Лишь когда лифт выпустил меня в коридор, я сообразила, что та безделушка в руках, которой я обмахивалась, и есть та самая, злополучная карта.

В номере всё было точно так, как мы здесь оставили. И жутко холодно. Зато выветрились запахи, сопутствовавшие Арбату.

Я забрала телефон с подоконника, закрыла окно и, помедлив в нерешительности, всё-таки нажала вызов.

— Скажи мне, зачем? — спросила, когда услышала в ответ тихое «да».

— Дура просто... — прошелестело в трубке. Я согласно молчала. — На что надеялась? На то, что ему станет любопытно? Что он примет игру? Нет, наверное... Да! Он мне всегда так искренне улыбался же! Варька, скажи мне! Я дура, да?

— Дура, конечно, — подтвердила очевидную истину. Маринка осторожно вдохнула, пытаясь скрыть от меня рыдания. — Но не вся. Ты скажи мне, зачем Арбата послала?

— Он сам… Пьяный в хламину же был, помнишь? — Я кивнула, будто бы она могла меня увидеть. — Как вы ушли, у всех тормоза вообще слетели, эйчары  валидолом закидываться не успевали. Он меня на выходе уже поймал, и рядом никого… — Она отчаянно всхлипнула и выдохнула беззвучное «Ааа». — Испугалась очень. Я ему карту впихнула и клятвенно пообещала догнать. А потом я, — сказала вдруг неожиданно ровным голосом, — убежала просто.

Нда. Это что же получается, без этой дурацкой карты Маринка могла бы от Арбата так просто не уйти, а Арбат, не встреть он Маринку, напившись алкоголя и прочих препаратов для улучшения мужских характеристик, мог бы вообще уйти на покой с концами?

Вот прям даже и не знаешь, действительно Маринка безмозглая или нет. Иногда эти выверты Вселенной настолько неисповедимы, что страшно становится. Когда не смешно.

У меня, например, сейчас от ужаса  язык прилип к нёбу и заледенело всё внутри. Мы некоторое время молчали, пока я не подытожила:

— Ты вытащила тот конверт, а потом подменила карту и подложила обратно?

— Да. — Коротко и без оправданий.

— А жетон свой? Я не давала тебе взамен конверт.

— Нет, — почти беззвучным шелестом. — Не давала. Я тебе жетон просто в руку сунула и сказала, убери. Ты чумная совсем там была.

Ясно теперь и про конверты с жетонами, и про карты, и про всё.

— Ну, в общем, повезло нам всем сегодня очень, — резюмировала вслух свои размышления.

— Я заявление в приёмной оставила, — ответила тихо Маринка.

Я промолчала. Чего тут скажешь? Всё от шефа зависит, но он персона горячая, непредсказуемая, может помиловать, а может на вид поставить. Хотя, вот сейчас в это не верилось. Как вообще их всех накажешь? Геру с Игорем… И Маринку… Маринку жалко.

— Ты почему раньше молчала-то? — спросила у неё осторожно.

— Да потому и молчала, что ясно было всё, — она тихонько плакала, а у меня сердце сжималась от боли.

— Всё, Варюх. До связи. Как-нибудь. Я наберу. Потом. Давай. -- и так неправильно это всё прозвучало...

— Давай приеду к тебе, — выкрикнула спешно, напуганная её странной решимостью..

— Не надо. Я дура, но не идиотка. Не ссы. — И с истеричным смешком отключилась.

Об этой несчастной любви я совершенно ничего не знала. Хороша подружка. Как я не замечала? Разумеется, в шефа показательно были влюблены почти все. Конечно, такой роскошный мужчина. Но то не в серьёз. Наверное, поэтому я и значения не придавала. Бестолочь. Могла ведь предотвратить. Наверное.

Мы вместе готовили это шоу, вместе рассчитывали размещение и порядок конвертов, вместе шили этот дурацкий чехол, и она точно знала, где и на каком уровне лежит эта несчастная карта.

Огляделась вокруг, припоминая все сегодняшние злоключения, поёжилась и отправилась освежиться, раз уж наконец-то случилась такая удача, и гигиенический кабинет оказался, что называется, под рукой и призывно пуст!

Я как раз брызгала в своё осунувшееся лицо ледяной водой, когда детектив неожиданно протиснулся в дверь и приложил палец к губам. К моим, чтоб вы правильно понимали. В приоткрытую щель слышались знакомые тяжёлые шаги и неровный стук каблуков по паркету.

— Тихо, — детектив осторожно взял меня за затылок и прижал мою голову к своей твёрдой груди.

— Что ты собираешься делать? — испуганно прошептала я в его тонкий пуловер.

— Варвара, цыц! — Строгим шёпотом прошелестел он в моё немедленно покрасневшее ухо, — Я собираюсь здесь прятаться.

— Ай-ай-ай, подслушивать невежливо, — борясь за свободу, неискренне возмутилась я.

— Как говорит мой давний приятель Андрей Брюс[1], вежливым быть почётно, но лучше остаться живым! — прерывая моё жалкое брыкание, парировал Пуаро. — Тихо. Там Виктор...

— Слышу!

— Вот и помалкивай пока, — прошептал он в мою встревоженную этой внезапной близостью макушку, успокаивающе поглаживая по мгновенно взмокшей от его прикосновения спине. — В моей профессии если не подслушивать, восемьдесят процентов успешности упускаешь.

Это он что? Оправдывается сейчас?


[1] Герой повести Кира Булычова «Подземелье ведьм»


41

— То есть, ты знала, что я с ней сплю, — донесся из-за двери приглушенный голос шефа.

— Знала, — очень тихо ответила Светлана.

— Знала и ничего не сказала. — Я прям увидела, как Главный с досадой ерошит шевелюру.

— А чего ты от меня ожидал? Благословения? Или что я побегу увольняться? Или, упаси боже, отношения выяснять?

— Как же! Дождешься от тебя! Ты же у нас вся такая неуязвимая золотая леди! Ничем не прошибёшь!

Общий градус страстей в атмосфере номера неумолимо повышался.

— Мне свечку вам держать надо было?

— Да хоть что-нибудь! Я уже любой реакции был бы рад! Так нет же! У нас абсолютный игнор. Вот объясни мне, наконец! Чего тебе не хватило? Чего ещё-то тебе было нужно?! Я же знаю, у тебя после меня никого так и не было...

— Конечно, не было! Потому что тогда ты бы сразу попал в тюрьму! —едко высказалась Светлана.

— Ну почему же сазу в тюрьму? — шеф звучал преувеличенно беззаботно.

— Потому что за убийство сажают!

— Так чего тебе еще было нужно?!

Внезапная тихая пауза после криков была невелика, но у меня почему-то перехватило дыханье.

— Ты ни разу не сказал, что любишь меня, — просто сказала она.

Мы с Коломбо смотрели друг другу в глаза, ох, какие у него были глаза... Что тут скажешь? Да много всего. Но мы просто молчали и болели за этих, обоих.

— Так. Свет. Стоп. — Шеф или собирался с духом, или с мыслями. Я надеялась. — То есть, я, создавший этот бизнес с нуля под тебя, лишь бы тебе предоставить идеальную площадку для реализации, я, трижды делавший тебе предложение, — В этом месте у меня наверняка неприлично вытянулось лицо. — Я, воплощавший все твои самые безумные проекты, уладивший проблему с твоей семьёй, выучивший за границей твоего брата...

— Я очень тебе благодарна, — перебила его Светлана.

— То есть, я за всё это хреново время недостаточно тебе объяснился в любви?!

Она что-то неразборчиво пробормотала и шефа прорвало:

— Совсем дура? Сама идиоткой прикидываешься и из меня посмешище делаешь?

— У тебя были любовницы! — отчаянно выкрикнула она.

— Три! И на всех них тебе было на#&ать!

— Мне было больно!

— Да я всё ждал, когда ж тебя сорвёт? Ни разу не сработало! Только вкалывала, как ненормальная и вываливала фонтан абсолютно безумных идей! А уж внешний вид как менялся. Закачаешься! Я стояком машины останавливал!

— Так ты это для улучшения моего цвета лица делал? — по звуку, женщина близка к клинической асфиксии.

— Ну почему же только для этого? — усмехнулся шеф, — Ты когда ревнуешь, просто огонь, а не баба становишься. В конторе работоспособность резко падает, ты знала?

— Да! Потому что работаю нормально у тебя только я одна! Откуда мне знать, на, чём в самом деле ты там хочешь жениться, на моём образовании, голове, ногах, заднице или т##ьках!

— Дура! — громоподобно рявкнул шеф. — Люблю я тебя! Всю! Люблю! Ты мне нужна! Целиком! Со всеми твоими неоправданными рисками и осмотрительностью.

Послышались всхлипывания и приглушённые чем-то звуки борьбы.

— Кретин! — бдыщ! — Идиот! — бдыщ-бдыщ! Возможно, это отработали туфли.

Мы с детективом неверяще пялились друг на друга, все теснее приникая к дверной щели.

— Я ждала этих слов столько лет! — ооочень громкий бдыщ. Наверное, это был тот самый низенький столик. — И ты дождался этого вот, — громкий всхлип, — дурацкого дня. И трупа!

— Светик! Да нет никакого трупа, мы одни тут с тобой!

— Но он сегодня тут был! — выкрикнула бесподобная женщина, вероятно, всё ещё в красном, но, сдаётся мне, уже ненадолго.

— Светка, девочка моя! Дурочка моя бешенная, пойдём домой, а? Я тебе там такое скажу... Пойдём, а?

— Нет уж, сейчас говори! — Света шмыгала, но, как и полагается железным с золотом женщинам, держалась.

— Выходи за меня, наконец, а? — и добавил резко изменившимся тоном: — Это в последний раз, имей в виду! И только попробуй сейчас мне отказать!

Что было дальше, я не знаю, потому что детектив обхватил ладонями мою голову так, чтобы мне ничего не было слышно, беззвучно смеясь. А потом он меня поцеловал. Осторожно. Вдумчиво. Сначала… И я, конечно, ответила. Мужчина, что держал сейчас меня в руках, пах надёжностью, силой и был оглушающее великолепен.

Мы сидели на полу ванной комнаты в отеле, той самой, куда ввалились несколько часов назад, и в которой Роман собирал мои-ёлкины блёстки, и целовались, как ошалелые. Жарко, долго, бесстыдно. Так, что в голове был тягучий туман, в конечностях бесподобная слабость, и я не слышала действительно ничего, только громкий гул крови и грохот своего сердца. Как ещё можно было это делать, если за дверью настоящий пожар и цунами одновременно, а мы сами пол ночи на взводе.