— Руки мои мне не служат, — оправдал себя Цапля. — И когда над моей головой сгустятся тучи, руки спасут её.

— Это как же?

— Ита предаст — его подопечных не станет. Нет их — нет преступления. — Подонок! Да ему с такими глазами действительно только младенцев резать.

— Так уж и убьёшь? — усомнился сударь Громила. — В обход приказа герцога?

— Предательство отменяет любые приказы.

— Это наследный принц.

— Уже нет. Это всего-навсего беззащитный мальчик.

— А женщина? — решительно, Громила сама куртуазность.

— Что «женщина»? — не понял Цапля.

— Она вообще случайно в это ввязалась…

— И именно по её вине, — встрял Ангелочек, — изначальный план Ита полетел к Отверженному. Ну, и рогам его.

— Но её нельзя убивать, — упрямился сударь Громила.

— Почему это? — изумился белокурый.

— Она красивая.

Хенрику передёрнуло. Впрочем, бугай мог и не иметь задних мыслей.

— Короля тоже нельзя было убивать, — гнусаво запричитал ангеломудренный висельник. — Ибо полагается за сие кара Божья. Но Клюв всё ещё жив. Амис, мои отпетые грешники.

— Пока что жив, — клекотнул Цапля.

— Если вы двое сейчас не заткнётесь, — не выдержал сударь Громила, — я перережу глотки всем и скажу герцогу, что так и было. Доедем до города, там будут новости. Будем ждать. И убери свой кинжал, Вестник. Королевская кровь дорого обходится простым смертным, нельзя лить её неосмотрительно. Ждём.

В ответ ругнулись.

— Ждём, я сказал.

Замолчали… Хенрика поняла, что прижимает к себе племянника. Тот вцепился ей в руку, которой она стискивала стилет. И когда вынула? Он был куплен в той же гостинице у проходимца с глазами идеального «несчастненького». Куплен по наитию.

Гарсиласо вскинул к тётке взгляд.

— Папа умер… Дон Мигель его… — Племянник зажал себе рот, глаза блестели слезами.

Хенрика крепче обняла мальчика, саму её забил озноб. Не скоро забудется, как Франциско придавил её — огромный, тяжёлый и мёртвый. Как она хотела закричать, но крик не рождался. Как, цепенея от ужаса, пыталась выбраться из-под монаршей туши, но сил хватило только скинуть его ручищу у себя с живота. Слабая, маленькая королева. Но сейчас нужно быть сильной. Куда сильнее, чем в дни, когда король-отец и дядя пали в бою, и над страной простёрлась тень от крыл линдворма-победителя. Линдворм мог быть снисходителен к жертвенной деве, мог полюбить её. Но к похитительнице принца, к королеве-беглянке никто не проявит сострадания. Ни висельники Мигеля ви Ита, ни её кузен, из слизня сделавшийся зверем, пасынком Изорга. Нужно быть очень сильной.

— Тише, молчи… Тише… Закрой глазки.

— Что теперь будет? — сдавленный шёпот. — Они убьют нас…

— Нет. Я не позволю.

— Канцлер ви Ита на стороне Райнеро, он избавился от меня, он убил папу… А кто второй? Донна Морено? — Гарсиласо снова прикрыл ладошкой рот, укусил палец. Всё верно, не время для слёз.

— Не думай об этом. Быть может, они ничего не знают или знают неправду. Мы живы. Тише, Салисьо. Я тебя не оставлю.

— Вы знали о его планах.

— Нет. Он только просил спасти тебя от брата.

Гарсиласо утёр слёзы, судорожно вздохнул и снова прикусил большой палец.

— Не думай ни о чём, — Хенрика была готова смозолить язык, повторяя это. — Мы всё узнаем позже. Мы тоже будем ждать. Не показывай висельникам, что боишься, понял? И не отходи от меня.

— Хорошо, — поклялся племянник.

— А сейчас закрой глазки. Не думай, забудь. Ты жив, пока я рядом.

— Но тётушка, они хотят вас убить… — Он зажмурился.

— Они не знают, на кого скалятся. — Хенрика расправила плащ, укрыла им племянника.

Через щель между шторами блеснул огнём факел. Один из висельников вернулся на своё место. Кровь королей действительно обходится дорого. Яльте взимали с обидчиков непомерную плату.

Глава 35

Блицард

Хильма

1

Музыканты на дощатом возвышении заиграли аллеманде. Первым закричал тромбон, за ним вполз гобой и подоспел тамбурин. Гости короля Лауритса выстроились в две колонны, поделившись на кавалеров и дам. В почтительной молчаливости они ожидали хозяина бала. Со службы по Диане Яльте минуло несколько дней, но придворная мода уже претерпевала изменения: мужчины выдернули из волос украшения, а женщины углубили вырезы на платьях. И при этом их наряды сияли, как самоцветы в горсти горных карлов. Райнеро Рекенья-и-Яльте на секунду почувствовал себя не к месту, с ног до головы одетый в излюбленное чёрное, пусть даже это чёрное было блицардской модой. К тому же он промедлил и остался без пары, но по здравом размышлении особой печали в том не увидел. Его Ангел всё равно не могла бы станцевать с ним сейчас.

Взяв у слуги кубок с «гарпиевой» чеканкой, Райнеро покрутился близ одиноких девиц, которых бы в Эскарлоте непременно стерегли драконоподобные дуэньи. Бледнолицые, с выпирающими ключицами и жижицей белесых волос, девы казались и в половину не так хороши собой, как попрыгунья из «Козлячьей горы». Напоминали чахоточных. Поднеси к губам платок — и на нём останется багровая капелька. Райнеро передёрнуло. Он торопливо пригубил из кубка, гася призрачную соль крови красным вином с привкусом кахивы, яблока и имбиря. Кроме как чахоточным, партнёров не досталось престарелым кокеткам. Они игрались с вуалями поверх своих морщинистых рожиц, абсолютно не желая брать пример с матушки короля, княгини Я́норе и И́зенборг. Эта особа чинно сидела в походившем на трон кресле. Цвета ядовитой зелени эннин на её голове почти подцеплял балдахин кончиками рогов. Райнеро не застал ни одну из своих бабушек, это была первой и, оказывается, он видел её раньше. В книжках с картинками, изображавших дам западного Полукруга. Предположительно, блаутурок или монжуа начала 15 века. Изредка она поворачивала плоское, на удивление гладкое лицо с ниточками бровей к дверям, распахнутым в ожидании Лауритса Яльте, и, казалось, собиралась погрозить пальцем. Вокруг неё выстроилась небольшая свита. Свитские рядились в одежду поновее и поярче, но держались так же отстранённо, с превосходством, поглядывая на двери вслед за бабушкой. Опоздание короля — это в некотором роде скандал, говорили они своим видом. Сколько бы Райнеро ни высматривал, молоденьких красоток среди свитских не обнаружил, и поклонился издали лично княгине. Та с благосклонностью моргнула ему блёклыми ресницами. Честное слово, Райнеро бы из проказливости добился танца с ней, немедля, в обход её опаздывающего отпрыска. Но в углу, у стола с закусками, раздался взрыв хохота, тут же заглушённый стыдливым покашливанием. Тридцать, почти сорок «барсят», офицерский состав, что вместе с королём прошёл Мирокану! Парой дней ранее Райнеро с огромным интересом следил за солдатами на галерее барбакана, выпить сейчас с офицерами бы вовсе почёл за честь. Однако опоздал, замер на полпути, опалённый досадой.

Музыка зазвучала пронзительней, «барсята» как по команде развернулись к дверям и коснулись рукоятей сабель, а затем груди. Райнеро же склонился как можно ниже. Войдя в зал под руку с Ангелом, король тотчас повёл её в величавом танце по широкому проходу между колонной кавалеров и колонной дам. Лауритс Яльте и Юлиана форн Боон открывали этот бал королём и королевой. У Райнеро свело челюсти. Гнев начал пожирать его изнутри. В груди даже немного засаднило от озлобленных, жадных укусов.

Не помня, как избавился от кубка, он последовал за «королевской парой», ступая по узкой дощечке соснового пола — между белой стеной и спинами тех, кто не танцевал, но приобщался к этому действу комментариями. О ноябре и мае. О барсе и лани. О мужестве и нежности. Сегодня король выглядел по-светски. Насколько это вообще возможно при здешних расхлябанных фасонах и серой с синим замше, которая затрётся и потускнеет, если придворные полезут к нему с объятиями и хлопками по широким плечам. Юлиана же… Оказывается, можно слепнуть, глядя на розу. На багряную розу.

Райнеро запустил руку в кошель у пояса, поплутав, впрочем, в складках непривычно широких штанов. В кошеле он хранил милостыню от Ангела и бумажный прямоугольник — приглашение на имя Рагнара Агне, подписанное её рукой. Во что бы то ни стало следовало добавить к ним лепесток розы с краёв юбок Ангела.

Юлиана вообще чудилась духом позднего лета, который облюбовал себе царство серебряных колокольцев и зимней хвои.

Резные балки под потолком были украшены волнами хвойных лап вперемешку с гирляндами из колокольчиков и ярких лент. Всё это новогоднее великолепие отвлекало взгляд от трёх свечных люстр, отлитых в форме крылатого, свивающегося в десятки колец змея. Мама рассказывала, как наследный принц Блаутура умыкнул невесту у Лауритса, в ту пору — только князя Изенборг и Яноре. Ну что за насмешка. Племянник и дядюшка совсем не знакомы, но так похожи, что выбрали одну и ту же женщину. И на сей раз победителем, змеем вышел Лауритс. Племяннику же, видимо, надлежало сходить в Пески, подчинить себе оставшиеся земли и возвратиться, чтобы гордо примкнуть к стае «барсят». Они наблюдали за танцем своего короля, а женщины из «танцевальной» колонны наблюдали за ними.

Веселей прежнего запели гобой и тромбон, участился стук тамбурина. Лауритс Яльте довёл Юлиану форн Боон до круглого витражного окна, куда непрошенным гостем стучался снег, и изнуряюще долго, почти вечность они делали шаги вперёд, в стороны, назад, смыкали и — с неохотой — размыкали руки. Он улыбался почему-то в усы, она не поднимала глаз, словно удерживаемых долу тяжёлыми, густыми ресницами. Райнеро стиснул складки на штанах. Закусил губу. Пустил взгляд как можно дальше от них, затаённо счастливых. Влюблённых. Его бы отвлекло внимание дам, ожидавших минуты, когда можно будет вступить в танец. Но ни одна на него не взглянула. Это было странно. Неправильно. Раньше он никогда не оставался без заигрывающего девичьего взгляда, нечаянного прикосновения, томного вздоха у шеи. Рагнар Агне, провинциальчик, «несчастненький», он не представлял интереса. Ни для женщин — похоже, блицардская мода скрывала его достоинства. Ни для «барсят» — его военный опыт так жалок, что они не учуют в нём даже сносного собеседника. Ни даже для посланников и послов — принц Рекенья или мёртв, или сидит под замком где-нибудь в башне св. Эухении.