Спустя неопределимое в этой ситуации время, за дверью послышались осторожные шаги. Пуаро  коснулся губами моего носа, чем немало меня озадачил и поднялся к двери.

— Черт, — яростно прошипело голосом шефа, — Заклинило.

И тут Пуаро осторожно постучал с нашей стороны.

— Вить? — тихо позвал он.

— Ромыч? –донеслось удивлённое из-за двери. – Ты? Ты что там делаешь?

— Жду, когда у вас мозги расплавятся, и я выйти смогу.

— Открывай и вали, пока Света заснула

— Ты в штанах? — И тут я зажмурилась, чтобы ни в коем случае не думать о шефских "брюках". — А лучше иди и отвлекли Светку, а мы пока потихоньку выйдем

— Ты там ещё и не один что ли? Варька?! — шёпотом возмутился шеф

— Иди-иди! Только повернись избушкой к лесу, чтобы мы не ржали.

— Ослепнешь!

— От смеха не…

— Ты первым будешь!

— Да хватит вам шипеть! Светлану разбудите! — дёрнула детектива за рукав я, и он, безуспешно пытаясь скрыть улыбку, приоткрыл дверь.

Я даже выглядывать не стала, просто сразу закрыла глаза рукой и вцепилась в Романа, опять предусмотрительно сняв туфли. Он и вытащил меня из номера злоключений прочь.

— Ну теперь-то? — спросила я его, — Можно домой?

— Можно, — согласился он с тёплой улыбкой, взъерошив короткую свою шевелюру, — Я тебя отвезу? — то ли спросил, то ли поставил в известность, я так и не поняла, просто молча взяла его за руку и шагнула к очередному лифту.



42

По ночному городу дорога заняла невероятных двадцать с копейками минут. Я даже толком насладиться моментом не успела, а он был волнующим и немного щемящим: снег медленно падал крупными хлопьями на стылый асфальт, фонари роняли жёлтые круги вдоль пустынной дороги -- Настоящее рождество, когда предвкушение счастья разливается в воздухе, ты вдыхаешь его и пропитываешься этой надеждой, даже если не хочешь.

Я хотела и даже ждала. Как выяснилось, не напрасно...

Борода кололась. Причем, кололась в обе стороны. Мы попеременно шипели и морщились в вынужденных коротких паузах, щедро сдобривших поцелуй, ну потому что, собственно, борода. Но упорно целовались дальше, как те мышки и, мать_его, кактус.

Но я не возражала. Мне нравились и этот мужчина, и эта его борода, и всё, что шло за ней следом – оно было прекрасным и вкусным, и невероятно правильным, будто небушко вдруг услышало все мои молитвы и расщедрилось на этот выдающийся экземпляр. Почти эталонный. И от этого делалось панически страшно, до леденящего ужаса, сдавливающего меня изнутри.

А Ромка целовал. Горячо, вопросительно, жарко, обещающе... Как он целовал!

— Я... Сейчас...

— Сейчас, — вторил мне сорванным шёпотом.

— Упаду сейчас... — выпалила быстро, чтобы только успеть донести мысль и не рухнуть в слепящую бездну.

— Падай, — погладил шершавыми пальцами обнаженную для него шею, — Я буду держать, — прошептал совершенно серьёзно, — Всегда.

И я не устояла, вцепилась в него обеими руками, жалобно всхлипывая, пряча глаза и дрожащие губы в мужественном тепле его бороды. В него – такого нужного и ещё вчера нежданного, а теперь вдруг близкого, правильного и... как разжать руки-то теперь? Вдруг это чудо исчезнет?!

— Ключи дай, — попросил шёпотом, потирая щекотным подбородком мой висок, а когда я отдала ему связку, спрятал её в карман. — Не уходи никуда. Я после обеда прийду, — коснулся твёрдыми губами моего лба и провёл пальцами по щеке. — Тебе поспать надо.

— А тебе?

— А я разберусь, — улыбнулся так, что меня в жар бросило. — Всё, — сказал, по моему мнению, самому себе: — Я скоро.

И ушёл.

Ушёл он, вы понимаете? А я осталась одна. Вот с этими вот резиновыми коленями, исколотым подбородком, горящей кожей и трясущимися руками...

Закрыла дверь и плюхнулась прям на попу там, где стояла. Смотрела на своё многозначительно растрёпанное отражение в зеркале, на изумлённо сияющее лицо и не понимала, как вообще смогу сейчас заснуть? Сердце в моей груди колотилось так суматошно, что успокоить его сейчас могло только одно средство – дубина-по-голове. Понимаю, название сложное, в быту ныне редкое, но зато очень действенное. У меня, к сожалению или к счастью, не имелось.

С этой мыслью я и выключилась на диване. Как была. Только обувь и верхнее скинула в прихожей. И снились мне конфетти, провода и ёлочные иголки, да лестницы, на которых оставались горящие отпечатки моих ног. Я пыталась их оттереть, но у меня никак не получалось. В итоге я бросила это бестолковое занятие, смирившись с тем, что всем теперь прекрасно известно, куда и откуда я иду. А хоть бы и всем. Я не мессенджер, мне скрывать нечего.

Он пришёл, когда я почти уже выходила из ванной, после того как подкинулась на диване в ужасе оттого, что проспала. Но дом выжидающе молчал, а часы показывали половину второго.

Я бросилась в душ, смыть с себя вчерашний блеск и остаточные пузырьки и как раз чистила зубы, когда замок щёлкнул и в прихожей появился Коломбо с бумажным пакетом в руке и кривой берёзовой веткой в зубах. Мы уставились друг на друга: я с зубной щеткой, он с палкой, изо всех сил стараясь не заржать.

В общем, встретились мы уже на кухне.

А когда я разбирала пакет, не знала, отчего заливаться слезами.

Багет, круассаны, два большущих стакана лате, сыр – всё это я выудила из пакета на деревянную доску.

— Ты, конечно, лучший, — я мрачно закусила губу.

Пуаро по-хозяйски уселся на стул, и взялся за нож, который я у него немедленно перехватила.

Кто, скажите мне, приносит практически незнакомой девушке на завтрак божественного вида багет, совершенный своей свежестью, тёплостью и скульптурой, что после нашего с Пуаро давешнего прощания было особенно волнующим. В общем, багет был моим во всех смыслах и точка!

— Лучший, но что? — с интересом спросил детектив.

43

Я жадно глотнула принесённого им кофе и спросила:

— Ты зачем пришёл?

Коломбо слегка нахмурился, а я наклонилась к нему и тихо спросила:

— Хлебом меня кормить? Перед самым Новым годом? — уточнила на его нерешительный кивок. — Ты сам завтракал? — Он неопределённо покачал головой. Что, вероятно, означало, *не так чтобы очень*, — Тогда у меня для тебя плохие новости... — его о вопрос "Какие?" я буквально поймала своими губами.

Он не медлил ни мгновенья, впечатывая меня в себя так, чтобы между нами не осталось ни крохи пространства. Именно так, как я сама того страстно хотела: чтобы он был со мной немедленно всюду, чтоб касался меня всей, везде, всегда... Чтобы он стал самим воздухом для меня теперь. И ослепла, когда его руки приподняли меня, прижимая к напряжённому торсу, и бережно опустили...

Я рванулась назад, мгновенно сгорая, сгорев... мало же мне оказалось надо...

Он даже не дождался, когда я снова смогу дышать, обжигая огнём своих рук, клеймя терпким пламенем поцелуев. Недостаточным сейчас и потому до выкручивания рук мучительным и сладким. Выдохнул мне в губы, я даже не разобрала что, и совсем потерялась, когда мои глаза встретились с его черным ошалелым взглядом.

К чёрту футболку. И его кофта нам мешается тоже...

Это так и останется в моей памяти вспышками, жгучими, ранящими промедлением: стол... губы... пальцы... глаза, и я в его руках, на них...

Как целовал истово, нежно, горячо с невыносимым огнём и вопросом во взгляде. Улыбнулся, когда я не справилась с пряжкой ремня, а после поднял меня вверх, заставив обхватить себя ногами, и ринулся из кухни вон.


Как смешно стаскивал с себя штаны, не желая меня отпускать, помогал сам себе ногами и любил... целовал...

И одно только слово:

— Варька...

Я дышала тайком, чтоб ненароком не спугнуть и просто дыханием не развеять волшебство, которое нас сейчас окружало. Оно лилось на Землю томными сумерками за окном, сияло бликами цветных огоньков и вот -- расслабленно сопело на моей подушке.

— А знаешь, какие красивые у нас будут дети? — спросило моё персональное новогоднее чудо.

— Какие ещё дети? — неверяще уставилась на него я.

— Огненные, — мечтательно протянул Пуаро.

Я перевернулась не живот, удобно устроив на детективской груди подбородок.

— Скажи-ка мне, Шерлок, о каких это детях ты толкуешь? Мы знакомы-то меньше суток.

— Неправда, — детектив вытянулся, во весь свой внушительный рост и заложил руки за голову — Это ты ничего не помнишь. А вот я, — тихонько щёлкнул меня по носу, — знаю тебя уже не один год.

Да ладно.

— И где тогда ты всё это время был, я тебя спрашиваю?!

— Где был - где был? Там сейчас нет, слава богу, — пробормотал детектив. — Превращался из гусеницы в бабочку.

Я фыркнула, тоже мне Пупсень и Вупсень.

— А ты бы согласилась выйти за мента? С очень дифференцированной зарплатой, — он показал кавычки, — чокнутым капитаном и очень ненормированный рабочим днём?

— Выйти? — спросила я, по моему мнению, самое важное.

Но Ромка и не думал отвлекаться

— Ты тогда даже не заметила меня. Пришла к Витьке с какими-то наисрочнейшими бумажками, прям мимо всей его свиты. Как прошла, никто не знал. Все решили, что по неопытности — испытательный срок у тебя ещё не вышел.

А я похолодела вся. Я, конечно, помнила тот случай, мне потом влетело от нач отдела. Я действительно могла тогда вылететь из конторы, за потерю субординации, что ли?

— Я на диване сидел. Не том, что сейчас. Маленький такой у него был, помнишь?

Я покачала головой – не помнила. Я вообще у шефа в кабинете до сегодняшнего дня только два раза была, один из которых тот, о котором рассказывал сейчас Ромка.

— Получила свои закорючки и ушла. Убежала. Даже головы от бумажек не подняла.