— Я страшен, Юлиана. — Уголки губ дёрнулись в перекошенной улыбке. — Беги от меня подальше, Ангел. Эти руки омыты кровью.

Ангел в самом деле встала, но только затем, чтобы, подобрав под себя ноги, сесть рядом с грешником, чудовищем. Её плечико едва коснулось Райнеро. Но привиделось, это ангел обнял его крылом. Лунные плески испарилась, прохладу пустоты затопило волнами тепла.

— Я вижу не чудовище, — качнула головкой Юлиана и убрала за ухо прядь волнистых волос.

— Кого же?

Она неуверенно улыбнулась и, взглянув на него мельком, опустила глаза.

— Моя королева рассказывала мне о племянниках. Ваша матушка писала ей очень подробные письма… — голос Юлианы дрогнул. Райнеро встретился взглядом с солнцем. Эти лучи несли утешение, спасали, грели. — Малыш Рагге всегда был мне по сердцу. То есть, вас называла так тётушка… Ваша матушка очень гордилась вами.

— Малыш? — Райнеро позволил себе усмешку.

— Вы и гораздо реже ваш брат были утешением для моей королевы. Она не могла видеть в племянниках дурного. Но в Блицарде её старший племянник известен как… Принц-Палач. — Юлиана отвернулась в испуге.

Схватить её за плечо? Нет! Пусть бежит, спасается. Но Ангел осталась. В ночной тишине трещал огонь и едва уловимо, мягко шуршали ангельские перья.

— Я могу рассказать, — голос охрип, и опять сердце пустилось вскок. Принц-Палач… Как верно подобрал ему имя блицардский народ. Вернее только Отцеубийца, но разве не палач он собственному отцу?

— Рассказать, как повесили сотню эскарлотских офицеров и как на поле боя оставляли противников без головы? — спросила Юлиана на голубом глазу.

— И это мои самые страшные деяния? — Райнеро усмехнулся. Отстранившись, Юлиана уставилась на него так, словно её заставляли поклониться палачу, сжала лежащие на подоле руки — и они побелели. Вернуть бы им краски, касаясь, баюкая, но невозможно. — Я отрубил всего одну голову, когда мне было семнадцать и меня впервые взяли на войну, в бой. А эскарлотские офицеры, их было не больше десятка, оказались блаутурскими лазутчиками. Ну и как, тянет это на палаческие делишки?

И Райнеро начал свою историю, что вызвала за него гордость в короле Франциско и отняла у дона Рамиро чин маршала. Он даже ненадолго провалился в последнее лето. Армия встретила его без особой радости, слухи о надругательствах над Эльвирой Безалу разгуливали и здесь, меж костров военного лагеря. Самым верным способом поднять себя в глазах военных было отличиться в сражении. Но армия как на грех не снималась с места, дожидаясь, пока первыми зашевелятся враги, «ящерки». Этот план Куэрво, на вкус принца, хорош не был, но кто бы стал слушать юнца с такой репутацией? Единственный отдушиной стали разъезды. Они, правда, походили на конные прогулки, но в конце концов Райнеро наткнулся на разведывательный конный отряд из «ящерок». И не устоял перед искушением ввязаться в стычку.

— Я сражался плечом к плечу с одним солдатом. Беднягу убили у меня на глазах, но погоди плакать, Юльхе. — Юлиана стиснула себя за локти и моргнула ему, мол, не будет. — Ведь он воскрес. Правда, с другим лицом. Но после боя я ясно видел молодца в куртке погибшего знакомца, даже с дыркой от пули на груди. Самозванец звался тем же именем, но никто, кроме меня, не заметил подмены лиц.

— Это был шпион! — кивнула Юлиана, не сводя с него глаз. Её внимание стоило сотни восторженных возгласов, здравиц и оваций. — Он попал к вам во время боя из числа блаутурских разведчиков.

— Ты права, но что делать наказанному за непослушание принцу? Верно, сидеть в палатке и проводить перепись всех солдат и обслуги в армии. — Райнеро понизил голос и чуть наклонился к ней. Юлиана прикрыла рот ладошкой, надломила чёрные брови. — Ровно десять самозванцев, блаутурских лазутчиков. Конечно же они испугались расправы и той же ночью потянулись прочь из лагеря, бежать к своим. Я стал одиннадцатым.

Юлиана схватила его за предплечье и крепко прижалась к нему. Тёплая, воплощённый свет солнца. Он слышал, как колотится её сердце, и молил вести себя смирно собственное.

— Я неплохо владел блаутурским, но решил сойти за молчаливого «ящера», — голос снова охрип, но Райнеро не был готов разменивать эту близость на переслащённый кларет. — Я пас «ящерок» ущельями, пока мои солдаты не окружили их. Мы накинули петли им на шеи и так и поволокли обратно в лагерь!

— И он жесток, как тигр шумейский, — выдохнула Юлиана строчку из вольпефоррского сонета, и не подумав отстраниться от Принца-Палача. — Хотя красой ласкает глаз.

Райнеро, в свою очередь, ласкало душу одобрение слушательницы. Он пожал её руку, обнимавшую его предплечье.


— Но я совершил ошибку. — У Райнеро вдруг стало сухо во рту, затем в горле. Он не мог глотнуть. — Не сдержал обиды на маршала и развесил блаутурских мертвецов на дерево, рядом с его шатром.

Юлиана вздрогнула, неужели снова испугалась палаческой выходки? Райнеро проследил за её взглядом — за арку гостиной и вверх, на узкую тёмную лестницу. Он напрягся, нашёл взглядом ножны, висящие на спинке кресла, сердце заново сорвалось с поводка.

— Ты что-то услышала? Стража?

— О нет, нет! — Юлиана мягко высвободила руку и поднялась, со смутной улыбкой оглядываясь на арку. И в самом деле, невнятный шум… — Это моя собачка, заскучала без хозяйки, вот и скребётся.

— Собачка.

— О боже, да. Разве я не доказала вам свою преданность? — Юлиана подобрала волочащиеся юбки и поспешила к арке, к лестнице, бросая через плечо: — Вам лучше перебраться на скамью, а я принесу горячий ужин и одеяло с мехом, а то холод от окна застудит, сгубит вас.

Но сгубил Принца-Палача лунный свет. Сгустился вокруг него, забаюкал, смежил тяжёлые веки. Луне никогда не было дела, грешник он или праведник, и в эту минуту она уводила Райнеро в сон и собиралась всю ночь стеречь дарованный ею покой.

Спи, мой жених, и пусть горе уйдёт.


[конец части I]