— Не думаю, что Энтони Аддерли укажет дорогу, даже если знает.

Лоутеан с внезапной усмешкой покачал головой:

— Теперь скажет. В лагере безголовиков небывалый раскол. Должно быть, потому что голова главного безголовика действительно на волоске.

— Безголовики?

— Не важно. Так Альда называла компанию маленького графа Оссори и принца Тимрийского.

Дисглейрио коснулся губы. Лоутеан, будто почувствовав его мысль, отвлёкся от окна и кивнул, разрешая вопрос. Другом он был в самом деле внимательным, хотя и наивно полагал, что хорошо знает Рейнольта.

— Об Альде Оссори, графине Уэйкшор…

— Уайлс, — поправил Лоутеан. — Она была у меня, эта леденящая душу особа.

— Девица Уайлс вольна выйти замуж во второй раз? — Дисглейрио спросил на одном дыхании.

Но Лоутеан не заметил волнения, только скривился и зачем-то расправил платок со следами крови Дисглейрио.

— Лишь бы исчезла с моих глаз. А что тебе до неё? У тебя же есть… кошка?

Дисглейрио напрягся. Лоутеан скомкал платок, отбросил, вскочил с кресла.

— Кошка Уайлс?!

— Я бы хотел, чтобы она стала Рейнольт.

Лоутеан схватил его за плечи, заглянул в лицо. Такого гнева в глазах короля Рейнольт давно не видел. Казалось, они посерели, утратили голубизну. Внутренний разбойник боролся с верным подданным, за «кошку Уайлс» сжались кулаки, но подданный не поднимет руки на короля, пусть тот и зовётся другом…

— Я слишком хорошо знаю Альду и прекрасно понимаю, что вот это она оставила тебе не в порыве страсти! — Король указал на губу капитана, досадливо заломил брови, — Дисглейрио! — Оттолкнув его, нервно зашагал по ковру. Не укрылось, как бы король хотел, чтобы шаги гремели, но они шептали. Вечное проклятие «мышиного хвостика», как сейчас пошутили бы мертвецы. — Что ты сделал, что?!

— Ничего, что бы причинило вред мессире Уайлс… — Она глядела ему в глаза не отрываясь, замирала под ним, извивалась, то в остатках стыдливости пыталась оправить лиф, то забывала о скомкавшихся юбках… Как алело её лицо, блестели глаза. Как на её тонкой коже вспыхивали огнём отпечатки его рук. Как рвался с розовых губ затаившийся крик, срывалось дыхание…

— То, что я не выношу её, не значит, что до неё можно домогаться! — Дисглейрио облизнул с новой силой занывшую губу. Оправдываться нет смысла, как открыть королю такую правду? Правду о ней, той, что три года обманывала Дисглейрио игрой в затворницу? — Мой кузен всё ещё жив, и это его жена! Я не узнаю тебя, как ты мог… — Лоутеан вдруг затих, его взгляд зацепился за гравюру. Королева Филис кружилась на камне, вокруг готовилась прорасти дубовая роща. — Я откажу тебе.

Рейнольт выпрямился, сложил руки за спину, чуть опустил голову. Лоутеан волен не любить Альду Уайлс, но встать между ними Дисглейрио ему не позволит. Отказ? Что ж, разбойник ему разве что посмеётся.

— Во-первых, эта женщина очаровывает лучших людей моего королевства и губит их. Во-вторых, это ради неё самой. — Лоутеан поднял на Дисглейрио взгляд, быстро отвёл, покачал головой, не осуждая, скорее сожалея. — Ночи супругов не должны быть насилием, Дисглейрио. Я не могу обречь Альду Уайлс на такое… Она не далась тебе, так что оставь её. Не смей. Если увижу её с тобой, она отправится в монастырь. Или на плаху, вслед за законным супругом. Ты понял меня?

— Да, ваше величество, — Рейнольт не помнил, чтобы подчинялся так. Не подчиняясь. Он действительно швырнёт Оссори к ногам короля, но Альда…

— Отправляйся за Оссори завтрашним утром.

Лоутеан рассеянно оглянулся, провёл рукой по волосам, покрасневшие глаза утратили гневную серость. Снова потухли. Король взял гравюру, сел с ней в кресло, осторожно провёл рукой по фигурке жены. Заговорил срывающимся шёпотом, не отрывая взгляда от картины:

— Она говорила, я приручил зверя в тебе. Дикого пса. Так докажи это. Не встань на путь обезглавленного дракона.

Рейнольт кивнул, отдал честь. Дикий пёс щёлкнул на хозяина клыками.

2

Натянуто скрипнув, дверь поддалась. Сколько не ходили этим коридором, не тревожили пыль на ступенях? Этим тайным ходом драгуны пользовались редко даже при жизни Айрона-Кэдогана, но Берни хорошо помнил каждый поворот. Кэди задумал этот ход, насмотревшись на норы, подземные тоннели в каком-то блицардском городе. Начинаясь в подземелье Птичьего замка, ход тянулся под землёй и сообщался с ходами Кэди в Элисийском дворце. Проникнуть в Птичий оказалось несложно. При жизни Кэдогана в Птичьем, бывшем королевском замке, размещался драгунский полк, и пусть после гибели предводителя замок затопило, и пришлось выстроить казармы, в уцелевших покоях жил с семьей комендант. Он отлично знал прежнего Рональда Оссори, предводителя Неистовых драгун, «кузена Берни», и, похоже, ещё не слышал о ничтожном дезертире.

Открыв дверь плечом, граф Оссори вошёл в маленькую потайную комнатку. Факел пришлось погасить ещё в тоннеле, свет и запах дыма не были ему союзниками, так что сейчас Берни очутился в полной темноте. Ощупью он продвинулся к противоположной стене, пошарил руками, почти сразу наткнулся на зазор между стеной и скрытой дверью в королевские покои. Впервые Берни порадовался, что со смерти Филис король не смотрел на других женщин. Справиться сразу с двумя визжащими людьми было бы сложнее.

Дверь в спальню Лоутеана отворилась неслышно. В угоду Берни комнату голубоватым светом заливала луна. По стенам тянулись беспокойные тени, огонь в камине потух, только угольки слабо тлели красными точками. Шорохи и попискивание нарушали тишину ночи. Это, конечно, мыши возились в своей клетке-дворце. Прокравшись по устланному коврами полу, Берни приблизился к приступку кровати под собранным балдахином. Рука легла на резную колону, под пальцами проступил цветочный виток. Оссори закусил губу. Он не знал сомнений, когда бежал из-под носа Роксбура и гнал коня в Григиам, когда, обманув, коменданта Птичьего замка, пробирался тайным тоннелем сюда, но сейчас… Он проник к королю как убийца. Так что сказать королю?

Лоутеан крепко спал. Из-под одеяла с меховой опушкой виднелись только голова и беспокойно вскинутая на подушку рука. Кружевной ворот сорочки перекрутился, явно мешая Лотти спокойно дышать. Решившись, Берни подступил ближе, к изголовью.

— Лоутеан, — немного подождав, Берни коснулся руки Лотти. Тот сжал её в кулак, но не проснулся. Как глупо, что ему, целовать короля как околдованную сном принцессу? — Лотти, проснись. Лотти!

Вздрогнув, Лоутеан приоткрыл глаза, приподнял на Берни голову. Берни вздрогнул, в последние дни ему часто снилось, как он будит. Мертвых. Мертвенно-бледное от лунного света лицо, сонный, недовольный взгляд. Но кошмар отступил, взор Лотти прояснился. Король распахнул глаза и вдруг отпрянул.

— Кэдоган? Это ты? — сминая одеяло, он пятился к изголовью кровати, пытался нащупать за воротом сорочки прюммеанский диск. Тени ветвей деревьев царапнули лицо короля, блеснул серебристым отсветом знак веры.

— Святой Прюмме, изгони демона! Ты мне уже не навредишь, ты…

— Что? Лоутеан, это же я. — Оссори зажёг свечу в одиночном подсвечнике стоявшем в изголовье кровати, поднёс к лицу. — Рональд.

Лотти принял его за покойного брата! Впрочем, неудивительно, сложением они были похожи, да и кудри топорщились одинаково. Оссори не сдержал нервной усмешки, наблюдая, как ужас на лице короля сменялся замешательством. Как бы то ни было, а покойники в пришедших ночью чудятся от нечистой совести. Кому, как не Оссори, знать это?

— Берни? Мёртв?! — Лотти подался вперёд, всё ещё сжимая лунный диск. Он никогда не слыл примерным божьим почитателем, но увидев Дьявола, уверовал сполна.

— Нет, к сожалению. — Берни отстранил огонёк от лица, вернул подсвечник на прикроватную тумбу. Энтони говорил верно, всем было бы проще, погибни Берни с полком, но его наказали жизнью. Оссори хотел умереть, прямо там, перед ущельем, но верный пистолет пошутил осечкой. Стало быть, оставалось принять наказание жизнью. Хотя бы попытаться сразиться за собственную голову. Сбежать прямо из армии, дезертировать, и ради чего? Ради того, что уже обратилось призраком… Битвы не переиграть, ему самому не стать прежним. Оссори себя ненавидел.

— Ты прокрался, ты… убить хочешь? — Лоутеан, сощурившись, посмотрел на правую руку Берни. Он и не заметил, как всё это время сжимал эфес сабли.

— Нет, скорее верноподданнически склонить голову. — Оссори отпустил эфес, шагнул в пятно от света свечи, чтобы король лучше видел каждое его движение. Выдержать взгляд короля оказалось не просто, ведь он не мог смотреть в глаза даже собственному отражению. Счастливчик по воле рока, важнее ли твоя жизнь жизни Эрика Геклейна? Нет.

— Для этого не обязательно пробираться ко мне ночным убийцей, я бы дождался твоей верноподданнически склонённой головы на эшафоте! Там — склоняй, сколько вздумается.

— Лоутеан, только выслушай. Я… — стиснуть зубы, отбросить гордыню. Берни опустился перед королём на одно колено. Слова давались тяжело, окостеневший язык едва ворочался. — Я совершил страшное. Непоправимое. Мой полк, полк Айрона-Кэдогана погиб. Это моя… только моя вина, я заслуживаю казни. Но не как провинившаяся шавка, не под конвоем Роксбура!

Красный сапог на теле драгуна, брошенный мертвецам насмешливый клич. Когда Оссори прибыл в лагерь, генерал не скрывал торжества. Берни тогда не пристрелил его на месте только потому, что убийство стало бы для Роксбура благом, венцом мученика, и сам Роксбур бы остался в людской памяти жертвой взбесившегося полковника мёртвого полка. Злость подтолкнула, Берни вскочил с колена, одним шагом оказался рядом с Лотти. Король отпрянул, в испуге вскинул руку перед собой. Неужели граф Оссори дал ему повод сомневаться?…

— Казни меня, но пусть и он ответит. Это правда, я ослушался приказа, принял бой и отказывался трубить подмогу. Но подполковник Аддерли отправил порученца с приказом, а эта краснолапая сволочь посиживала в лагере, зная, что мы гибнем и нужно подкрепление! — Берни с силой ударил по столбику кровати, дерево беспокойно скрипнуло.