Забрать ребёнка с собой, прочь от опасностей. Уберечь от брата, от отца, ото всех… Хенрика отбросила эти мысли. Нет. Ты больше не королева. И ты не похищаешь принцев, пусть они и приходятся тебе племянниками.

Но оставить Гарсиласо сейчас она не посмеет. Не тогда, когда он в огненной стране становится юным принцем льдов, Яльте. Решено. Пусть Франциско изожжёт её взглядом, донья Энрика задержится здесь в гостях.

[1]Песочная ткань — шёлковая ткань с рисунком, созданным переплетением блестящих нитей, а так же любая ткань с земель Восточной петли.

Глава 19

Блаутур

Григиам


«В случае, когда горы представлены одиночными цепями, нужно всего лишь пройти через труднопроходимое ущелье, — умничал признанный стратег, но не признанный тактик по имени Низиандр. — Временное препятствие, которое после того, как оно будет пройдено, оборачивается преимуществом, а не недостатком».

рупам? В Лавесноре передохло немало «воронов», выжившие бежали, и вцепившись бежавшим в хвост, блаутурская армия могла бы встретить новый день у стен Айруэлы. Могла бы, и у дурня Оссори хватило наглости указать на это генералу Изидору Роксбуру. «Так поведите их», — осклабился мерзавец так, что его жёлтые зубы несколько секунд служили отличной мишенью для удара. Только Оссори себя сдержал, и, говоря по совести, удар причитался с Аддерли, но их дружба не пережила Лавеснора.

«Мало обратить врага в бегство. — В трудах по военному делу Низиандр излагал прописные истины с видом, будто сам их придумал. Аддерли не понимал, зачем его перечитывает, и боль в голове подтверждала — и впрямь не стоило. — Необходимо развить успех посредством преследования. Плох будет тот военачальник, который, добившись успеха, не закрепит его».

Оссори бы закрепил, но на деле смог лишь удрать из-под ареста Роксбура, из армии. Сбежать в одному ему ведомое место… Оссори думал, что одному ему. Аддерли же с детства знал все его тайные места, но вида не подавал. Знал и сейчас: если Рональда нет в Блаутуре, значит, он на пути во второй дом Айрона-Кэдогана и всех драгун — Блицард. Но легче от знания не становилось, ведь был Берни совсем один.

Голова закружилась. Аддерли осторожно лёг на спину, уставился в потолок с декоративно выступающими балками. Он частенько их пересчитывал и тут же забывал, сколько их насчитал. Это была не меньшая дурь, чем мысленно продолжать кампанию, брать за Лавеснор реванш. Да и о войне новоиспечённому полковнику недвусмысленно предлагалось забыть. Он приполз из Чарретза домой прошлым вечером, развалился на диване в мрачной, как солдатский камлот, гостиной, водрузив на грудь трактат прославленного имперского полководца. С тупым, бессмысленным упорством ковыряя эту рану, рану поражения, Энтони изо всех сил щадил другую, полученную в затылок. К концу боя эскарлотская пуля пробила шлем и рассекла кожу, крови лилось немерено, позже пришлось наложить швы. К нему, боевому офицеру, пришли жуткие головные боли, точно к болезной девице. В Чарретзе он держался, не теряя лица перед выжившими подначальными, но дома хворь свалила его окончательно. Порученец последовал за ним, вместо оружия поднося своему сиру лечебное питьё и примочки. Две собаки Энтони, короткошёрстные блаутурские борзые, отходили от него, лишь когда их выгуливали, и он часто дремал, уронив руку на спину Додо или Момо. Так бы, в компании борзых и слуг, которых ещё отец приучил быть невидимыми и неслышимыми, Энтони и болел, даже не очень жалуясь. Но два года назад он обзавёлся любовницей. Молодая вдова кавалерийского офицера, сама тишь, сама покой, Изольда Кернуолт ни на что не претендовала. Но именно сейчас он почему-то придал значение тому, что краснолапый генерал Роксбур приходился Изольде отчимом. Именно сейчас, когда он вернулся с ранением, женщина пересекла все мыслимые и немыслимые границы, перейдя от атаки письмами к осаде любовью. Она плакала, она тащила к нему своих лекарей, она желала быть рядом и лично его выхаживать. Словом, Изольда вела себя совсем не как любовница… Она была любящей невестой, что в планы Аддерли совсем не входило. В конце концов, он попросту запретил пускать её, предоставив Филиппу выдумывать отговорки.

И вот те на, точно по волшебству в эту минуту высокие дверные створки приоткрылись, запуская на паркет узкую полоску света. Энтони зажмурил один глаз, опасаясь взрыва боли в затылке, но Филипп по обыкновению проявил аккуратность.

— Сир? Бодрствуете? — Еще в Чарретзе из солидарности к полковнику мальчишка обкорнал локоны, что умиляло и вместе с тем немного смешило. После Лавеснора он стал ещё тише, чем прежде, ещё осторожнее, ещё преданнее. Филипп мучился от того, что не смог привести подмогу, хотя его вины в том не было. Но мальчишка — Энтони прекрасно слышал — выл ночами в подушку. — Одна дама ищет встречи с вами.

— Отверженный и его копыта! — шикнул Энтони, впиваясь пальцами в теплую спину Додо. — Она ищет со мной встречи по множеству раз на дню, но одно её присутствие утомительней целого «вороньего» окружения. Я не передумал. Нет.

— Это другая дама, сир, это…

— Альда Оссори, графиня Уэйкшор.

Энтони порывисто сел. Подвинул к себе столик, заваленный картами и грифелями, запахнул порядком измятый халат. Но готовности к встрече всё это совсем не прибавило.

Это действительно была Альда. Она молчала, остановившись в дверях. Золотые прядки на висках завились от снега, чуть покраснел кончик носа. Синие глаза смотрели несколько испуганно, но всё так же холодно. Энтони попытался найти хотя бы одно чувство, помимо раздражения, но тщетно. Альда Оссори слишком далеко ушла от девицы Уайлс, в которую отчаянно влюбился юный Тони. Или думал, что влюбился.

Он узнал её в нежные девять лет, она была крошкой, куклой с белыми кудряшками, наряженной голубое платьице. С тех пор маленькая Альда стала для Тони идеалом девочки. Такой она и должна быть: красивой, хрупкой. Она должна любить книги, плакать от обиды и смешно морщить нос, когда улыбается. Потом Энтони честно в неё влюбился и любил до самой своей первой войны. Он даже писал ей письма и мечтал, как найдёт военную славу и конечно сделает девицу Уайлс виконтессой Аддерли. Но шли время, Энтони всё чаще забывал ей писать, а во время одной ночи раздумий вдруг понял, что не видел её уже три года. Вокруг Аддерли появились женщины, взрослые, разные и прекрасные, они совсем не походили на пятнадцатилетнюю Альду с книжкой у груди. Альда вдруг отдалилась, померкла, забылась. Энтони просто не мог себе представить даже поцелуй с ней, не то что нечто большее… А потом Берни объявил о своей помолвке. Девица Уайлс станет Оссори, графиней Уэйкшор. Энтони тогда не понимал, что с ним, чувствовал себя обманутым, ведь это он когда-то мечтал… Но вот и свадьба. Несколько надменный и насмешливый Берни держит под руку холодную, сдержанную Альду. До этой свадьбы Энтони не встречался с ней четыре года. Это была не та Альда.

Нет, одно чувство в Энтони всё же пробудилось — облегчение. Тогда, на свадьбе, как и сейчас, он видел перед собой Альду и понимал, что любил совсем не её. Он радовался, что девица Уайлс станет Оссори, а не Аддерли, и Энтони сохранит в памяти ту девочку — куклу, с которой он искал круг фей, прятался от проказника Берни, которая так заливисто смялась и умела улыбаться глазами.

— Вы позволите мне зайти, виконт, или хозяин из вас столь же прекрасный, сколь оказался прекрасным друг? — Одна единственная фраза, а хорошо протопленная комната точно выстыла.

Энтони кивнул, закутавшись в покрывало по самый подбородок:

— Располагайтесь, мессира. Филипп, кресло!

Альда присела на самый краешек, примерной ученицей сложила на коленках руки в чёрных перчатках. От чего-то в дорожном платье, она смотрела прямо перед собой, мимо Энтони.

— Твой дом очень уютен, — произнесла Альда сдавленно и вздохнула, будто о чём-то раздумывая.

Её взгляд перебирался с камина, украшенного маленькими башенками, к двум резным сервантам красного дерева, за которыми поблескивало серебро и хрусталь. Затем Альда взглянула на книжный шкаф, его подпирали двое вырезанных из дерева, согбенных, бородатых старца в колпаках. Как бы эти книжники полюбились маленькой Альде…

Взрослая моргнула и отвела глаза. Она будто смотрела и не смотрела одновременно, она чего-то ждала. Ну же, скажи, зачем ты пришла сюда? Скажи, чего ищешь у дурака, разменявшего дружбу на командование над тридцатью драгунами? Чего ищешь у тупицы, возомнившего себя взрослым после пары визитов в бордель? Он так и не объяснился, а теперь она жена Берни, не вызывающая в его бывшем друге ничего, кроме раздражения и запоздалых сожалений над скотским своим поведением.

— Он жив, мой муж. — Альда сцепила руки в замок, подняла на Энтони глаза. — Жив?

Аддерли кивнул. С языка рвались слова утешения, успокоения, но он молчал. Альда поджала губы, повлажневшие глаза блеснули. Только не слёзы! Тони спешил утереть слёзы маленькой Альды, но от слёз взрослой бежал бы до пустынь Восточной Петли.

— Кое-что произошло, я должна попросить тебя… — она опустила глаза, нервно стянула перчатки с рук. — Мне нужна помощь. Берни мой муж, но…

— Ты же не собираешься рассказать, как жалеешь, что он выжил, и как хотела бы вдовствовать? — Энтони нервно усмехнулся.

Альда вздрогнула. Забыв про слёзы, расправила плечи. В затылке неприятно потянуло, Энтони поморщился. Альда наверняка приняла гримасу на свой счёт.

— Нет, — белые руки сжали перчатки. — Я никогда не желала вдовствовать. Как твоя рана? Вижу, ты на ногах, чудесно. Мне сказали, Рональд сбежал. Почему ты не с ним?

— Ты не знаешь действительности, не знаешь, в каком пекле держал своих людей Рональд! — Аддерли сбросил покрывало и с силой впечатал в паркет босые ступни. Шрам от раны задёргался взбесившейся змейкой, Энтони накрыл было его ладонью, но передумал. — Не давал позвать основные силы, потому что это замарало бы память Айрона-Кэдогана. Полковник трясся над славой мертвеца, а не над жизнями своих драгун. Сбежать вот так, отказаться от чина — единственное, что ему оставалось. Или дезертирство — или военный суд.