— Мессира Кернуолт, вы очаровательны. Не возражаете, если я ненадолго украду нашего возлюбленного Тихоню? — Хьюго отцепил от запястья Энтони руку Изольды и подхватил под локоть Джона. — Мессира Далкетт, вы можете верить мне. Я глаз с Джона не спущу! Уж я прослежу, чтобы наш мятежный Джон не ел острого.

Слушая бубнеж «Эх, подкормил подкаблучников!», оба без сопротивления дали Хьюго увлечь их как можно дальше от промедливших с возражениями дам. Подвернулся слуга с закусками. Хьюго скормил Джону колбаску копчёную, острую и вредную. Энтони польстился на тарталетку с творогом и изюмом, но едва не поперхнулся под нападками Хью:

— Что ты вообще с ней сделал? Открыто ходишь с ней под руку, ну а я готов сам себя вызвать от твоего имени на дуэль — столько раз я увидел эти чудные ножки! Решил поделиться своим богатством с окружающими или просто хвастаешься?

— Это не я. Она сама. — Энтони потрогал горжет и оглянулся на дам, стоящих друг от друга на некотором расстоянии. Супруга Джона недолюбливала Изольду за статус любовницы Энтони. То есть, вообще за статус любовницы. Изольда недолюбливала супругу Джона просто в ответ.

— Кхм! — Хью подкрутил усы. — Я могу ошибаться, но в моём опыте значится: если дама раздевается при тебе на людях, это говорит об одном. Изольда очевидно близка к отчаянию, а ты, Тихоня, не понимаешь намёков, а?

Энтони покосился на других дам. Одетые в соответствии с придворной модой, они оплошали, устроив бой за стояние в первых рядах. Их спутники благоразумно выстроились у окон, почти смешавшись со слугами. Драчуньи пускали в дело локти, плечи и даже ступни. Отвоевав кусок паркета, они победными жестами расправляли юбки, трогали волосы и всё равно косили на наряды соседок завистливым взглядом.

— Зато Изольда не станет таскать мессиру Далкетт за волосы и не одарит короля мышастым подарком. Так что придержал бы язык.

— А может, — продолжал Хьюго вкрадчиво, — тебе не только голову контузило, но и кое-что там, внизу отшибло? Сочувствую!

— Его величество король! — Кругленький церемониймейстер в ливрее с линдвормом Нейдреборнов ударил у подножия лестницы скипетром, поднимая гул.

— Государь-прости-господи, — спасся Аддерли их излюбленной шуточкой. Щёки палило румянцем, а в действительно контуженную голову пробирались мысли о собственной мужской состоятельности, но Аргойлу шустрить у этих границ было нечего.

Лоутеан занимал престол три года, за которые дал довольно поводов презирать себя. Но умения являться подданным красиво у него не отнять. Король спускался с лестницы стремительной мальчишеской походкой, такой далёкой от степенного шествия под руку с королевой Филис. Но золотое шитьё на белом колете свивалось в дубовые листья. Филис сопровождала его повсюду. Джон Далкетт приходился ей родным братом, но выбор сестры не вселил в него родственных чувств к Нейдреборну.

— Ангелок сошёл на землю, — не преминул опошлить возвышенные минуты Аргойл.

— Ага, — буркнул Далкетт. — Сейчас отольёт благодатью.

Не доходя нескольких ступеней, король остановился и начал традиционную речь: в чём в 1526 год от Пришествия Блозианской Девы преуспело королевство, что ему предстоит свершить в 1527, как замечательны подданные, как король дорожит их и любит их, как гордится, что Бог назначил его вести их и опекать. Улыбками, шутками он добавил церемониальной речи лёгкости и живости, не подпустив в неё и намёка на утраты, свои и Блаутура.

Давящий на грудь горжет мешал проникнуться речью, попасть под это внезапное обаяние. Церемония возведения Аддерли в чин полковника Неистовых драгун помнилась фрагментами, неоконченными картинками, невпопад сменяющими одна другую. Голова раскалывалась скорлупками ореха, и к концу церемонии капитаны поддерживали его, чтоб не упал. Преклонение колена, король с драгунской саблей, не идущей ему и будто украденной у Кэдогана, прикосновение плашмя клинком к плечу. Пересохшие губы молвят клятву служить, в ушах же захлёбывается воем рональдов рог, краснеет под веками лавеснорский закат. Подниматься полковнику над тридцатью драгунами и почти тысячей мертвецов король помогал лично. От надетого им горжета разило холодом, как и от самого Нейдреборна. Ни сожалений об участи «кузена Берни», ни радости от назначения преемника. Лоутеан Нейдреборн не отпускал в небо крылатого линдворма, охваченный жаждой покорять небеса, что у каждого свои. Всего-навсего собирал новое военное образование взамен утраченного. Можно сказать, приказ подписывал.

Аплодисменты возвестили о конце церемониальной речи. Пришло время отвечать на любовь короля верноподданническими дарами. На четвёртый год присутствия при всём этом Аддерли дозрел до мысли, что это самая скучная часть праздника. Церемонимейстер выкрикивал фамилию дарителя. Даритель подходил к королю и глубоко кланялся, называя свой подарок, тогда как его слуга клал его к монаршим ступням. Король дарил благосклонный кивок, подарок уносили слуги в ливреях с линдвормом.

Первой мыши, от баронессы Далкетт, Нейдреборн искренне обрадовался. Второй, от престарелого канцлера Тобуолта, улыбнулся с удивлением. После десятой мыши ему принесли кресло со спинкой в форме дубового листка, и Лоутеан уже оттуда наблюдал за этим действом. Не улыбаясь. Аддерли сделалось неуютно. Дипломатическая отцовская жилка — граф Аддерли служил послом Блаутура в Равюннской империи — вовсю выбивала опасность фарса, дурного розыгрыша… Послы — Равю́нна, Блицард, Монжуа, Ро́кус, Вольпефо́рре, и Коллу́мские острова — к чести своей не пали его жертвами и преподнесли дары, приличествующие статусам их стран.

Но мыши от подданных не заканчивались. Королевские слуги торопились унести из Танцевального зала пищащие и копошащиеся подношения. Друзья притихли, неслышно подкралась Изольда и обвила обеими руками руку Энтони. Двадцатого и двадцать первого дарителя Нейдреборн смотрел почти с угрозой, рассерженный до пульсации вен на лбу.

И вдруг под шёпот пересудов перед ним предстал генерал Блаутурской армии Изидор Роксбур. Что уж там, душка Изи, как его прозвали драгуны, шествовал к трону, держась по меньшей мере ближайшим родственником короля. Весь в бархате и рубинах, статный мужчина не смотрел ни на кого, кроме Лоутеана. На губах лежала лёгкая усмешка, глаза прищурены, как от яркого света, в первых залысинах отражался блеск свечей, красные сапоги, подражая хозяину, наслаждались чувством собственной значимости. Кузен Изи, звучит? На языке завертелось сравнение с гусем о красных лапах. Всё правильно, ненавистные Аддерли птицы во многом походили на ненавистного генерала. И те, и другие шипели ему в лицо, лопались от самоуверенности и выходили победителями.

Гаденькая улыбочка, с которой Роксбур прошествовал мимо строя драгун, лишний раз напомнила о том, как, так же ощерив желтоватые зубы, генерал смеялся в лицо Рональду. Нет, Энтони не забыл и не простил отобранной у драгун победы, запрета преследовать бежавших из Лавеснорского ущелья побитых эскарлотцев. Но за время болезни и уединения он понял простую истину: реванш они всегда взять сумеют. Военная кампания ушла на зимовку, это не конец, весной драгуны наверстают упущенное: не только выдернут воронам хвосты, но и обломят крылья. Нужно только восстановить полк, и тогда Лавеснор будет отомщён, да так, что и он станет славной победой.

— Роксбур? — Нейдреборн подался вперёд в своём кресле, схватившись за подлокотник, точно за эфес. Милостью здесь и не пахло…

— Ваше величество, — Роксбур ограничился одним кивком, как одолжение сделал. Лоутеан, конечно, мышь и не самый достойный представитель монаршей породы, но Энтони невольно сжал рукоять сабли. Охнула Изольда, неуклюже, щекотнув краем юбки, шагнула ему за спину.

— Я здесь не ждал вас. — Лоутеан прислонился обратно к спинке, отвернул голову в сторону.

— Ну, разумеется, меня ведь не пригласили. — Роксбур расправил манжеты, точно разговор с королём был делом неслыханно скучным и незначительным.

Рядом засопел Джон. Энтони оглянулся на друга: тот тоже сжимал рукоять. Ещё немного, и генералишко напросится на разговор в приятной драгунской компании…

— Как держится, будто ему не отвесили пинок под…

— Джон-Джон, хвост, под хвост, — Хьюго усмехнулся в усы. — Смотри, как хвост распушил, общипанная пташка.

— Гуси не пушат хвосты, они шипят и гогочут… О чём вы оба?

— Вот так люди и выпадают из жизни… Ты слишком расхворался, Тихоня! — Аргойл ткнул его локтём в бок, кивнул на Роксбура, уже не пряча торжествующей улыбки.

— Лотти его разжаловал из генералов, потом немного подумал, сверился с книжками и отобрал шпоры рыцаря, — пояснил Далкетт.

— Да что ты? А Изольда молчала! А что поставил в вину? — Полковник драгунского полка улыбнулся, за что бы бывший генерал не получил монарший пинок, он того явно заслуживал.

— Тихоня, тебе Лавеснор последние мозги вышиб? Эта тварь оставила наш полк гибнуть!

Энтони зашипел на забывшего о шёпоте друга:

— Он отдал приказ на разведку, Рональд ввязался в бой самовольно…

Тем временем король наконец удостоил опального графа Роксбура ответом, и Аддерли на время оставил Аргойла в покое. Господи, да Аддерли желал, чтобы его король вышел достойно из этой разгорающейся словесной баталии!

— И что у вас там? — под нервный смешок Нейдреборн практически спрыгнул с кресла. — Ну конечно же мышь?

— К сожалению, нет, — Роксбур почесал бровь. — Видите ли, ваши приближённые переловили всех мышей в округе — коты голодают. Поэтому, — щёлкнули пальцы, и слуга в голубо-красной ливрее приблизился с домиком, весьма напоминавшим контурами Элисийский дворец, — я принёс вам в дар вот это.

Пользуясь паузой, пока слуга вслепую вылавливал подарочек, Энтони ещё разок залез однополчанину под кожу:

— Что это, Аргойл, ты за решение Мышиного хвостика?

— Я против Роксбура, филин ты заспавшийся, — процедил Аргойл.