Райнеро сел как можно ближе, но не настолько, чтобы она опять заподозрила его в намерении совратить. Ангел благоухала розами и источала такое тепло, что огонь в топке не смог бы за ним угнаться.

— Я не могу, — Юлиана форн Боон понизила голос до громкого шёпота, сделала большие глаза, и Райнеро немедленно захотелось кануть в их бездну, — предать единственное полезное дело своей королевы. Так что изложите свою просьбу.

— Эм… — Райнеро упёр руки в колени. Быстро кивнул, принимая предложенный заговорщицкий тон. — Хорошо. Я прошу вас устроить мне аудиенцию у его милости. Я Рагнар Агне. Провинциал. Хочу на королевскую службу. Я недурно управляюсь с оружием и кое-что смыслю в военном деле.

— Значит, андриец… — протянула Ангел, внимательными карими глазами изучая его лицо. Райнеро не сумел его обездвижить. На каждое движение её глаз он слал по глупой улыбке. — Замечательно! Это ценно, может решить его милость. Где вы остановились? Я позову вас, когда будет пора.

— В «Заячьей лапе». Ну куда же вы? Зачем, Юлиана? — Райнеро вскочил, борясь с желанием схватить её, движущуюся в своих нелепых сапогах к выходу, повернуть обратно. Ножны неловко били ей под колено. Сердце забилось всё тем же кроликом в клетке, только на этот раз вынесло дверцу и унеслось в бега. Его охватило нечто сродни панике. Так бывало, когда матери не оказывалось ни в одном из её любимых местечек, или когда Котронэ слишком уж задерживался в том месте, которое называл «у тётушки». — Прошу, дождитесь утра! Снаружи холод и тьма, дороги опасны, городские ворота заперты! Я сам провожу вас завтра. Прямо до дома. И пальцем не трону. Клянусь. Вам нравятся куриные фрикадельки со специями? А пирог с яблоками, орехами и корицей? Ну, хотя бы извийн[1] который я для вас согрею и подслащу?

— Какой вы смешной, — для усмешки Ангел задействовала только левую сторону губ, отчего появлялась глубокая ямочка. Плащ вернулся на сундук у двери. Согласна! Райнеро со всевозможной почтительностью подал ей руку, намереваясь проводить к столу, накрытому очень недурно. Глянув исподлобья, Юлиана выразительно похлопала по рукояти мужниной шпаги и улыбнулась. Он поднял руки, показывая ладони, и улыбнулся в ответ так мило, как только мог. Ему выпала радость быть рядом со своим Ангелом долгие часы. И он не предаст её благодати.

[1] Извийн (блиц. «ледяное вино») — вино, которое изготавливаются из винограда, собранного в заморозки.

Глава 33

Блаутур

Григиам

— Не тронь горжет, Тони. Он покроется следами от твоих пальцев и перестанет сиять, а ведь я забрала его от кузнеца-доспешника только вчера!

— И я весьма тебе за это признателен.

— И не хмурь бровей!

— Угу.

Новоиспечённый полковник Неистовых драгун был подкараулен ею у его собственного дома, захвачен в удушающие объятия и препровождён в Элисийский дворец. По случаю предновогоднего приёма резиденция Нейдреборнов как раз стояла на ушах. Изольда Ке́рнуолт канула сюда точно в родную — балаганную — стихию. Два года назад Энтони Аддерли повстречал робкую фею, которая отстала от свиты королевы всех фей, любуясь полётом светлячков над заводью. На ней зеленью золотилось платье, придающее ей вешнюю красу и свежесть. Но сегодня под руку с ним ступала фиглярша.

— Уверена, невзирая на своё горе, король подарит такое празднество, о каком не скоро утихнут разговоры! Подарки, танцы, спектакль, ужин, игры, ужин, танцы, фейерверк, а под конец праздника уже король раздаст подарки своим приближённым, я всё запомнила верно?

Поговаривали, наёмники на Коллу́мских островах обожают нацепить на себя побольше пёстрого, в буфах, лентах и перьях, предварительно обобрав убитых. Изольда явила себя их ярой последовательницей. Энтони вспыхивал при взгляде на её открытые и, будем честны, не самые изящные голени, поднимал глаза выше, но и там не находил ничего утешающего.

— Ах, Энтони, как я жду танцев с тобой! В последний раз я дарила тебя танцем полгода назад. Признаться, ты заставил меня поволноваться, и я несколько раздалась, но ведь за твоей сухощавостью прячется недюжинная сила солдата, поэтому я буду танцевать как обычно — без страха, что ты вдруг не поднимешь меня.

Поговаривали, женщины Равюннской империи белят лица, а волосы наматывают на башнеобразный каркас и украшают драгоценностями, цветками и перьями. Изольда просто не могла не подсмотреть моду имперских женщин. Зато Энтони с лёгкостью отыщет её в толпе, если какая-то волшебная сила наконец разомкнёт их руки…

Толпа, признаться, всё прибывала, и ему приходилось прорезать им обоим дорогу выставленным вперёд плечом. Базилийский мрамор ступеней едва виднелся под парчово-бархатными наплывами придворных одежд. Воняло, точно у приближённых сегодня разом закончилось мыло, и при таком сравнении запах духов Изольды оказывался не столь и плох. Слуги в ливреях с ношами в руках пробирались вслед за хозяевами. Когда Аргойл и Далкетт сообщили ему, что нынче король пожелал в подарок мышей, Аддерли вежливо посмеялся этой не самой весёлой их шутке, втихомолку радуясь, что драгуны исстари освобождены от дарительной «повинности».

Мало того, между придворными определённо шло состязание, чья клетка окажется вычурней декорирована, чья корзина искуснее сплетена. Дамы лезли своим слугам под руку. Прямо на лестнице они останавливали клетконосцев нервными жестами и просовывали пальцы сквозь прутья решётки. Просто ошеломительно, что Изольда не пополнила стан этих безумных подлиз.

— Ты знала о мышах в подарок?

— Конечно! Ты смущён, что мы без мышки? Но ведь ты у меня драгунский полковник, как я могла так тебя опозорить?

Энтони криво усмехнулся, взглянув на скандальную длину юбок, но сжал руку Изольды на сгибе локтя, одобряя это половинчатое благоразумие. Изольда радостно выдохнула и на мгновение припала щекой к его плечу. Для любой другой женщины такой высокий рост был бы поводом к смущению. Но не для Изольды. Эта пользовалась его преимуществами, не раз застигая Энтони врасплох своими лобзаниями.

Молодых дворян на входе в Танцевальный зал толпилось слишком уж много. В мятине шрама на затылке заворочалась боль. Смех ли, грех ли, но она не в первый раз предупреждала, что Аддерли придётся пережить пару неприятных моментов. Сегодня «неприятные моменты» рядились в чёрные с серебром колеты и жёсткие сапоги, явно тщась побратать всё это с парадной формой драгун.

— Виконт Аддерли! Стало быть, теперь филин раскинет крылья на знамени Неистовых драгун? Знаете ли, а на моём гербе сокол, птица хищная и отважная…

Энтони не узнавал никого из этих новоявленных чествователей драгунской славы. Перед глазами, сменяя одна другую, покачивались размазанные баронские и графские рожи.

— Полковник Аддерли, как вы? Не могу не желать здоровья! А я всё думаю, не оставить ли мне по примеру капитана Аргойла ряды основной армии…

Рожи подпрыгивали на полукружьях подобным горжетам воротников и хлопали неумолчными ртами.

— Как же я рад, Аддерли! С чином вас! Заслужили! Что Эскарлота, весной снова бой? Признаться, я изрядно застоялся после Девятнадцатилетней…

Боль тюкала в затылок после каждого их слова. Энтони сильнее сжимал руку Изольды за сгиб локтя, едва ли не держась за женщину. Вежливо кивал. Обещал переговорить позже. Сама мысль о том, чтобы пустить чужаков в кабинет драгун, логово линдворма, их святую святых, казалась дикой. Кощунственной.

— Мессир Аддерли, какая удача, весёлых вам праздников! Вы уже начали формировать новый полк?

Бой в Лавесноре стал трагедией лишь для самих драгун… Вокруг же их гибель никого не смутила. Напротив, снова подогрела интерес к Неистовому линдворму, сделала героями, кумирами. Свыкаться с этим было так же непросто, как с полковничьим горжетом поверх мундира.

— Вне сомнений, полк ваш будет велик, и я решилась доверить вам своих сыновей и племянников. Вот они, пятеро жаждущих славы юношей, разве не чудо? Вы конечно оставите за ними места капитанов?

Холод металла горжета кольнул палец, точно филин и клюнул. Энтони распахнул прозревшие глаза: мать множества сыновей и тётка племянников стояла у него на пути бомбардой, а позади неё канонирами вились жаждущие славы юноши. Не имело смысла, уподобляясь Рональду, бросаться побороть пушку. Энтони удовольствовался обходным манёвром, протащив за собой Изольду, и наконец попал в Танцевальный зал.

Находиться в нём всегда было приятно. Витал здесь уютный дух родовых замков, что ли. Ажурные арки из дуба высились с величием, но не таким, от созерцания которого ноет шея и кружится голова. Паркет из трёх сортов дерева собирался в мозаику. Колонны приманивали взгляд искусной причудливой резьбой. В глубине зала таинственно темнела широкая каменная лестница, ожидающая появления короля. Наконец, вместо приевшихся пошловатых бубенчиков повсюду висели грозди золочёных желудей и гирлянды сухих дубовых листьев.

— Аддерли, железная ты башка! — пробасил Джон Далкетт и привечал начальство хлопком по плечу. На заре их дружбы у Энтони от этого подгибались колени.

— И тебе не хворать. — Сегодня бездарность Аддерли в таких очаровательных солдафонских приветствиях обернулась благом. Далкетта под локоть цепко держала маленькая вёрткая женщина, чьё правое плечо чуть-чуть возвышалось над левым, чей резкий командный голос сделал бы честь сержанту и чья неожиданно красивая улыбка доставалась всем окружающим, но не мужу. Аддерли отвесил ей глубокий светский поклон: — Мессира Далкетт.

— Меня огорчает твой вид, — выпрыгнув из-за спины Далкетта, Хьюго Аргойл обнажил стриженую голову, как перед покойником. — Это мундир тебя ест.

Их поддевки были того толка, когда оставалось лишь с язвительностью улыбаться и закатывать глаза. Энтони так и сделал, на одно мгновение коснувшись горжета, положившего конец дружбе с Рональдом. Вместе с его мундиром Аддерли нацепил его, Оссори, обязанности. А тот ухитрялся быть не только офицером, но и блестящим придворным, незаменимым «кузеном Берни», что взбодрит государя в минуту уныния, утишит в минуту душевной смуты и вообще сядет у подножия трона, выразительно поместив палец на курок драгунского пистолета почтенной длины. Энтони же в дни мира уворачивался от придворной службы как мог, предпочитая вместе с борзыми торить парковые дорожки, разминаться на фехтовальном дворике или, на худой конец, прилечь у камина, приобняв любовницу. Словом, он не чувствовал уверенности, что станет полноценной заменой «кузену Берни» в глазах короля.