Детектив просочился за дверь и действительно побежал. Ну как побежал, погрохотал куда-то. А мы остались с этим затухающим звуком надежды хоть на какой-нибудь пистолет наедине с вероятным преступником и, упаси Господи, возможным, Огурцовым убийцей...

Страшно не было. Было смешно. Наверное, это остаточные пузырьки и летающие в предновогоднем воздухе эндорфины играли в моём  затронутом ёлкой мозгу, потому что я сначала тихонько фыркнула, а когда Света хмыкнула за мной в след, беззвучно засмеялась и молча тряслась до тех пор, пока мы обе не начали в голос хохотать, как две ненормальные, наплевав на макияж и остатки укладки. Я хохотала над побегом из отеля, над туфлями у меня в руках, над расчленённой ёлкой, оставленной где-то там у Михалыча в кабинете, над своим лицом в туалете Арбатного люкса и его бутылкой, торчавшей одновременно, как лозунг и гимн отчаявшемуся человеку. Над рыжим Коломбо, бородой щёкотавшим моё нежное ухо там, в номере, у окна, отчего у меня даже сейчас по рукам побежали мурашки. Над шефскими брюками и парнями с лестницы и фингалом.

Боже мой! У меня за месяц столько всего не происходит обычно, а тут за несколько часов я закрыла весь недобор впечатлений за прошлый квартал и ещё несколько набрала уже в счет нового года. И Светлана смеялась со мной. Что у этой женщины были за внутренние слёзы, что требовали выйти хотя бы вот так, я не знала. Но запомнила и оценила.


30

Гера глазел на нас недоумённо и слегка диковато. С чего я вообще решила, что он в чём-нибудь виноват? А шеф наоборот, наблюдал за нами настороженно и напряжённо. Он пару раз порывался что-то сказать, но в итоге мрачно выдыхал, выставив вперёд и без того массивную челюсть, отчего становился похож на молодого бульдога, а потом подошёл, наконец, к столу.

Туда, где призывно стояла бумажная, неловко слепленная вручную коробка. Коробочка. Размером с открытку, не больше. Но уже с бантом. Бантиком, если быть точной. Она вызывающе алела бутоном цветка, стоя точно посередине столешницы, желая отдаться в добрые шефские руки. Возможно, не только в шефские.

Мы заворожено следили за Главным, его сосредоточенным, недоверчивым лицом и молча ожидали вскрытия. Но он не спешил, изучая микропрезент с расстояния небольшого прыжка.

А когда всё-таки осторожно протянул к ней руку, главспец по финансам одёрнула его:

— Виктор, не открывай! Вдруг там... — она не договорила, но мы все и так поняли.

— Бомба? — нервно хохотнул шеф. — Ну, если и так, то скажете, что я оскорбился. Я что, нормальной такой вот, — он показал на предплечьях нечто не слишком цензурное, — не заслужил? — И потянул за красную ленту, та стремительно распустилась и бумажная крышка отскочила сама.

В то же мгновенье в дверь, тяжело дыша, ворвался Коломбо, Света вскрикнула, и мы все отшатнулась назад.

Широкая грудь детектива вздымалась, натягивая ткань пуловера и демонстрируя умилительный настоящемужицкий, недавно плотно поужинавший животик, глаза горели мрачным огнём, и тонкая влажная полоса поблёскивала на виске.

— Гера, — угрожающе прогудел он, — твой труп... — он и паузу сделать не успел даже, Гера сам всё понял и отключился на шефов диван. Промазал, конечно, хлопнувшись прямо на пол в застывшей ужасом тишине. — я не нашёл... — с интересом договорил Коломбо. — Вместе с Арбатом. Витьк, куда они у тебя тут могли подеваться? — хлопнул папку на стол, отчего крышка с малюсенькой коробчонки слетела окончательно, и сыщик как-то рассеянно пробормотал: — Трогал кто этот автограф уже, а? — и склонился над столом почти вплотную к растрёпанному банту, одновременно доставая из кармана очередную пару перчаток. — Варь, дуй сюда. С падучим они сами разберутся. — И встал так затейливо, что кроме него мне больше ничегошеньки не было видно. Мол, гляди на меня Варька и не вздумай пропустить ни одной ослепительной детали. А ослепиться и впрямь очень хотелось.

Хотелось зажечься в этих до странного тёмных и юных глазах, с тонкими стрелочками смешинок, ткнуться носом в покрытую мягкой, курчавой щетиной шею и чтобы огромные эти руки захотели держать и быть, и дарить, а не только дактилоскопировать. Упаси вообще, Боже!

— Что это мы делаем, Роман Юрьевич?

— Так пальчики сейчас оторвём и полезем дальше разбираться. Вы только там не трогайте ничего пока! — крикнул он за плечо и перегнулся через стол к его другому краю, чтобы нанести порошок, — А то знаю я... — пробормотал себе под нос и с саднящим звуком отодрал клейкую ленту с отпечатками.

Я вытянулась в струну и поджала живот. На всякий случай. Вдруг уважаемый Пуаро случайно зацепит меня взглядом. Или не взглядом. Я даже поймала себя на том, что слегка выпятила свой не слишком внушительный «кардашьян», который под пышной юбкой всё равно не было видно. Нда. Вот это уже никуда не годится, Варвара Андревна. Надо бы тебе срочно спать, свежую голову и хоть немножечко здравого смысла.

— Варвара, подержи, — вытянул в мою сторону руку с пакетом, в который складывал полоски с отпечатками и, не глядя, отпустил, когда я протянула за ним свои ошалевшие от ответственности пальцы.

Он медленно двигался вдоль кабинета, мельком посматривая на все поразительно неприметные детали, мастерски выцепляя из них то, на что я бы в жизни не обратила внимания: на чуть стёртый пыльный след на тумбе, завёрнутый краешек салфетки на сервировочном столе около дивана, примятый, неровный след на ковре и сдвинутый в сторону стул рядом с сейфом. Его и стену вокруг детектив испачкал тонким слоем своего порошка, выудив с десяток отпечатков. Не слишком, впрочем, удачных. Я таскалась за ним как ванильная фея с чекою в руке, готовая в любой момент рассыпаться прямо под детективские ноги то ли от ужаса, то ли от ответственности, то ли от восторга.

— Мне кажется, или в этот раз он не слишком скрывался? — задумчиво произнёс шеф, рассматривая измазанную светло-серым порошком коробку, которую Пуаро снова прикрыл крышкой. Шеф осторожно взял её в руки и потряс радом с ухом.

Внутри шелестело. Виктор Алексеевич развернул помятый картон – внутри оказался конверт без опознавательных знаков.

— Не трогай, — обнаруживая прекрасное затылочное зрение, пробормотал детектив, поднимаясь с очередного шпагата. — Тебе знаком этот ключ?

— Понятия не имею, — пробормотал шеф.

— Ключ? — Светлана спешно шагнула к нему.  — Действительно. Даже с биркой. Наш?

31

— Ключ? — Светлана спешно шагнула к нему.  — Действительно. Даже с биркой. Наш? — Посмотрела она на Бардина так, будто они двое знали нечто особенное. Что за ерунда, конечно же они знали, в конце концов – они директора!

— Скорее всего, — шеф нахмурился и переглянулся с Коломбо.

— Сейф открой, — обрадовал его детектив, прожигая стену за каким-то аляпистым полотном придирчивым взглядом, — посмотрим, что у тебя там… было, — и зачем-то размял широченные свои плечи. От этого простого движения я растерялась и почему-то подумала, что Роман Юрича, наверняка, есть, кому его ужином кормить с такой-то бородой и такими плечами. И шпагат у него с веснушками тоже ведь очень даже ничего. А у меня из подопечных только вот ёлка. И та у Михалыча заночевала…


— Варюш, ну ты чего? — произнёс вдруг он прямо у меня над ухом, — Так за босса своего распереживалась? Не горюй, он там ничего важнее средств личной гигиены не хранил. Отвечаю, — и добавил невесело, — сам видел.

Шеф немедленно заискрил всем лицом, и Роман Юрич уточнил:

— Декларация у него там свежая лежит и оплаченные налоги. Всё в полном порядке, будь уверена, — подмигнул мне, улыбнувшись так, что я аж зажмурилась.

Я отчётливо понимала, что дело не во мне и не в нём. Что это всё нервы, стресс, обстановка, ситуация и просто какой-то спорадический космос. Что мы жертва Лексеича, Михалыча и вот всех этих вот обстоятельств, что привели нас этой ночью сюда и столкнули всех вместе. Но поделать именно по этой, озвученной выше причине, ничего не могла. И, наверное, не хотела. Он нравился мне с каждой минутой всё яснее и больше, проникал в мои глаза, память, мозг. Топил в своём запахе уверенного, взрослого мужчины и всё сильнее кружил голову касаниями, голосом, короткими острыми взглядами, с томящимся в них сдержанным огнём.

Была б на мне ёлка, мы б с ней вместе в обморок упали, честное слово, а так всё сама-сама… Уставшие за день ноги не выдержали потрясения и подвернулись по очереди обе, и я как подбитая черепаха стала заваливаться вбок и назад, вытягивая при этом подальше руку, чтобы не уронить пакетик с пальцами, которые мы тут так мучительно наснимали.

И он, конечно же, меня поймал, больно стиснув плечо, так, что я зашипела.

— Варька, ещё раз так сделаешь, и мы знаешь, куда поедем? — прошептал на ухо, крепко прижимая меня к себе, наверное, чтобы я не упала. — Третий раз за вечер! У кого нервы выдержат, а?

— В отделение? — предположила я, искренне не понимая, что за наезды, и когда я сама успела такое нанамекать? Я ж, вроде, наружу ни-ни. Исключительно в приватных рамках мучения собственной души и мозга…

— Ну, можно и в отделение, что ж не заехать-то, — усмехнулся детектив, — Вить, сейф открывай?

— Ро-ом? — лица шефа не было видно, но вопрос нам с Коломбо обоим не понравился.

— Что там? — спросила Светлана тревожно из-за наших спин.

— Тут всё… — потрясённо выдохнул шеф. — Не понимаю. Это что такое? — вопросил он Коломбо, заглядывая внутрь сейфа опять.

— В смысле, всё? Всё разгромлено? Или, прости Господи, декларацию твою спалили?

— Тут всё на месте, — то ли с ужасом, то ли с восторгом просипел шеф. — Всё, что пропало. Вернули всё, и даже вот ещё конфетку положил, зараза.

— И я так понимаю, не только конфетку, — мрачно пробормотала Светлана, сложив тонкие руки на высокой груди.

— У нас там, припадочный без помощи до сих пор валяется, кстати, — добавила изюму к общему неразборчивому хаосу я, и успокоила: — Не отвлекайтесь, сама посмотрю.