Гарольд Карлтон - Ярлыки

В этом месяце ей заплатили на тысячу франков больше, объяснив это сверхурочными часами работы. Раньше или позже им придется обсудить ее положение в доме, и в частности, жалованье, не может же она позволить Уэйленду поддерживать ее вечно!

Наконец вечер встречи с Филиппом настал, она сказала, что хочет пообедать в «Квадрилье», романтическом месте, куда ее однажды возил Уэйленд. Филипп никогда не слышал о нем. Он сказал, что заедет за ней в восемь.

Этим вечером она оделась и накрасилась особенно тщательно. Из предыдущей коллекции Ру она купила два платья. Одно из них, василькового цвета, она и надела, выбрав к нему белые туфли. Ее длинные светлые волосы блестели, она никогда не выглядела такой красивой. Любовь придавала ее глазам особенное выражение. Она была убеждена, что этот вечер изменит все.

Она уже ждала его, когда он подъехал на скромной маленькой черной машине и открыл для нее дверь. Он был очень официален и вежлив. Она подумала, неужели весь вечер он будет таким серьезным. Сумеет ли она заставить его рассмеяться? Ее чувства к нему придавали ей силы. Он казался ей таким неловким, таким скованным. Его загорелое лицо было свежевыбрито. Даже в воздухе ощущалась неловкость, как будто они были подростками на первом свидании. Интересно, думала она, как он объяснил сегодняшний вечер Жозефине? Что он сказал? «Я пообедаю с этой крошкой — она заслуживает этого!» или «Я пригласил Майю на обед — и мне все равно, что ты скажешь!»

Они сели за столик в углу, который был освещен крошечными настольными лампами, официанты порхали вокруг них, как будто они были парой любовников. В большинстве парижских ресторанов двух обедающих принимают за любовников, подумала Майя. После нескольких глотков искрящегося белого вина ей показалось, что она плывет по небесам. С ней был самый красивый мужчина в мире, они обедали в самом романтическом месте Парижа! И она была влюблена…

— Какое у тебя было детство, Филипп? — спросила она, когда они сделали заказ.

Он коротко рассмеялся.

— Тебе это трудно представить. Как правило, я хотел есть… — Он взял ее руку и слегка пожал. Казалось, что это пожатие заботливого отца. Он долгим взглядом смотрел ей в глаза. Она чувствовала, что он хочет, чтобы она прочитала там то, что он не может сказать.

— Я знаю, тебе нелегко, — внезапно сказал он. — Я все время пытаюсь найти решение.

— Решение?

— Как вести дела в доме. Мы все можем счастливо работать вместе. Наш дом маленький, я получил предложения от нескольких американских фирм: они готовы сделать его большим. Может быть, я когда-нибудь и приму такое предложение, но сейчас мы добьемся большего, если дом останется маленьким. С Жозефиной непросто работать, я знаю…

— Ты собираешься жениться на ней? — выпалила она.

— Мы очень близки, — ответил Филипп. Его слова ранили ее в самое сердце. — Ближе, чем ты можешь подумать, потому что у нас было общее детство. Мы выросли вместе в одной деревне.

— Я знаю, ты считаешь меня испорченной американкой, которой знакома только роскошь, — сказала Майя.

— Я думаю, что ты привыкла к роскоши, — заметил он. — На прошлой неделе я провел вечер с твоей матерью. И тебе, и ей трудно понять, что такое настоящая бедность. Ты когда-нибудь голодала, Майя? Я имею в виду не чувство голода перед обедом или ленчем, а когда ложишься спать голодным?

— Ты был так беден?

— Да, — ответил он. — Мы были. И единственным выходом из этого была работа. — Официант поставил перед ними блюда.

— Но если ты продаешь костюмы по тысяче долларов, ты не можешь возражать против роскоши, — сказала она.

— Я и не делаю этого, — согласился он. — Я просто пытаюсь объяснить отношение к тебе Жозефины.

Она попыталась есть, но без всякого желания. Ей лишь хотелось смотреть ему в лицо, видеть его глаза. Влечение, которое она испытывала к нему, невозможность поверить в то, что он рядом, совсем лишали ее аппетита.

— Я встречусь с твоей матерью в Нью-Йорке, — сообщил он.

— Она считает, что это она открыла тебя, — грустно сказала Майя.

— Майя… — Он положил свою руку на ее. — Я очень хорошо понимаю твою мать. У нас было много таких же клиенток, как она. Одиноких женщин. У меня есть одинокие богатые клиентки, которые заказывают мне комплект один раз в неделю лишь для того, чтобы видеть меня.

Его низкий голос околдовал ее. Она была загипнотизирована взглядом его темных глаз. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь из фотографов оказался поблизости, чтобы потом их фотография была опубликована, и все бы ее увидели с ним.

— Ты поднимешься выпить кофе?

Они сидели в машине возле ее дома. Обед прошел как сон. Ей даже хотелось, чтобы вечер скорее закончился, чтобы увидеть, что же произойдет в самом конце.

Он грустно посмотрел на часы.

— У меня завтра встречи, начиная с восьми утра. А сейчас уже одиннадцать тридцать.

Это было невозможно. Она не могла просто выйти из машины и отправиться домой. Что-то должно случиться!

— Я хочу, чтобы ты увидел, где я живу, — мягко попросила она.

— Лишь на минутку, — ответил он, выходя из машины. В крошечном лифте они стояли очень близко, хотя и не дотрагивались друг до друга, но ее волновало, что его тело так близко, волновал запах, исходящий от него. Она открыла дверь, и они прошли в ее комнату. Она зажгла свет, закрыла за ним дверь.

Филипп Ру был в ее комнате! Она наблюдала за мужчиной своей мечты, в то время как он медленно обошел комнату, разглядывая фотографии, рисунки на стенах, но она все еще никак не могла поверить в то, что Филипп здесь — с ней.

— Уютное место, — сказал он, опускаясь на ее кровать. Она сидела на стуле напротив. Он смотрел на нее с грустью. Почему? Ее это удивляло. Ей было непонятно: почему он безучастен? Она не хотела делать первого шага. Его должен сделать он — он должен! Ей хотелось, чтобы он прочитал в ее глазах, чтобы он понял ее мысли. Он знал. Он все хорошо чувствовал, внезапно поняла она. Поэтому и выглядел таким встревоженным. Он не знал, что делать с ее любовью.

Так она сидела, наблюдая за ним, возбужденная вином и прошедшим вечером. Она ощущала счастье и в то же время грусть от того, что он никогда не будет принадлежать ей. Она наслаждалась его присутствием и боялась, что он внезапно уйдет.

А потом на несколько мгновений ей показалось, что она потеряла сознание, потому что ощущение реальности покинуло ее. Ей так хотелось, чтобы что-то произошло, что она увидела, или ей это приснилось, что Филипп наклонился и обнял ее. Она была настолько уверена в этом, что ощущала, как целует его закрытые глаза, чувствовала его губы на своей щеке, на шее, его сильные руки — на своем теле…

Она открыла глаза, Филипп, улыбаясь, наблюдал за ней.

— Ты устала, — сказал он. — Тебе следует лечь спать. В это мгновение, еще не совсем очнувшись, она как во сне протянула ему руки. Он взял их в свои.

— Я люблю тебя, Филипп, — сказала она. Она никогда не простила бы себе, если бы не набралась смелости и не произнесла этих слов. — Я влюблена в тебя.

О Господи, какое облегчение сказать это! И не имеет никакого значения, что он ответит. Она выразила свою любовь. Теперь все стало таким простым.

Какое-то время он молча смотрел на нее, держа ее руки. Потом наклонился и поцеловал. Это был самый чудесный поцелуй мужчины и женщины. Так должно было быть, подумала она, ничего не может быть чудеснее. Его губы рядом с ее губами — они были такими нежными и мягкими, как она и представляла. Он отстранился…

И заговорил совсем другим голосом:

— Я люблю тебя. Ты — американская мечта, которая у меня была с самого моего детства. Красивая американская девушка с золотыми волосами, которую я видел на экране местного кинотеатра. — Он улыбнулся. — Майя, ты женщина моей мечты…

— Дорогой! — выдохнула она. — Дорогой! — Слезы побежали по ее лицу. Ее глаза сияли ярко, грустно, счастливо.

— Моя мечта — это ты! — повторил Филипп. — Но я не знаю, какое место отвести тебе в моей жизни, Майя. — Он беспомощно развел руками, и она упала в его объятья. — Все было запланировано. Все, но не это.

— Жозефина! — воскликнула она. Он кивнул.

— Если бы было возможно каким-нибудь честным способом… — Он сделал беспомощный жест, глядя на нее.

Она встала, прижимая его голову к своей груди.

— Поцелуй меня, Филипп! Люби меня, дорогой!

Он был неподвижен, когда она целовала его лицо, его веки, которые ей так хотелось поцеловать. Его лицо было теплым и нежным под ее губами. Может быть, это тоже часть ее сна? В конце концов он поднял руку, погладил ее шею, горло; его прикосновение было таким неуверенным, таким нежным, что, сама того не желая, она застонала.

— О Господи, прикоснись ко мне еще, Филипп! Обними меня! Я хочу быть твоей. Я умру, если ты этого не сделаешь!

С ее телом происходило то, чего никогда не происходило раньше. Желание… оно родилось в ней, удивляя ее. Он повернул к себе ее голову. Его губы ласково прикоснулись к ее губам, затем слились с ними. Кончик его языка пробегал по ее губам, и она с готовностью раскрыла их. Его язык проник ей в рот, терся о ее язык. Она вся отдалась поцелую. Внезапно он отстранился, его глаза были широко открыты, он смотрел на нее так, как будто она была дьяволом, посланным, чтобы разрушить его жизнь.

— Что с тобой? — закричала она. — Я люблю тебя, Филипп! Я хочу тебя. И ты тоже меня хочешь. Я знаю это…

— Никогда в жизни я никого так не хотел… — сознался он. Он взял ее руку и прижал к своим губам. Она чувствовала, как он дрожит. Он покачал головой. — Я знал, что мне не стоило подниматься сюда, но я всего лишь человек, я был не в состоянии сопротивляться желанию побыть с тобой.