— Непременно, сударыня.

Райнеро вскочил и закашлялся, снова хапнув морозного воздуха. Облитый светом услужливой луны, Рамиро ви Куэрво глянул на своего бастарда с неприкрытым злорадством и повернулся назад к ангелу. Так и опирающейся о его руку, что спокойно лежала на эфесе шпаги.

— Рекомендую отказаться. Но если вы решили твёрдо — наденьте мужское платье и возьмите с собой братьев, отца…

— Или мужа?

— О, мужа лучше всего!

Ангел выпустила его руку и поклонилась шутливо, словно бы по-мужски:

— Благодарю вас, теперь я не пропаду! А вы друг «несчастненького».

— Нет, — Куэрво оттопырил порядком обветренную губу и покачал головой под широким баретом. — Отец всего-навсего.

Папенька, конечно, не мог бы появиться более не вовремя, но в его присутствии ангел наконец-то подарила Райнеро дружелюбный взгляд. Снизу вверх, медленный, следующий строго за взмахом густых, чёрных ресниц. Райнеро выдохнул застоявшуюся в лёгких злость на Рамиро, на весь свет, на себя.

— Он вас так любит, так любит!

— Неужели?

— О да! — девушка по очереди сделала им большие глаза. Из них смотрела бездна, невозможная бездна, на чьём призрачном дне обитало солнце. — Так что не будьте слишком строги к нему. Отпустите погулять непоседу этим вечером. Мой муж будет рад такому знакомству.

— Только если вы вернёте мне мальчика в целости и сохранности!

— Непременно, добрый сударь! Обожаю детишек.

Паяц! мерзавец! нагулявший бастарда отец! — Куэрво учтиво поклонился, точно эта безумная, позорящая Райнеро болтовня велась на дворцовых плитах, и отошёл.

Снова оставил сына наедине с этим гневом, опаляющим изнутри, гневом, сочащимся сквозь замерзшую кожу, гневом, что во что бы то ни стало требовалось унять. Ведь в шаге стоял всё же снизошедший до него ангел.

— Рагнар Агне, — пусть строго, но она обратилась к нему по имени! Гнев съёжился, затаился, сбился тусклыми искорками.

— А вы ангел.

— Я Юлиана Вивека Уда форн Боон. — Девушка взглянула на него из-под ресниц — солнце вспыхнуло на дне бездны. — Наклонитесь-ка, «несчастненький».

Райнеро уставился во все глаза. Девушка с именами не по зубам состроила ему глазки? Сглотнул. Казалось, даже слюна замерзла каплями льда и царапнула гортань. Повиновался. Девушка с именами не по зубам поцелует его?

— В двух часах езды по Волчьему тракту — он за Северными воротами — стоит роща святой Каисы, — от дыхания ангела у самого уха Райнеро бросало в будоражащую дрожь.

— Так.

— В ней охотничий домик.

— Так…

— Будьте там до полуночи.

— Я буду!

— Ключ за притолокой.

— Я найду!

Ангел отстранилась от него, сделала шажок назад и свела брови с такой строгостью, что у Райнеро не хватило духу взять её руку в свою и поцеловать край перчатки.

— А сейчас я побегу к своей карете, и вы не посмеете меня преследовать. Вам ясно, «несчастненький»?

2

Охотничий домик стоял на границе между рощей св. Каисы и рекой, погружающейся под обрывом в длительный зимний сон. Едва ли сюда можно было с такой лёгкостью проникнуть без провожатых. Деревце жалось к деревцу, скопища кустов преграждали путь каждый раз, когда в мёрзлой земле пробивалось подобие тропы, и неудивительно, что местные выбирали дорогу краем рощи. Не иначе, чудо довело одного влюблённого «несчастненького» до цели. Чудо и рокот реки, разворчавшейся на непогоду. Оставалось понадеяться, что его Ангел защитит себя от непогоды каретными стенками и жаровней в ногах.

Марсио без особого восторга дал привязать себя к коновязи, устроенной под деревянным навесом с обратной стороны домика. В знак извинения Райнеро скормил ему сушёное яблоко, наспех оглядел строение и скорее вошёл внутрь, действительно найдя ключ за левым углом притолоки. Ветер обиженно провыл ему в спину. В этом «убежище» чувствовалась рука того же творца, что возводил Сегне. На миг от досады сделалось кисло. С куда большим интересом Райнеро бы побывал в обители своего Ангела, ему же предлагалось «гнёздышко» бывшей королевы, сестры матушки.

За домом, может, и следили, но не в последние месяцы. Райнеро затруднялся определить, где промозглее и холоднее — на первом этаже, сложенном из камня, или втором, построенном из дерева и снабжённым просто неимоверным количеством окон. Без ставен, зато с резьбой. Райнеро не имел никакой охоты наблюдать, как липкий, тяжёлый снег кидается на стёкла, похожие на донышки винных бутылок, и самовольно избрал для встречи единственный жилой зал внизу. Запас поленьев в поленнице порядком оскудел, но его хватило, чтобы разжечь кирпичный камин. Вдоль стен громоздилась резная мебель. Среди неё нашлись резные стулья и квадратный стол, а в кофрах скатерть, оловянная посуда и свечи, прекрасно вставшие в напольные канделябры в углах. На дощатый пол улёгся пыльный ковёр с тиктийским орнаментом. Бывший наследный принц не отличался в сервировке особой искусностью, предпочитая доверяться своему камергеру, но накрытый лёгким ужином из харчевни стол смотрелся сносно. Почти красиво. Да и обитая кожей кушетка встала у камина как родная, придавая запустелой комнате подобие уюта.

Впрочем, по-настоящему оживить это места мог только Ангел, и недопустимо, чтобы холод коснулся её. Райнеро сбросил плащ, набитый стынью и сыростью, рывком расстегнул на колете словно бы оледеневшие застёжки, после чего закрутился перед огнём, с наслаждением поворачиваясь то одним, то другим боком и упиваясь древесными ароматами. Север умел проявлять дружелюбие, но когда сам хотел этого. Похоже, он наконец-то начинал признавать блудного Яльте своим, оценив, как стоически тот сносил сегодня ветра, снега и льды.

Как только карета Юлианы форн Боон потонула в сгущающейся темени, Куэрво резко прекратил потешаться и парой хлёстких реплик толкнул сына из зимы в весну, одетую в пурпур тимьяна. Но не за теплом — за раскаянием. Когда в последний раз принц Рекенья вот так уединялся с девицей в охотничьем домике, его на всю Эскарлоту ославили похитителем девственниц и насильником. Разумеется, гнев воспрянул от дрёмы. И разумеется, Куэрво увернулся от ссоры. Сколько бы сын ни шипел ему о странном отцовском сердце, что заклеймило сына насильником и благородно взяло с собой на войну. «Принц обрёл тот позор, что смывается лишь кровью во имя отечества», так ведь сказал последней весной сиятельный маршал!

Уезжая на встречу, Райнеро бросил: Юлиана Вивека Торридх форн Боон — всего лишь его дорога в Сегне, коль скоро сам граф Агне отказался провести туда отпрыска. И для собственного успокоения мыслями подобрался к тому же. Он в самом деле собирался говорить с ней о деле. Сразу после того, как признается ей в своих чувствах. И возьмёт всё, чем Ангел соблаговолит его одарить.

Этот охотничий домик не походил на маленький замок принца Рекенья, сложенный из мелкого белого кирпича и украшенный двумя башенками с наружными лестницами, а Юлиана форн Боон не походила на дурную Эльвиру Безалу. Ведь не походила? Яснее ясного она назначила его «несчастненьким», а себя «патронессой». Спектакль со столь многообещающим и благородным распределением ролей просто не может закончиться дурно и дёшево.

— И где у нас муж? — глупо спросил он, когда Юлиана форн Боон появилась на пороге, осыпанная снежными искрами.

— О-о-очень далеко, — вздохнула она и сняла плащ, принадлежащий не иначе чем далёкому мужу.

Райнеро лишился дара речи. Эта шутница последовала совету его распроклятого папеньки, да и приехала наверняка верхом, в мужском седле. Если бы эскарлотка учудила подобное, её бы ожидал штраф и позорное наказание. Но прецедентов не попадалось. И Райнеро даже помыслить не мог, что мужское платье может быть настолько к лицу женщине. Словно контрастом, за минувшие часы узор из кос распустился и упал на плечи гривой.

— Муж далеко, — повторила Ангел и похлопала по прямой рукояти у бедра. — Но со мной его шпага, так что держите себя в руках, несчастненький!

— Это такая игра? — улыбаясь, Райнеро потянул у неё из ножен довольно тяжёлый клинок. Спектакль переигрывался стремительно. Он ощущал себя гораздо уверенней в роли земляка, возможно, тиктийца, что добивается любви женщины, истой мёда хозяйки, что проводила в поход мужа и осталась стеречь очаг. — Мой ангел взял в руки меч? Разумеется, лишь с тем, чтобы выронить его, изъявляя согласие!

— Несогласие! — Юлиана форн Боон грозно заломила брови и надавила на его руку своей, заставляя вогнать шпагу обратно в ножны.

Райнеро выдохнул. Едва она убрала ладошку, его кисть сжало холодом. Она же ангел. Ну конечно её касания несли солнечное тепло.

— Или вы говорите о деле, — неловко покачиваясь на каблуках высоких мужских сапог, она прошествовала к камину и простёрла к огню руки, тотчас позлащённые племенем. — Или я ухожу. И прекратите звать меня «ангел». Пока что ваше поведение будит во мне только дьявола. — Сердитый её взгляд упал на кушетку. Ручки упёрлись в бока. Брови преломились. Гранатовые губы сошлись в точку и сразу же разошлись в какой-то мрачной, жестокой улыбке. — Я погляжу, от преклонения до совращения у вас меньше шага. Вы поняли меня неверно. Неправильно. Вы немало походили на фанатика, там, у дворца, лепеча о важном деле к королю. И я, как верная подданная его милости, решила во всём разобраться.

— Проверив меня на одержимость острием мужниной шпаги?… — Райнеро уныло кивнул на ножны, блестевшие в отсветах свеч и нырнувшие Ангелу под колено.

— Да, острием, если бы потребовалось, — девушка тряхнула гривой, руки сомкнулись под грудью. — Вдруг бы вы прыгнули на его милость с ножом, а, несчастенький? Или того хуже — сами бы угодили ему под клинок. Вы, что же, решили, он только и думает, как бы облагодетельствовать сироньких и убогоньких? Да любой страус на его ферме, даже пока не вылупившийся, значит для него больше, чем самый незаурядный ходатай. А что касается меня… — Юлиана форн Боон смягчила взоры — солнце приподнялось со дна бездны. Она села на кушетку, и это, невзирая на чинимые нарядом препятствия, вышло у неё изящно. Похлопала по месту рядом с собой.