— Тётушка, скорее, — он шептал и тянул Хенрику к двери. Что он творит?!

— Что ты, куда?

— Кто-то за дверью… Да быстрее же!

Они успели прижаться к стене со стороны петель двери, когда она начала открываться. Медленно и тихо, очевидно, чтобы не разбудить спящих, в комнату входил Цапля. Если он увидит пустующие кровати, всё пропало! Гарсиласо стоял рядом, стиснув её предплечье, глаза широко распахнуты. И откуда взялась решимость? Хенрика поняла, что сможет это сделать. Убить. Древняя волчица Ледяных князей, первых Яльте, оскалила зубы. Пока Хенрика рядом, племяннику ничего не грозит, так ведь? Секунда, и это решение уже единственно правильное. Ноги сами крадутся к головорезу, что стоит спиной, рука заносится для удара…

Цапля обернулся, за что и получил стилетом в живот. Хенрика повернула и резко опустила вниз. На клинке чувствовалось сопротивление плоти, так непривычно и так… правильно. Мужчина охнул, на пол со звоном упал его кинжал. Шумно, слишком шумно! Хенрика дёрнула стилет на себя, руки залила тёплая и липкая кровь. Цапля рухнул на колени и повалился на бок. Глаза распахнуты, рот открылся, головорез хотел что-то крикнуть. Хенрика опомнилась. Стилет легко вспорол Цапле горло. Тот стал задыхаться и кашлять кровью, пол заливала тёмная лужа.

Гарсиласо уже был рядом, сосредоточенный, он успел подобрать кинжал головореза и приладить его за ремнём, и теперь увлекал к окну замешкавшуюся тётушку. Что бы там племянник ни думал о Яльте, а поступал он как они. Хенрика не могла не возгордиться.

Вдруг Гарсиласо вскрикнул и толкнул Хенрику в сторону. В место, где она только что стояла, прилетел кинжал, и не найдя цели, вонзился в стену.

— В окно, быстро! — Толкнуть племянника к спасению, выставить вперёд стилет. Яльте так просто не даются. Лишь бы не пострадал Салисьо.

Глупый мальчишка и не подумал послушаться! Выхватил кинжал Цапли, держал на вытянутой руке, как шпагу.

Ангелок, а это он метнул в Хенрику кинжал, прицокнул на них языком и кивнул Громиле на труп товарища.

— Вот тебе и беззащитные! Да она ж его заколола.

Тот подошёл к Цапле и пощупал пульс. Люди Мигеля владели редкими знаниями.

— Мёртв. — Сударь Громила поднялся на ноги и обратился к Хенрике. — Уберите оружие, вам не будет вреда.

Рядом нервно хохотнул Гарсиласо. Яльте покосилась на застрявший в стене кинжал. Вынуть бы его, но любое движение сейчас надо просчитывать. Она взяла Гарсиласо за плечо и наклонилась к нему, не сводя глаз с Ангелочка и Громилы:

— Просто выстави кинжал перед собой и держись спиной к стене, — шепнула она, — понял?

Племянник кивнул.

Бежать бессмысленно, их сразу догонят. Стало быть, в этой комнате должно появиться ещё два трупа. И отнюдь не тётушки с племянником. Хенрика убивала впервые в жизни, до этого ей доводилось лишь оцарапать противника в фехтовальном поединке. Но если ты Яльте и твоему ребёнку угрожает опасность, перед тобой снова не стоит вопроса. Прости, Громила, но ты будешь первым.

Хенрика выставила перед собой стилет и направила его на головореза. Тот замешкался, но таки вынул кинжал и двинулся на неё. В миг, когда он оказался прямо напротив, Хенрика поднырнула ему под руку и, пока Громила не успел обернуться, с силой ударила стилетом по спине, прямо в позвонок. Раздался хруст, стилет вошёл с трудом. Головорез выгнулся вперёд и рухнул на живот. Хенрика еле успела обернуться и нагнуться, уходя от удара Ангелочка. Он схватил её за руку, вывернул. Стилет выпал. Плечо отозвалось болью. У самого горла Хенрики блеснул клинок, но ударить убийца не успел. Гарсиласо, ласочкой мелькнув где-то сбоку, всадил в бок Ангелочку кинжал. Головорез зашипел и выронил оружие. Хватка ослабла. Хенрика вывернулась, подобрала стилет и вспорола уже второе горло в своей жизни. Ангелок забулькал тёмной пеной, лицо исказилось и больше не казалось таким ангелоподобным. Перед смертью со всех срывает маски.

Гарсиласо стоял рядом и растерянно смотрел на свои руки, те были запачканы кровью Ангелочка. Попытался отереть их о штаны, но в ужасе отдёрнул и отшатнулся. Похоже, племяннику первое убийство далось несколько тяжелее, чем ей. Хенрика поспешила встать и прижать мальчика к себе. Если он раскричится, сюда прибежит хозяин постоялого двора, и тогда конец всему. Салисьо вертел головой, переводя взгляд от одного трупа к другому. Почти не моргал и часто дышал. Заметив окровавленный стилет в её руках, уставился на него, попытался отстраниться. Хенрика убрала оружие за пояс под самой грудью. Нужных слов не находилось, надо было убегать. Племянник коснулся рукой рта, отдёрнул пальцы, будто губы ожгло, и снова уставился на вымазанную кровью руку. Эту кровь надо смыть, иначе он будет не в себе.

— Я убил его, — шёпот Гарсиласо рассёк тишину.

Хенрика крепко сжала его руку и потянула к окну. Находиться здесь она и сама больше не могла. В руках появилась дрожь, яльтийская волчица покидала её.

— Чтобы спасти меня. А я убила, чтобы спасти тебя. Возьми кинжал и идём.

— Нет! — Гарсиласо вырвал руку и отпрянул. — Это оружие убийц, я не притронусь к нему! — Он бешено замотал головой.

Оружие убийц… А мы с тобой теперь кто, славненький?

— Нет-нет, не нужно. — Она обняла племянника и поцеловала его в макушку. — Конечно нет. Но нам надо уходить.

Мальчик растерянно кивнул, зажмурился. Этот случай в своей жизни он явно хотел поскорее забыть. Тут Хенрика разделяла его чувства.

Они вылезли через окно, обошли постоялый двор и, не потревожив пьяный сон конюха, вывели лошадей. Всё как во сне. Липкие от крови руки всё делали сами.

Они уехали в ночь, и снег заметал их следы. Следы убийц. Они молчали, каждый в своих мыслях. Гарсиласо спрятался под капюшоном. Никаких слёз. Он закрылся от всего света и не мигая смотрел перед собой. Лучше бы племянник кричал, обливаясь слезами, Хенрике было бы легче. Внутри всё клокотало, руки нервно стискивали поводья. Она поняла, что искусала губы в кровь и даже не заметила этого. Хотелось крикнуть в ночь, чтобы освободится от этого клокота в груди, что всё рос и бурлил, как кровавая пена на губах головорезов. Хенрика сморгнула. Тихо, слишком тихо.

— Гарс?

Он не откликнулся.

— Гарсиласо!

Племянник вздрогнул и оглянулся, резко дёрнув поводья. Кобыла под ним недовольно заплясала.

— Не думай об этом. Пообещай мне, что не будешь.

Он раскрыл рот и снова закрыл, нерешительно кивнул.

— Мы спасали свои жизни. Ты проявил отвагу и мужество, если бы не ты, меня бы убили. Ты не убил, ты спас. Ты слышишь меня?

— Да. — Он снова кивнул и скинул капюшон. — Убил, чтобы спасти того, кто мне дорог.

Этот разговор звучал как-то жутко. Хенрика посмотрела на маленького мальчика, слишком низенького и худенького для своих лет. Но решительности и отваги в нём было побольше, чем во взрослом мужчине. Тех немногих уроков, что давал ему старший брат, хватило, чтобы разбудить кровь Яльте. Волчонок вновь показал зубы, хотел Салисьо того или нет.

Снег усиливался. Хенрика подгоняла лошадь, следовало скорее свернуть на тракт. Она начала жалеть, что не перерезала глотку Громиле, когда поняла, что слух за что-то цепляется. Её пробрал озноб. Она оглянулась. Оказалось, это Гарсиласо. Он ехал чуть поодаль с прикрытыми глазами. Хенрика прислушалась. Мальчик шептал отходную молитву. На щеках блестели слёзы, отражая тусклый, заоблачный свет луны.

Глава 37

Блицард

Хильма


— Брат солнцем сестре целует лик её луннобелый. Сияй, говорит, у ночи всех забирай слепцов…

Райнеро вгляделся в собственное отражение. Жалкое зрелище, у него даже не осталось гнева, чтобы разбить эту гладь, разогнать осколки льдинок, спугнуть с вод фонтана кокетку Луну. Вместо этого он легко коснулся лунного лика, тонкое кружево льда истаяло, кончики пальцев не почувствовали холода, только тепло. Чем не поцелуй?

— Чтоб отыскал приют бродяга окоченелый. Чтоб клинок благородный наказал подлецов…

Смешно, но сегодня змеистый клинок не покидал ножен, хотя Райнеро несколько раз согревал ладонью рукоять. То, что случилось, казалось кошмарным сном наяву. Сколько он ни закрывал глаза, видел лишь темноту да оскал дядюшки. Нет, было ещё кое-что там, в темноте. Тепло руки ангела на его запястье. Юлиана стала ему спасительницей, укрыла без сомнений, без страха. Это её лицо смотрело на Райнеро из лунного пятна, бледное, обеспокоенное, но с такими родными мягкими чертами.

Кровь, что кипела от гнева, давно остыла. Ещё немного, и Райнеро сам начнёт покрываться льдом. Чего он ждал, сидя на кромке разрушенного фонтана? Бастард и сам не знал, хотя уже давно решил, кто здесь главный подлец. Не дядюшка, о нет, тот всего лишь вёл свою игру или был непроходимым тупицей. Настоящий подлец приходился бастарду отцом, вот по кому тосковал кинжал. Но если подлец спал сном праведника, то бродяга был здесь, смотрелся в лицо Луноокой, силясь развидеть в нём любимые черты, и пел ей колыбельную. Ей одной, его благодарной слушательнице, чтобы не глядела. Чтобы уснула.

— Сестрицы лицо так мягко солнышком золотится. Луна побелевшим сердцем почти завершила пляс…

Пальцы огладили краешек Луны. Она качалась на водной ряби, как в колыбели, льдинки Райнеро отогнал, чтобы не тревожили. Луноокая спит, этой ночью ей не нужно видеть своего кабальеро. Этой ночью он жалкий червь, кругом проигравший, несчастный, убогий. Трон Эскарлоты, корона, власть, «Я Рекенья!», что за блажь! Король Лауритс высмеял тебя, бастард, столкнул с пути к прежней жизни. Райнеро тряхнул головой, отгоняя захлестнувшую разум злобу. Тише.

— Тебе одному, брат милый, сияю, и обручиться с другой у меня не думай. Есть только мы у нас.

Тише.

— Я думал, что найду тебя в борделе или хотя бы в кабаке, но никак не распевающим песенки посреди пустынной площади. — Нога соскользнула с шаткого бортика фонтана и плюхнулась в воду, Райнеро едва на нём удержался. В сапог хлынула ледяная вода, песочная муть поднялась со дна и заволокла лицо испуганно отпрянувшей Луноокой. Подлецы не чтят ничьего покоя. — Как ты набрёл на площадь? Квартал далеко от нашего. Я шёл на голос, певчая птаха.