— Помните о тех… шутках? — виновато вздохнул Берни.

— Каких шутках? — Лауритс отправил в рот кружок колбаски, прикрыл глаза от удовольствия, закинул следом второй.

— Драгуны несколько резко отзывались о…

— Ах, ты о том, как ваш принц не одобрял моё поведение во время Девятнадцатилетней, а шайка его друзей счастливо гоготала на блаутурском над Лари-недотёпой? Брось, какие обиды. — Лауритс подмигнул Берни. — Кстати, ты не замечаешь?

Оссори вопросительно повёл бровями. Он заметил очень многое, но одним сандалиям Прюмме известно, за что ещё хочет уцепиться в своих обидах Яноре. Король разочарованно покачал головой.

— На каком языке я говорю с тобой? — прозвучало на почти чистом блаутурском. Оссори не сдержал вздоха, король остался доволен, гордо кивнул. — То-то же. Смеяться над Лари-недотёпой стало в разы труднее. Впрочем, теперь я могу смеяться над тобой, не думаю, что ты знаешь песочные наречия. Мироканское, например.

— Огорчу вас, но я владею эскарлот, ваше величество. — Есть ли смысл дальше терпеть издёвки, если головы ему всё равно не сносить? Оссори откусил вторую лапу пряника.

Лауритс с секунду недоумённо смотрел на Берни и вдруг рассмеялся, тихо, почти беззвучно, будто шептал.

— Отлично, Оссори, тебя по-прежнему нельзя долго дёргать за уши, ты кусаешься.

— А вас отныне нельзя тянуть за хвост и усы?

— Именно.

— За встречу?

— За встречу!

Бутылки примиряюще звякнули.

— Как твоя рана? — Смотря на огонь будто в попытке его усмирить, Яноре отправил в рот дольку сушёного яблока и поудобней откинулся в кресле.

— Стараниями лекарей от вашего сенешаля почти не беспокоит, — Берни тоже посмотрел в камин. На портале друг за другом вились три чеканных линдворма. Чёрная чешуя блестела. Вырывающиеся из пастей язычки пламени тянулись к топке, в самом деле ловя огненные блики. Крылья лежали по бокам, но моргни, и драконы взлетят к потолку.

— Моего сенешаля? Иногда мне кажется, что этот заигравшийся звездочёт живёт здесь просто потому, что ему так хочется, — Лауритс невесело усмехнулся. — Хотя я и пытаюсь делать вид, что это я позволяю ему занимать всю северную башню и творить там неизвестно какую колдовскую ересь.

Они переглянулись, обменялись понимающими улыбками. Людвик Орнёре действительно был очень непростым человеком, и хотя открыто никогда никому не угрожал и сердец через рты не вытаскивал, с ним одинаково почтительно держались все — от слуги при страусихе до короля.

— Мне стоит спросить, что привело главного бешеного драгуна под крыши Сегне?

— Пожалуй, именно то, что он больше не главный бешеный драгун. Вы же слышали о Лавеснорском сражении? Я дезертировал после него. — Берни понизил голос, вышло как у провинившегося солдата: — Не ради своей шкуры, нет. Но распроститься со своей шкурой я пока не согласен и нуждаюсь в месте, где мог бы отсидеться.

— Понимаю. Ожидал увидеть Хенрику? Неприятный сюрприз, а? — Лауритс ткнул себя большим пальцем в грудь. Мало заинтересованный в напастях гостя, он один за другим закусывал хлебом куски колбасок, блюдо с которыми поставил себе на колени.

Благодаря брачным намерениям Кэдогана Берни назубок знал линию наследования в Блицарде. Лауритс Яноре стоял в ней вторым, сразу за ребёнком Хенрики, когда бы тот у неё родился. Никто на Полукруге не ожидал увидеть его на троне как суверенного короля — в лучшем случае его представляли принцем-консортом, мужем правящей королевы. Впрочем, для человека, которого сбрасывал со счетов весь Полукруг, а кузина «огрела» короной, Яноре держался уверенно. Пожалуй, стоило бы упрекнуть себя, да и всех друзей Кэдогана в том, что в последний год они почти забыли о его невесте, ставшей другом им самим.

— Признаю, — запоздало ответил королю Оссори, — сюрприз и правда неприятный. К тому же, я не знаю, зачем Хенрика отреклась от короны и где она сейчас. — Радовать бывшего «Бешеного драгуна» такими сведениями «Лари» не собирался, что следовало из того, как резко он отвернул лицо, сжал подлокотники. Что он скрывает? Испытывать ли дальше его терпение? — До этой минуты я не знал, как вы ко мне отнесётесь.

— Отбрось ты это, — махнул рукой Лауритс, поворачиваясь обратно. Чувства в нём сменялись быстрее, чем неслись облака по небу. Мученически заломив брови, он отщипнул от хлеба кусочек мякиша и, как проголодавшемуся зверю, кинул огню. — Мне не хватает простых разговоров между равными, когда сидишь у походных костров и точишь свой добрый меч. Да, услышав имя «Оссори», я первым делом представил, как мой дворец разнесут на добрую половину. Но когда я узнал, что ты тяжело ранен, что при тебе лишь супруга… Кто бы не понял, что это не тот Бешеный Берни Оссори. Что дальше? Есть стратегия?

— Я должен восстановить полк и вернуть честное имя своему роду. — Берни сам не понял, как губы произнесли слова, ставшие ему в последние дни молитвой. Кажется, даже в бреду он мысленно повторял только это. Восстановить, вернуть, спасти.

— Отличная цель, — Лауритс поднял бутылку. Берни ему отсалютовал и припал к горлышку своей. От таких мыслей хотелось, чтобы голова поскорее приятно закружилась.

— Чем же я заслужил звание труса, принц? — Лари усмехнулся уголком губ. — Неужели вы думаете, что долг сына только в том, чтобы сражаться рука об руку с отцом?

— Это твой долг перед страной, сражаться за неё, а не просиживать штаны в тылу. — Кэдоган раздражённо дёрнул поводья, Беатриче припустила вперёд, нервно топча песчаные вихри у копыт.

Яноре, счастливый от возможности говорить на родном языке, не отстал, от чего у Оссори подскочило сердце. Что делает Кэдоган? Зачем отделился от них, уехал вперёд со слизнем, не чуя опасности? Берни пришпорил кобылу, стараясь держаться на полкорпуса от Кэди.

— Мой долг состоял в том, чтобы прикрывать отцу спину. Меня оставили дома, чтобы я обеспечил надёжный тыл, держал под контролем трусливых феодалов и в случае чего дал отпор при осаде. — Яноре не злился, не чувствовал вины, напротив, удивлялся, что его постыдные истины не разделяют другие. Сидеть в тылу и прикрывать спину! У всех семейств есть надёжные люди, которым можно поручить это, так что если слизень и прикрывал кому-то спину, то сидя в уютном кресле у камина и знать не зная, как проходят сражения.

Берни захватил гнев, спина принца Яноре стало ненавистнейшей из спин. Его счастье, что кодекс чести драгун не позволяет бить в спину! Только дуэль. Натравить на этого непрошибаемого слизня Хьюго, перевести все его остроты? Тогда-то трус Яноре точно не сможет удержать шпаги в ножнах, или схватка, или честь! Но можно ли уповать на честь, которую давно втоптали в дорожную пыль…

Лари затянул хвальбу своей хозяйственности, но тут к Берни подъехал Хьюго. Друг озорно щурился на разболтавшегося слизня, похрустывая добытым со дна седельных сумок яблоком.

— Что он лопочет нашему Кэди?

— Он… — Берни прислушался, вздохнул, усмехнулся. — Он рассказывает, как у себя в Яноре готовил город и замок к осаде. Запасы воды, еды, обязательства соседних городов по продовольствию, патрулирование стены, контроль бедняцких кварталов…

— Стой, Оссори, иначе я начну зевать, а ещё только утро. — Хьюго сунул Берни в рот яблоко и подмигнул. — Какой же он слизень, это наседка!

Никто не умел разгонять тучи, как Хьюго. Берни откусил от яблока, вернул другу. Липкие от сока пальцы скользнули было к эфесу сабли, но это ждало. Они въезжали в захудалый лесок, но теней здесь уже хватало. Песчаная дорога кончилась, началась земляная, мягкая, сплошь устеленная подгнившими листьями, дыбящаяся мшистымими холмиками. Кони продвигались вперёд нервно фыркая, за ними тянулась цепочка следов от подков. Берни всмотрелся в дорогу впереди, но чужих следов, оставленных до них, там не было.

— Это хорошо, но эти действия не принесли победы твоей стране. — Кэдоган неожиданно громко хохотнул, оглянулся на друзей, призывая их слушать. — Ты должен был обучить этому наместника, набрать отряд и идти на помощь к отцу. Он умер достойно, но он мог жить, если бы сын прикрывал ему спину не из княжества, а на поле боя. — Кэди повернулся в седле, улыбнулся, выкрик на блаутурском звучал как клич. — Если я когда-нибудь предпочту выращивание слизней сабле, заклеймите меня Лари!

Все четверо драгун захохотали, Берни, подхваченный внезапным весельем, издал драконий рёв, который тут же подхватили остальные. Стоило видеть лицо слизня! Растерян, перепуган, сломлен мощью всего пятерых драгун! Что бы он сказал, будь перед ним весь их драконий полк?

— Я не считаю свой поступок неправильным, принц Тимрийский, и уж точно не позволю высмеивать себя. — Лари говорил тихо, но его голоса хватило, чтобы драгуны умолкли. Кэдоган внимательно смотрел на хмурящегося слизня, он сейчас был драконом перед прыжком, перед залпом пламени из глотки. Он ждал.

Берни беспокойно огляделся, но засаде было неоткуда взяться. Только редкие хилые деревца, повсюду, сколько хватало взгляда, да болото. Впереди дорога снова уходила вверх, к Карлату, но за годы запустения её почти полностью скрыли болотные травы и упавшие деревья. Потянуло сыростью, Берни поёжился, весеннее солнце не пробивалось сквозь эти болотные тени. Он бы не удивился, если бы в глубине леса ещё лежал серый, в разводах земли снег. Рядом беспокойно фыркнул конь Энтони, подъехал ближе Джон. Напряжение, исходившее от друзей, не давало сосредоточиться.

— Кто же вас высмеивает? — Кэдоган ухмыльнулся, посмотрел из-под бровей. Беатриче двинулась вперёд, на коня Яноре, и серый в яблоках невольно попятился с дороги. — Обижаетесь на правду?

— Я не стану это терпеть. — Одно движение слизня, одно неверное прикосновение к эфесу шпаги, и Берни выхватил саблю. Следом воздух взрезали ещё три клинка, единый наскок, рык, не простить слизню угрозы!