Сглотнув комок — сожаления ли? гнева? — Райнеро двинулся назад. Король и Ангел проделали поворот на месте и продолжили танец в обратном направлении. Близилась минута, в которую племянник будет представлен дядюшке. Юлиана форн Боон, конечно, ангел, а среди теоретиков дипломатии нынче бытует мнение, что именно ангелы и были первыми дипломатами, посланниками между землёй и небесами. Но его посланник, его Ангел видит принца Рекенья-и-Яльте провинциальчиком, Рагнаром Агне. Странная пустота поглотила его сердце. Сейчас не назвать его огненным. Почует ли один Яльте другого Яльте? Поверит ли один Яльте другому Яльте?

Райнеро покосился на дядюшку. Мама заговаривала о нём нечасто. Тренировал певчих птиц, выращивал цветы и овощи, пропадал на фермах у арендаторов. А потом вдруг принял из рук королевы Хенрики меч Рагнара и ушёл в Святой поход по землям Восточной петли, где заболел войной. Так вот, в чём зацепка?… Пустота ушла из груди. Занялось огнём сердце.

Райнеро поощрил себя довольной улыбкой, которая тут же исчезла. Лауритс Яльте игриво оскалился прямо в личико Юлианы форн Боон и обеими руками схватил её за зад. Райнеро ожгло внутри гневом, гнев забился даже в кончиках пальцев. Танец оборвался. Райнеро сдавил рукоять змеистого кинжала в ножнах, тот скучает в них слишком уж долго. Юлиана осталась к нему спиной, но как не понять её испуга — по жилке, затрепетавшей на обнажённой шее. Всё ещё скалясь, одичавший Яльте продолжал свое грязное дело, и лепестки юбок не были ему помехой. Не будь он королём, родичем, не будь он так нужен, Райнеро бы бросился на него. Изрезал бы руки, посягнувшие на святость Ангела. Изрезал бы так, чтобы кровь заливала лепестки юбок. Всё равно её не различить на багрянце!

Танец возобновился. Дядюшка вернул свои руки на место, то есть взял в них руки Ангела, на лице же изобразил удивление пополам с раскаянием. Пара сделала поворот: Юлиана, побледневшая, держала глаза опущенными, но у неё нервно подрагивал уголок губ. Райнеро выпустил рукоять. Углядел краем глаза, как, оскорблённая, выплывает из зала старая княгиня, и две придворные дамы несут подол её ядовито-зелёного платья. Придворные проявили к королю больше снисхождения, чем родная матушка, и притворились, что ничего не случилось. Ну, шалит его милость, чуток одичал там в Песках…

Музыка смолкла. Король глубоко поклонился, Ангел сложила юбки в реверансе, и они разошлись по разным колоннам. Райнеро из середины поспешил к началу дамского «построения», рассчитывая выкрасть Юлиану хотя бы из танца. Музыканты заиграли нечто незнакомое, весёлое и дикое. Колонны расстроились. Танцующие сбились в парочки и закружились по залу, не соблюдая в плясе никакого рисунка. Райнеро ощутил себя ещё большим чужаком и увальнем, чем тогда, в «Козлячьей горе». Его встряхнуло от испуга. Вдруг он не найдёт своей розы в горстях самоцветов, ведь он уже упустил её из виду!

— А, вот вы где, «несчастненький»! — Юлиана непостижимым образом выпорхнула у Райнеро из-за спины. Подняв его руку, положила в неё свою и увлекла его в танец.

— А вы сегодня роза. — Сердце затрепыхалось, дыхание стало прерывистым, тепло прилило к щекам.

Танец не поддавался ему, но это и не имело значения. Его Ангел была здесь, с ним. На её губах дрожала нервная улыбка, голос звенел от волнения, но её рука лежала в его руке спокойно, доверчиво. Да, той ночью в охотничьем домике он не предал её благодати.

— Ангелы… Розы… Для андрийца вы слишком часто используете образы из Святого Писания.

— Я очень странный андриец, а отец мой славится своим благочестием.

Юлиана замерла, вытянув в сторону ножку в туфле, покрытой мелкими живыми розами. Что было толку добывать ей зимой цветы, если потом ты прилюдно унизил её, а, дядюшка? Вздохом побором гнев, Райнеро подсмотрел за соседом-«барсом» и неуверенно перекрестил ноги. Судя по всему, требовалось описать вокруг партнёрши пять быстрых кругов, держа ноги перекрещенными и ударяя одной об другую…

— Он был в Сегне, ваш папенька, — обронила Юлиана, и Райнеро едва не запнулся о собственный сапог. — Буквально на днях. Наверное, попал в число счастливцев, которым наш сенешаль показывает избранные местечки. За умеренную плату, конечно же.

Ага! Папочка, как бы сына ни проучивал, всё же замолвил о нём словечко. Теперь только и остаётся, что подкрепить его слова делом. Агне-младший спит и видит, как стать своим в стае «барсят» Яноре, а уж коль скоро его милость соизволит, Агне-младший откроет свой маленький секрет… А там, как знать, не захочет ли дядюшка лично побаловаться набором армии, что вернёт трон его дорогому племяннику? Яльте, сражающиеся спина к спине. Было в этом что-то исключительно верное.

— Вы просто ужасный андриец, — припечатала Юлиана, как только он завершил свои пять кругов позора. — Именно андрийцы первыми переняли этот танец от молоденьких Яльте — Рагнара и Раварты, если вы и это запамятовали. У вас, что, в довесок ко всему прочему началось отречение от рагнарова наследства? Вы, верно, слыхом не слыхивали, как Яльте справляли Новый год до того, как стихия изгнала их на Полукруг.

— Слыхом не слыхивал, — покивал Райнеро.

Дальше танец потребовал от них отойти друг от друга на вытянутую руку, полуприсесть, направляя колени в разные стороны, выпрямиться и наконец шагнуть навстречу, соединяя ладони. Ну, хоть что-то знакомое.

— На Тикте Новый год наступал 21 декабря, да и месяц этот там звался иначе. — С полуприкрытыми глазками и вскинутым носиком, хранительница обычаев и тайн Яльте из Юлианы выходила столь же прелестная, сколь патронесса «несчастненьких». И Райнеро снова позволил Юлиане повести его как бычка, за кольцо в носу, видеть в нём провинциальчика, едва ли не дурочка. Сын принцессы Яльте, скучающей по своей стране, он с малолетства знал обо всех обрядах Тикты и слушал мамины рассказы каждый раз как первый. Лишь бы видеть её улыбку, как сейчас — Юлианы. Собравшись семьями в доме главы рода, тиктийцы лили в серебряную чашу жертвенную кровь волка, по очереди старшинства окунали в неё руки и оставляли алые следы на снегу. Ветер заметал их, и считалось, снег накормлен, бог зимы Фрозрик весь грядущий год будет милостив к ним.

— Да будет вам известно, «несчастненький», что Фрозрик приходится старшим братом Изоргу, столь почитаемому его милостью. А метели разражаются от того, что Фрозрик дерётся с Изоргом.

— И как же узнавали, кто одержал в схватке верх?

Ну, Хранительница, что ты сочинишь для «несчастненького», раз уж боги не дали людям на этот вопрос ответа?

— Узнавали легко, да слишком поздно. — Юлиана вздохнула, отчего пришли в волнение полукружья грудей над неподобающим ангелам вырезам. Наверное, впервые в жизни Райнеро, судорожно вздохнув, отвёл взгляд. После выходки одичавшего Лауритса её оскорбит, спугнёт такое внимание. — При победе Фрозрика война, если она велась, заканчивалась в начале года, а новая не начиналась. При победе Изорга война продолжалась ещё более кровавая, чем в ушедшем году, или же начиналась в считанные недели года наступившего.

— Тогда, — усмехаясь, Райнеро поклонился снегопаду в окне за спиной Юлианы, — поддержим Фрозрика молитвами поледянее.

— После танцев, до трапезы, мы все выйдем на балкон и плеснём в снег красного вина из серебряных кубков. — Юлиана взглянула исподлобья, взглянула наставником, недовольным глупостью подопечного. — А слуги поведут борьбу против господского расточительства, подставив тазы и вёдра под льющееся винцо.

Между тем танец приготовил лжеандрийцу новое испытание. Все положили руки друг другу на плечи, позволяя лбам почти сталкиваться, и начали делать галопирующие шаги: вправо, вперед, влево, назад.

Райнеро коснулся крыльев ангела, хрупких и трепетных, и крылья эти словно обняли их обоих. Во рту пересохло. Он боялся дышать глубоко, никуда не годилось, чтобы Юлиана чувствовала его дыхание. И всё равно слышал своё взволнованное — ну чем не бычье — сопение. Это бесило до комков в глотке, до жжения в груди. Она подумает, он безудержное животное… Кто поверит, что Райнеро Рекенья-и-Яльте разволновался так, словно впервые дотронулся до женщины.

Краем глаза он уловил медовый, нет, золотой блеск. Так и не дерзнув тюкнуться своим дурным лбом в ясный лоб Юлианы, понадеявшись выгадать немного времени и разобраться с волнением, Райнеро обернулся на соседнюю пару. Его милость Лауритс Яльте вёл в танце блондинку в золотистом платье. Улыбаясь, он слегка наклонял к ней голову, и дело было не в трепете — женщина едва доставала ему до плеча и умилительно тянула вверх руки. Должно быть, и лицо у неё очень милое, иначе чего этот дикарь глядится в него с такой теплотой?

— Рррагнар Агне! — Пахнущие розами пальцы схватили его за подбородок и, надавливая на ямочку, повернули обратно. Из глаз Юлианы смотрела бездна, опасно близкая, непроглядная, ведь солнце угасло на дне. — Это золото принадлежит графу Оссори, медведю с дыханием линдворма. Король в эту минуту тоже выбрал золото. А ты? Ты, «несчастненький»? Чужое золото или всеми обиженная, забытая роза?

Это было исключительное мгновение для поцелуя. Но дикарская выходка дядюшки сделала его невозможным. Уняв досаду быстрым вздохом, Райнеро отнял от подбородка пальчики Юлианы и поцеловал ноготки. Из глубин бездны взошло солнце.

— Кому нужен металл, когда рядом цветёт роза? — Райнеро не желал отпускать её, делить даже с мужем, мокрым местом, которого здесь и нет.

Райнеро взял Юлиану за талию. Ангел стал женщиной, такой земной, такой желанной.

Высоко поднял Юлиану, и удерживать её оказалось невероятно легко. Но он не может так просто заполучить её. А главное, не хочет так просто. Только если добьётся ответной любви. Проворно и резко повернул Юлиану в воздухе и опустил наземь, не выпуская из рук талии. Она ахнула, а потом засмеялась, нет, загоготала. Этот гогот сочли бы непристойным во всех дворцах мира. Ну и тупицы.