Мальчишки мои встречают меня все теми же вопросительными взглядами.

— Спит.

— О-фи-геть… А Президент с Премьером к тебе тоже наведываются? Ну, вздремнуть немного…

— Вить, иди к черту.

— Нет, а что такое? Ну негде людям поспать — все радеют о государстве, вот и поиздержались… Теперь приходится по гражданам побираться: дайте попить, а то так есть хочется, что переночевать негде…

Все принимаются шикать на моего старшего сына, нервно косясь на дверь во вторую комнату. Но Витька не успокаивается.

— Ну что вы расшипелись-то? По-моему, это наглость — явиться в гости и, наевшись, залечь спать.

— Да ладно, Вить, все же понятно. Мужик пришел к нашей мамусечке. А тут нас — целый кагал…

— Он к тебе часто приходит… поспать?

Наконец до кого-то доходит:

— Он твой любовник что ли?!!

С каждой фразой сержусь все больше. А потому рублю с плеча, разом прекращая куриный переполох, который устроили мои дети.

— Он отец Данилы. И все, хватит! Человек просто очень устал. И не надо больше никаких домыслов и никакого ерничанья по этому поводу. Тема закрыта. Виктор, наливай.

Сидят они еще часа три, наверно. Впервые в жизни остро хочу, чтобы мои любимые дети, включая Маргарет и Линду, поскорее ушли бы… Неловко это осознавать, но слишком велико желание остаться с Сашей наедине и все-таки услышать то, что он хочет мне сказать. Наконец, выкатываются, угрожая вечером явиться на доедалки.

Удивляюсь:

— А как же отец? Вы же сегодня, вроде…

— Не-ет. Ты не знаешь что ли? Он сейчас в Лондоне. Так что мы с ним рождество католическое праздновали. С ним, и с родителями Маргарет. А потом уже сюда, к тебе поехали.

— В Лондоне?

— Ну да. Он со Светланой развелся и уехал. По-моему, собирается там жить.

Вот это новость! О причинах развода спрашивать как-то неловко, да и догадаться можно… Так что интересуюсь другим:

— А как же его бизнес?

— Так у него в последнее время какие-то дикие проблемы начались. Выяснилось вдруг, что земля, на которой его завод построен, куплена с нарушением каким-то. Еще там что-то такое с налогами…

Кошусь на комнату, в которой безмятежно спит Саша. Очень уж все это похоже на то, что и чиновникам, и налоговой, которые до этого момента никаких нарушений в деятельности моего мужа не видели, сильно посоветовали обратить на него пристальное внимание… Велик и могуч в нашей стране административный ресурс!

— Он что же вроде Чичваркина или Березовского сбежал от отечественного правосудия, как известно, самого справедливого в мире?

— Нет, ну что ты. Там все не до такой степени… Максимум речь шла о штрафах… Но ему четко дали понять, что с его бизнеса теперь глаз не спустят. Ну, он плюнул, объявил о продаже своих предприятий и отбыл в заграничное турне.

Мальчишки уезжают, а я решительно иду в комнату, в которой дрыхнет этот вершитель судеб всех без исключения людей в нашей чертовой стране. Даже храпит негромко, но умиротворенно. А вот Данила напротив не спит. Увидев меня тут же демонстративно выплевывает пустышку, принимается гукать и как-то особым способом складывать губки, высовывая розовый язычок. Готовится есть. Ох и не дурак он у меня по этой части! Подхватываю его на руки и выношу из комнаты. Придется разговор с Сашей немного отложить…

Когда возвращаю Даньку в кроватку сытого и сонного, как раз просыпается и второй мужчина моей жизни. Поднимает голову с торчащим справа вихром. Вид недовольный до крайности. Смотрит на часы и снова с тяжким стоном падает на подушки.

— Надь, а можно я еще посплю? Что-то я никак прийти в себя не могу.

— Спи. Только тогда ложись по-человечески.

— А я как лежу? По-нечеловечески?

Поднимает голову, корчит страшную рожу и снова утыкается лицом в шелк покрывала.

— Раздевайся, а я расстелю кровать.

— А все уже ушли, да?

— Да.

— Круто.

Поднимается и начинает расстегивать штаны. Потрясающая личность. Действительно законченный, цельный ничем не замутненный прагматик… Снимаю покрывало. Взбиваю подушки, отдергиваю в сторону уголок одеяла с той стороны, с которой обычно спал Игорь… Черт! Ну и что теперь смущаться-то? Да, привыкла я спать слева. И привыкла, чтобы кровать была большой, с кучей подушек и здоровенным двуспальным одеялом. Когда еще была замужем, главный кайф наставал, когда Игорь выкатывался на работу, и вся кровать оказывалась в моем полном распоряжении. Можно было улечься хоть поперек, хоть звездой. Так и делала, наслаждаясь при этом необычайно… Было так приятно… Круто, как говорит один знакомый вице-премьер…

Саша, скинув с себя все до нитки, укладывается под одеяло и блаженно вздыхает. После сует нос в подушку.

— Здесь все пахнет тобой.

В очередной раз смутившись, предлагаю перестелить белье. Но он отказывается, сказав при этом только одно слово:

— Балда…

Проверяю Даньку. Глазки у него уже совсем сонные. Еще пять минут и заснет. Оставляю бессменно горящий ночник и ухожу на кухню. Надо доубрать со стола и во второй раз загрузить посудомойку. После в душ и… И что? В моей кровати спит совершенно чужой мне человек. Очень любимый, несмотря ни на что, но по-прежнему совершенно чужой… Ладно, все это — лирика. Не ложиться же мне на коротковатом диванчике в гостиной! Так что надо задвинуть внезапно возникшую неловкость куда подальше и потихонечку, чтобы никого не ровен час не разбудить, забраться под одея-я-яло…

Вроде, получилось. Но как только я осторожненько поворачиваюсь на бок, спиной к спящему в моей кровати мужчине, он тут же протягивает руку, обхватывает меня за талию и придвигает к себе. Сначала утыкается мне носом в затылок, потом ощупывает мою ночную рубашку. Новую. Ни разу не одеванную…

— Ты любишь спать в одежде?

Отвечаю честно:

— Терпеть не могу.

— Тогда для чего напялила эту штуку?

— Тебя стесняюсь.

— Все-таки ты балда…

Берется за меня и как-то очень ловко выпутывает из моего ночного одеяния. Потом устраивает поудобнее и наконец-то вроде бы угоманивается. В тишине и неподвижности проходит по-моему целых секунд тридцать, может быть даже сорок. Потом:

— Черт. Черт! Черт!!

Смеюсь. Объяснять мне ничего не надо — он прижал меня к себе достаточно тесно, чтобы причина этих его тройных чертей была мне совершено ясна. Как видно, не все части его длинного поджарого тела готовы перейти ко сну. Некоторые, напротив, предпочитают начать действовать.

— Надь, ну что такое? Все через пень колоду. Думал: приду, скажу тебе, что хотел, а уже потом…

— Скажи сейчас.

— Ты что? — даже пугается. — Не-ет. Нет! Давай, говорить мы будем утром, а кое-что другое сделаем уже сейчас.

— Концепция в очередной раз поменялась?

— Ага.

Не могу сказать, что мне эти перемены неприятны…

Глава 15

Утром меня будит оглодавший Данька. Саша в ответ на его похрюкивание только ворчит что-то маловразумительное и засовывает голову под подушку. Кормлю сына, тепло укутываю и укладываю досыпать в коляску, которую выкатываю на балкон. Здесь, на свежем воздухе, он должен поспать подольше… А мне что? Тоже идти досыпать? Или завтраком заняться? Нет, наверно уже больше не засну. Привычка рано вставать, как бы поздно я до этого не легла, въелась в меня очень основательно.

Иду на кухню. Что бы мне приготовить этакое — достойное первого завтрака с мужчиной моей мечты (по определению Севы Гарлицкого)? Или лучше об этом спросить его самого? Кто его знает?.. Поэтому просто завариваю кофе. Успеваю сделать один глоток, как Саша собственной персоной возникает на кухне. В одних трусах, недовольный и всклокоченный. «Облико морале» пытаются поддерживать только консервативные очки на носу.

— А еще есть?

— Кофе? Сейчас сварю…

— А давай я твой выпью, а ты себе еще сваришь? Он у тебя с сахаром?

— Нет.

Пододвигает к себе сахарницу и принимается перекладывать ее содержимое в мою теперь уже бывшую в чашку. Сбиваюсь со счета, когда он наконец-то успокаивается и, энергически перемешав получившуюся адскую смесь, делает большой глоток.

— Круто.

Смеюсь. Нахаленок…

— Что на завтрак будешь?

— Ничего. Я по утрам есть вообще не могу. А вот часа через два — слона слопаю, если дашь.

— Ну тогда может быть, наконец-то, поговорим?

Оглядывает себя и вдруг совершенно неожиданно для меня смущается. Даже странно. Что это с ним?

— Нет. Подожди. Не в таком же виде.

В два глотка допивает кофе и отправляется в сторону ванной. Полощется там так долго, что боюсь вода в кране кончится. Возвращается одетым, причесанным, свежевыбритым. Красавец-мужчина! Подходит, пытается обнять…

— Подожди, Саш.

Замирает, отстранившись.

— Сначала все-таки поговорим.

Отходит.

— Ну… хорошо… А о чем ты хочешь говорить?

Усаживается на табуретку и принимается накладывать сахар уже во вторую чашку кофе, которую я сварила себе, пока он был в душе! Провожаю ее тоскливым взглядом, но он даже не замечает этого. Придется покупать турку в три раза больше… Если все у нас… Стоп. Хватит мечтать! Ничего ведь до сих пор не ясно с этим проклятущим мужиком!

— О чем говорить? О том, что произошло там, на Домбае, о твоих исчезновениях и появлениях, о твоем чертовом молчании и, наконец, о бегстве за границу моего бывшего мужа.

Отводит глаза так воровато, что понимаю — без него тут действительно не обошлось. Но, видимо, из всего мной перечисленного, именно этот пункт для него самый безболезненный. Потому как начинает с конца.