Кажется, то, что отразилось на лице камня по имени Грегеш Раппольтейн, можно было счесть удивлением. Он проводил глазами своего короля, вышедшего в другие двери, и уставился на Берни. От его внимания делалось тоскливо. Берни взял у каменюки свой кубок и с донышка вылакал ежевичницу. Поверх кубка Берни пробежался взглядом по рядам танцующих, но порочного золота не увидел.

Глава 36

Блицард

Эмериский тракт

1

Тётушка называла слуг канцлера Эскарлоты Громилой, Цаплей и Ангелочком, Гарсиласо же дал им иное имя — головорезы. Трое головорезов, а Донмигель их предводитель. Снова и снова Гарсиласо вспоминал последний раз, когда видел его, вспоминал каждое слово любимого воспитателя, друга, но отыскать во взглядах и словах хотя бы намёк на предательство не получалось. Как Мигель ви Ита мог так поступить? С отцом, с Гарсиласо? Он был верен Райнеро, тогда и сейчас, всегда, вот и всё. Никчёмного младшего принца не убила Розамунда Морено, но убил бы канцлер, не вмешайся тётушка. Эта истина была страшной, от неё холодели ладони и сжимало слезами горло, но её приходилось принять.

— О чём думает мой мальчик?

Гарсиласо позволил тётушке погладить его по голове, не отстранился, когда она поцеловала в макушку. Как никогда ему хотелось сжаться на этом подоконнике в комочек, с головой укутаться в одеяло и смотреть в снежную даль, позволяя мыслям клубиться, жалить, но расставлять такие сложные вещи по местам. Но Хенрика же хотела обнимать племянника, называть его ласковыми словами и шептать на ухо всякий вздор о том, что всё будет хорошо. Он сам виноват, расплакался от испуга в карете, уснул у неё на руках… Ласка была непривычна, чужда, и сейчас её было так много, что от неё хотелось спрятаться.

— Я думаю о дороге. Мы скоро уедем? — соврал Гарсиласо. Не отвечать же тёте, что он рассуждает, где и как Донмигель убил бы его. А может и не он сам, скорее всего, он бы поручил такое важное дело своим головорезам. Гарсиласо плотнее прижал колени к груди, провёл рукой по холодному, запотевшему стеклу. Маленькое окно пропускало сквозняк, он чувствовал его, когда подносил ладонь к раме.

— Скоро, родной, — тётушка обняла его за плечи, прижала к себе.

— Они же ждут распоряжений Донмигеля, да? — Гарсиласо вскинул голову, посмотрел на тётушку. Она вздохнула, положила подбородок ему на голову, начала тихонько покачивать.

— Я не знаю, Салисьо. Но даже если это так, ты не должен бояться, помнишь? Яльте обращают мечи врагов против них.

— Помню… — с языка рвались вопросы, но задавать их не было смысла. Как они будут защищаться? И будут ли? Как убегут? И когда? Хенрика не отвечала на эти вопросы, Гарсиласо видел, как ей сложно что-то говорить ему на это. Они просто чего-то ждали. Чего? Эта гостиница держала их у себя уже два дня, за это время Гарсиласо изучил их с тётушкой комнату так, что знал, какие половицы скрипят, как долго горит без новых дров очаг и сколько гвоздей вбито в дно сундука, чтобы постояльцы его не двигали.

Он ткнулся замёрзшим носов в складки одеяла, тётушка перехватила его руку, сжала в своих руках. У неё белая как снег кожа, тонкие, хрупкие пальцы, узкие ладони. Ручки куклы, которую хранил у себя Райнеро. Руки Гарсиласо меньше тётушкиных, но смуглее, солнце ещё не оставило его кожу.

— Ты замёрз. Идём, укутаю тебя в свой плащ. — Хенрика потянула его за руку, пришлось спрыгнуть с подоконника.

— Нет, не нужно, у меня есть свой.

— Мой больше и теплее! Видишь, какой мех? — Тётушка засмеялась, взяла свой плащ с сундука, погладила почти белый, с жёлтыми подпалами, волчий мех.

— Это плащ госпожи Дианы… — Гарсиласо отвёл взгляд. Следовало молчать и позволить Хенрике делать то, что она хочет, но Гарсиласо не смог себя пересилить.

— Я знаю, и моя сестрица ни за что не позволила бы замёрзнуть своему маленькому сыну.

— Этот плащ не для этого, он… для историй, наверное. — Хенрика вопросительно подняла брови, Гарсиласо пожал плечами. — В него кутали Райнеро и рассказывали истории. Госпожа Диана рассказывала. Она бы пришла в гнев, узнай, что я занял место Райнеро.

— Госпожа Хенрика придёт в гнев, если ты захлюпаешь носом! — На плечи и голову обрушилась меховая тяжесть, Гарсиласо зажмурился, закрыл лицо руками, но тётушка уже застегнула плащ у него под горлом, накинула на голову капюшон. Полы плаща стелились по полу.

— А знаешь, на кого ты сейчас похож?

Гарсиласо помотал головой. Тётушка взяла его за руки, отняла их от лица, заглянула ему в глаза. Она улыбнулась и озорно подмигнула.

— На принца, которого похитили льдяноклыки.

— Кто? — Гарсиласо забыл недовольство. Сказки всегда были его слабостью, особенно те, что мама рассказывала Райнеро, потому что Гарсиласо бы никогда их от неё не услышал.

— Льдяноклыки. Духи севера, которые оборачивались волками с длинными ледяными клыками и белой шерстью. — Хенрика смешно оскалилась, щёлкнула зубами, Гарсиласо не удержался, хихикнул. — Они рыщут зимой по свету в поисках детей, которых они утянут к себе, чтобы они стали им волчатами. Если они поймают ребёнка, то вырывают его сердце, вставляют на его место льдинку, и ребёнок становится таким же, как они.

— Но он умрёт.

— Станет духом, ледяным, злым духом. Он будет носиться в метели и горько выть по своей семье. Поэтому в метель нельзя гулять одному. В метели прячутся льдяноклыки. — Хенрика щёлкнула Гарсиласо по носу, он вздрогнул, посмотрел за окно. Сгущался вечер, в окно бились мелкие, лёгкие снежинки. Немного вглядеться, и в темноте блеснут инеем волчьи фигуры. Скоро придётся закрыть ставни.

— А что случилось с тем принцем? — прошептал Гарсиласо.

— Ооо, — Хенрика взяла его за руки, утянула на середину комнаты. — Он оказался хитрее ледяных волков. Когда метель поймала его в ледяные оковы, когда он почувствовал, как ледяные зубы касаются его груди, он закружился вместе со снежным вихрем! — Не отпуская рук Гарсиласо, тётушка пустилась по комнате в странном плясе. Ноги путались и петляли, Гарсиласо неуклюже семенил, увлекаемый танцем диким и быстрым, как порыв ветра, метели. У него захватило дух, казалось, вокруг них правда воет снежный вихрь, воет голосами похищенных детей. — Он укутался в свой волчий плащ, так что волки видели только белый мех, такой же, как у них! А потом он завыл, так сильно и жалобно, как только мог. Его закружило всё быстрее, быстрее, принц совсем выбился из сил! И тогда… раз! — Гарсиласо, чуть не упав, оказался в объятиях тётушки. Она тяжело дышала, крепко прижимала его к себе и улыбалась. — Метель отпустила его. Вой принца услышала его мама, королева, она поймала сына и держала вот так, крепко-крепко.

Голова кружилась, Гарсиласо крепко обнял тётушку. В плаще стало даже жарко, но скидывать его, сказку, не хотелось. Принц спасся, прямо как Гарсиласо от убийц, его услышала, увезла тётушка. Но кто спасёт их с Хенрикой от льдяноклыков Донмигеля? Кто услышит, вырвет из страшной метели, защитит? В Блицарде был тот, кто оставался королём и дядюшкой Гарсиласо…

— Тётушка! Я знаю, кто нас с тобой защитит от этих… — Гарсиласо кивнул на дверь, за которой караулили головорезы. — Льдяноклыков.

— Кто же, родной? — Хенрика приподняла его подбородок, заглянула в лицо. Её глаза были светлее, чем у мамы, голубые, а не синие, и смотрели они с небывалой добротой.

— Дядюшка Лауритс.

Хенрика изменилась в лице: улыбка исчезла, глаза моргнули, лоб наморщился. Она отпустила подбородок Гарсиласо.

— Нет, славненький.

— Почему?

— Он плохой человек. — Голос Хенрики дрогнул. Гарсиласо удивлённо смотрел на тётушку, а она отстранилась от него, чем-то испуганная.

— Плохой? Но тётушка, он же мой дядя! Если мы попросим помощи, он не откажет, к тому же мы в его стране.

— Нет.

— Ты не хочешь попросить его? Я мог бы…

— Я сказала нет! — Хенрика обхватила себя за талию, отвернулась.

Гарсиласо замолчал, тётушка вела себя странно, и это больше пугало, чем удивляло. Он расстегнул плащ, немного помедлив, осмелился подойти к ней со спины и накинуть плащ её на плечи. Хенрика дёрнулась, порывисто обернулась, прижала Гарсиласо к себе.

— Король Лауритс не желает добра ни тебе, ни мне. Он отправит тебя в Эскарлоту, к смерти, а меня прикуёт к себе на веки.

— Но почему? Мы не сделали ему ничего плохого.

— Я отказала ему в просьбе выйти за него замуж. Он Яльте, Яльте не прощают.

— Тётушка…

— Тшшш, — Хенрика опустилась перед ним на колени, заглянула в глаза. Плащ обнимал её плечи снежной мантией. — Салисьо, я защищу нас. Веришь? Я смогу. А о дядюшке помни одно: на войне он вырвал себе сердце, совсем как льдяноклыки, только вместо льдинки там теперь раскалённый песок Восточной петли. Он забыл любовь и жалость, сейчас им движут только алчность и месть.

Сон, полный страсти, тоски, оборвался. От неутолённого желания сделалось зябко и свело судорогой пальцы, сминавшие тесёмочный край одеяла. Ах, дожила. Скучает по «несчастненькому», Игнасу Фоссу, которого сама же от себя отлучила. Хенрика с сожалением открыла глаза. Над ней кто-то склонялся. Наверное, стоило бы испугаться, но у гостя были такие красивые волосы — длинные и волнистые, и такая бородка, похожая на округлый островок иголочек на подбородке, а уж усы! Так и хотелось подвить их за концы проказливым движением пальца. Хенрика улыбнулась старому знакомому. Игнас первым не вынес разлуки. Пожалуй, королева даже не станет журить его за задержку отчёта из Анатомического театра…

— Хенни, это же я! Узнала?

Хенрика резко села. Нет, нет, нет. Натянув одеяло по грудь, отползла назад, через подушку, и вжалась спиной в изголовье так сильно, что резные завитки больно упёрлись в спину. Это не может быть явью. Иначе она бы знала! Ведь она королева, она хозяйка на своих землях, и никто не смел пройти по ним так — без её ведома. Так проснись же, проснись!