я не поняла, какие действия во время осады можно было бы совершать с его помощью… — Стыдный румянец, зачем он лёг ей на щёки? Рот быстро выговорил: — Но мне и не положено понимать, я просто затворница, довесок к своему славному мужу.

— Альда, вы слишком строги к себе. — Ей очень нравились эти губы. Тонкие, наверное, жёсткие, они одинаково естественно кривились в лёгкой усмешке и улыбались искренне и мягко. Они произносили слова, которые Альда не могла услышать ни от кого другого. И всё же пришлось попросить их сомкнуться.

— Пейте мой кларет, Дисглейрио. Пока он не покрылся коркой льда. Ведь вы стоите вблизи от мессиры Ледышки.

— Пусть отсохнет язык у того, кто сказал о вас такое. — Ей очень нравились его глаза. Они часто моргали, открывая внимательному постороннему взгляду длинные ресницы. Те смягчали жёсткость, хищность лица. И всё же пришлось перестать любоваться ими.

Рональд, если узнает, не простит Альде уже то, что она принимала от его недруга подарки и пускала в дом. Вражда между ними началась до того, как Альда вышла замуж и перебралась в Григиам. Она заставала только проявления этой вражды. Одно из них и свело Альду в знакомстве с графом Рейнольтом. Супруг привёл представлять её ко двору, а капитан королевской охраны перед частной аудиенцией у короля велел графу Оссори сдать оружие и обождать. Приступив к службе на днях, капитан ещё не знал о привилегиях «кузена Берни». В королевской приёмной разразилась суматоха, скандал, Рональд чуть не кинулся на «наглеца» со шпагой. Придворные возмущались, «Оссори пришлось прорываться с боем! Его облаяли! Кто советовал бешеную псину королю?» Альда помнила трагическое лицо Дисглейрио, когда недоразумение разрешилось. Помнила, как, робея от собственной смелости, на мгновение сжала его руку и убежала вслед за супругом. Её выходка положила начало прекрасной дружбе.

— Так какую сказку вы хотите послушать? — Слушать можно было бы что угодно, хоть теорию фортификации по Иоганну Зильцбальду, если это будет рассказано низким голосом Дисглейрио Рейнольта.

— Теперь уже я доверюсь вашему вкусу. — Альда отсалютовала гостю кубком и потянулась за песенником, что замечательно вписался в состав книжного колеса.

Указательным пальцем Дисглейрио насмешливо огладил вычеканенного на кубке медведя, отпил, и вдруг по черноте сорочки плеснуло багрянцем вина и звёздочками бадьяна. Дисглейрио зашипел, пальцы метнулись оттянуть сорочку от кожи. Ахнув, Альда взяла у него кубок, отставила оба на пустую полку в колесе. Платок, нужен платок, но у неё нет платка… Сгодится ли ладонь? Альда поднесла её к пятну на чёрной сорочке, оно растекалось слева от треугольного выреза, стянутого шёлковым шнуром. Словно обожглась, отдёрнула, что она вытворяет? Но оставить гостя без помощи?

— Придумала… — Альда промокнула винный след своим рукавом. От прикосновений к мужчине, Рейнольту, жгло кожу, саму ее бросало в чад, ткань пропитывалась винной влагой. Возня с безголовиками не вызывала у девицы Уайлс и толики нынешних чувств. Она не поняла, как ей в пальцы скользнула шёлковая змейка шнуровки, но не пожелала останавливаться.

— Так ли вы того желаете? — Дисглейрио, часто моргая, перехватил её запястье, заставив разочарованно выдохнуть.

Память прикосновения к месту около его сердца ещё искрилась на кончиках пальцев. Альда подняла на него глаза, не мысля, что делать дальше, бежать ли самой, прогонять ли прочь гостя, но тот всё решил за неё. Она вздрогнула, когда его губы прижались к винным пятнам на её рукаве. Шёлк стал жалкой условностью перед их теплом и напором. Ей стало щекотно, когда Дисглейрио зубами сдвинул ей рукав вверх и когда поцеловал запястье, задев его острием носа. Альда даже хихикнула и тут же судорожно вздохнула. От того, как эти неожиданно мягкие губы двигались по её руке, захватывало дыхание, вскачь мчалось сердце, подрагивали колени. Рональд лишал её не только приятного общения…

— Выше, — Альда не узнала своего голоса, он охрип. Свободная рука поднялась к плечу Дисглейрио, стиснула, под батистом сорочки дышала силой стать атлета. — Вы посмеётесь, но я коснулась вас… это как акколада… рыцарь…

С лёгкой усмешкой, не выпуская запястья Альды, Дисглейрио склонился к ней, так низко, пряди коротких волос щекотнули ей щёку. Альда много раз видела, как его пальцы оглаживали, переворачивали книжные страницы, как игрались с эфесом дремлющей в ножнах шпаги, и теперь они приподняли её подбородок, жёсткие, но становящиеся нежными ради неё. Но смотрел он волком, к которому она попалась во власть, в плен. Приоткрытые губы, конечно же, были мягкими и горячими, довериться им, сию минуту, сейчас! Испуг от собственного желания зажмурил Альде глаза, приподнял на носочки, крепче вжал пальцы в плечо волка-рыцаря. Алчное, пряное дыхание Дисглейрио опалило ей рот.

Сердце зашлось в столь сильном рокоте, что в первые мгновения заглушило стук в двери. В «крепости на дереве» затворницу кто-то настиг.

2

Кончики оледеневших пальцев саднило от прикосновений к холщовой ткани, из которой одни пошили мешок, а другие положили туда голову её мужа. Сквозь холст проступали очертания открытого, прямого лба, расширяющейся книзу переносицы. А если заставить ткань плотнее прильнуть к голове, то, наверное, можно различить ещё больше… Но это немыслимо, нет. Графиня Оссори едва наскребла смелости на то, чтобы положить это себе на колени и придерживать настолько, чтобы оно хотя бы не упало наземь. Во второй раз.

— Альда, разрешите же мне.

— Нет.

От звуков чужого голоса её затрясло сильнее, она с трудом понимала, как оказалась на краешке кресла в кабинете у капитана Рейнольта. По кислому привкусу на языке вспомнилось, что он пытался дать ей вина, по тяжести мундира на плечах — что он хотел согреть, но какой смысл в этой заботе. Её безголовик, главный безголовик действительно потерял на поле боя голову, славное имя предано бесчестью, а она сидит здесь, у его недруга, и даже не может заплакать. Глаза щипало, но слёзы не появлялись. Голову вело из стороны в сторону от жуткой слабости, но чувств она не лишалась. Неужели и теперь Рональд не получит от неё того, что его по праву? Её слёзы, боль, память. Она не омоет слезами его мёртвого лица, не вложит слов о боли ему в губы. А он всё чувствовал, знал, ещё тогда, когда она вторглась в его Оружейную, в его «крепость на дереве». В шутки о погибели он облёк это предчувствие. Но Альда не услышала, оттолкнула, предала. Когда ветер подвинет Амплиольские горы, ответила она, восхищаясь своей дерзостью, находчивостью. Неприступная дама, вдохновляющая на небывалые подвиги рыцаря? Жалкая трусиха, накликательница беды, дура!

«Вот, до чего вы, наглая выскочка, довели моего кузена», сказал ей король безжалостно и остался прав.

Досель графиня Оссори никогда не получала вызовов во дворец лично, и этот во всех смыслах застигнул её врасплох. Она раздосадовалась, встревожилась, что из-за своего затворничества упустила какие-то важные вести с войны, а то и торжественное возвращение Неистовых драгун. Дисглейрио не нёс сегодня службы и ничего не знал. На всякий случай, Альда набралась духу и надела платье, которое подарил ей Рональд после попрёков в покупке многих книг. В этом виделась насмешка. Пронзительно-синий атлас напоминал о льдах Тикты с миниатюр. Квадратный вырез приоткрывал полукружья грудей и немного плечи. Рукава были узкими от плеча до локтя, но утяжелялись широким воронкообразным манжетом из бархата и свисали с рук нелёгким грузом. Треугольный разрез на юбке открывал серебристый сатин передней юбки, обильно декорированной вышивкой.